Четыре угла коварства - Лариса Павловна Соболева
– Ты хорошо старался, я смогла за это время отрезать тебя.
– Это только говорит о твоем упрямстве, ты же не давала мне слова сказать. А из-за чего? Мне только нужна была небольшая пауза, но ты восприняла ее как оскорбление. Я же должен был как-то тебе объяснить, что шикарную жизнь обеспечить не смогу, бизнесом заниматься – прогорю, нет на это у меня таланта, вообще никаких талантов нет, я среднестатистический субъект. Ну и опасность не исключена со мной, может, ты этого не знаешь? То есть я заранее решил договориться, обозначить свои возможности, точнее, отсутствие их. Чтобы только тогда ты приняла правильное решение, а не обманулась потом и не попрекала меня – какое я не такое. У меня уже это было в жизни, я не хочу наступить на те же грабли. Пойми, мне не хотелось сделать тебя несчастной.
– Ты все это серьезно?
– Более чем. Но ты же меня слушать не стала, сразу пых-пых, «не любишь, не нужен, я сама». Ну, не нужен – так не нужен. Но ты мне нужна, как быть?
– Боже, сколько слов… ненужных, нелепых слов я слышу от человека, которого когда-то считала самым умным, самым талантливым, самым интеллигентным, воспитанным, ответственным, нежным…
– Да, все совпадает, это я. Кроме таланта, чего нет, того нет.
– Ладно. Куплю подарок и напишу письмо от Деда Мороза, что мамы подходящей пока нет, взамен он шлет Тиме подарок…
– Подходящая мама есть, но она не согласится.
– Согласится, ты хотя бы предложи…
– Предлагаю. Становись мамой для Тимки.
Тамара попала в затруднение, она совсем не о том думала.
– Павлик, у меня двое маленьких детей… с Аней трое! Аня далеко, но она есть, я забочусь о ней.
Ее смутила улыбка на его физиономии, Павел улыбался как дурак, Тамара не замечала за ним придури, поэтому даже не отреагировала, когда он обнял ее и, глядя в лицо, на полном серьезе выдал бред:
– Так и у меня трое: двое маленьких и Тима, всего шестеро. Давай объединимся, и получится в результате четверо.
– Математика у тебя хромает, – с подозрением произнесла она.
– Объясняю. У тебя Настя и Феликс, но они и у меня тоже. У тебя еще Аня, а у меня теперь Тима. По отдельности у нас по трое детей, получается шестеро на двоих. Мы женимся, и на двоих у нас будет всего четверо. Если, конечно, тебя устроит такая неудобная, непрактичная, да и никчемная в быту личность, как я.
– Ничего не поняла, но! Моя очередь думать. Я подумаю.
– Клара! – позвала Маня, заглянув в прихожую.
Та не ответила, Маня вошла, вытерла о коврик ноги, поставила сумку на скамеечку, на которой толстая Клара сидит, когда надевает обувь, сняла куртку. Прошла на кухню, снова позвала. Наконец Клара вышла из дальней комнаты:
– А, это ты… Чего пришла?
– Принесла пирог с мясом, соседка половину отвалила. Думаю, отчего ж не поделиться с подругой Кларой? Коньяк твой есть? Повод у меня и у тебя. Следователь звонил, сказал, все гады ползучие и подлюки пойманы, бояться нам некого.
– Вот так прямо сам позвонил? – не верилось Кларе.
– Сама в уважительном удивлении: следователь, а человек хороший. Во как бывает, не забыл про нас. Сказал еще, до суда теперь не побеспокоит. Не побеспокоит! Мне такого никто не говорил. Вот… вот прямо душевный человек, за такого парня не грех и выпить. Ой, была б я помоложе… Так есть коньяк?
– А ты скажи, чего у меня нет! – заулыбалась Клара. – Все есть.
И то верно, у Клары не только коньяк собственного изготовления, но и огурчики солененькие, и помидорчики, и капусточка квашеная, и вареники с картошкой, а еще колбаска домашняя, на рынке купленная. Нарезали пирог, подогрели вареники, в рюмки налили, выпили.
– Знаешь, – с набитым ртом сказала Маня, – вот так хорошо иногда бывает… как сейчас. И тепло, и еда в изобилии, и выпить для настроения. Чего еще для счастья надо? Наливай. У меня тост. – Подняв рюмку, она от всего сердца сказала: – Мы с тобой так подружились, ты мне так помогала… Хочу тебе пообещать: если плохо станет, зови, всегда прибегу.
– Ой, спасибо. Хорошая ты, Маня.
Выпили. И вдруг Маньке захотелось петь.
– А что петь-то? – озадачилась Клара. – Сейчас песни… три слова повторяют и повторяют, как заевшая пластинка.
– Давай старинное что-нибудь. Начинай, у тебя же голос…
– Ой, да какой там голос, орать все умеют. Так… – Клара прокашлялась, вытерла салфеткой губы и запела: – Виновата ли я, виновата ли я, виновата ли я, что люблю-у-у?
– Ух, как душевно! – потрясла кулачками Маня от удовольствия и подхватила громко: – Виновата ли я, что мой голос дрожал, когда пела я песню ему-у-у?
