Луиза Пенни - Время предательства
– Я ничего не хочу знать про ваш символ, – перебила ее Николь, обращаясь к Габри и Оливье.
– Она практически везде оставляла подсказки, – сказала Мирна. – Наверное, ее это ужасно расстраивало.
– Расстраивало? – переспросила Клара. – Это было не слишком очевидно, знаешь ли.
– Неочевидно для тебя, – возразила Мирна. – И для меня. И для любого из нас. Но женщине, которая не привыкла говорить о себе и о своей жизни, вероятно, казалось, что она просто обнажается перед нами. Вы же понимаете, как это бывает. Когда мы что-то знаем и отпускаем намеки, они кажутся нам такими очевидными. Она, вероятно, считала нас сборищем идиотов, оттого что мы не слышали ее.
– Но что такого она говорила? – спросил Оливье. – Что Виржини до сих пор жива?
– Последнюю подсказку она оставила у меня под елкой, когда думала, что не вернется, – сказала Мирна. – В открытке говорилось, что здесь ключ к ее дому. Который откроет все секреты.
– Ее альбатрос, – подхватила Рут.
– Она подарила вам альбатроса? – спросила Николь.
Ничто в Трех Соснах и в этих людях ее больше не удивляло.
Мирна рассмеялась:
– В некотором роде. Она подарила мне вязаную шапочку. Мы думали, она сама ее связала, но шапочка была слишком старая. И на ней метка. «МА».
– Ма, – сказал Габри. – Значит, шапочка принадлежала ее матери.
– Как ты называл свою мать?
– Ма, – ответил Габри. – Ма. Мама.
Наступило молчание. Мирна кивнула:
– Вот именно. Не «ма», а «мама». Там стояли инициалы, как и на всех других шапочках. Мадам Уэлле связала эту шапочку не для себя.
– Тогда для кого? – спросила Рут.
– Шапочка принадлежала убийце Констанс.
Вильнёв нажал кнопку звонка, и соседка открыла дверь.
– Гаэтан, вы за девочками? – спросила она. – Они играют в подвале.
– Non, merci, Селеста. У меня к вам просьба: позвольте воспользоваться вашим компьютером. Мой забрала полиция.
Селеста перевела взгляд с Вильнёва на крупного небритого человека с синяком и порезом на щеке. В ее глазах промелькнуло сомнение.
– Прошу вас, – сказал Вильнёв. – Это важно.
Селеста согласилась, но продолжала внимательно следить за Гамашем, когда они с Вильнёвом быстро прошли по дому в столовую, где на маленьком письменном столе стоял ноутбук. Гамаш, не медля ни секунды, вставил флешку в порт. Раскрылся проводник.
Гамаш кликнул по первому файлу. Потом по следующему. Записал несколько слов.
«Проницаемый. Нестандартный. Обрушение».
Но одно слово заставило его задуматься. Он уставился на экран.
«Мостовая опора».
Он стал быстро возвращаться назад, еще назад, потом вскочил со стула так быстро, что Селеста и Гаэтан отпрыгнули.
– Позвольте воспользоваться вашим телефоном.
Не дожидаясь разрешения, он схватил трубку и набрал номер:
– Изабель, речь идет не о туннеле. О мосте. О мосте Шамплейна. Я думаю, взрывчатка закреплена на мостовых опорах.
– Я пыталась связаться с вами, сэр. Они не хотят закрывать туннель. Они мне не верят. И вам тоже. Если они не хотели закрывать туннель, то уж мост точно не закроют.
– Я отправляю тебе отчет, – сказал он, снова садясь за компьютер. – У тебя будут доказательства. Закрой мост, Изабель. Даже если для этого придется лечь поперек проезжей части. И вызывай группу разминирования.
– Да, сэр. Есть еще кое-что.
Он понял по тону ее голоса:
– Жан Ги?
– Я не могу его найти. В управлении его нет, дома тоже. Звонила на сотовый – он отключен.
– Спасибо, – сказал Гамаш. – Закрой мост.
Он поблагодарил Селесту и Гаэтана Вильнёва и направился к двери.
– Так это мост? – спросил Вильнёв.
– Ваша жена узнала об их планах, – ответил Гамаш, торопливо шагая к машине. – Попыталась их остановить.
– И они ее убили, – сказал Вильнёв, следуя за Гамашем.
Гамаш остановился и повернулся к Вильнёву:
– Oui. Она поехала на мост, чтобы окончательно убедиться. Чтобы увидеть все своими глазами. Она собиралась привезти это доказательство, – он поднял руку с зажатой в ней флешкой, – на рождественскую вечеринку и передать человеку, которому можно доверять.
– Они ее убили, – повторил Вильнёв, пытаясь осознать то, что стоит за этими словами.
– Она не упала с моста, – сказал Гамаш. – Ее убили под мостом, когда она пошла проверить опоры.
Он сел в машину.
– Заберите ваших дочерей. Уезжайте из дома в отель. И возьмите с собой соседку и ее семью. Не пользуйтесь кредитками. Платите наличными. Сотовый оставьте дома. Оставайтесь в отеле, пока все не закончится.
– Почему?
– Потому что я отправил файлы из дома вашей соседки и воспользовался ее телефоном. Они поймут, что мне все известно. И что вам тоже известно. Они скоро будут здесь. Уезжайте. Поспешите.
Вильнёв побледнел и отшатнулся от его машины, потом, спотыкаясь, побежал по снегу и льду к своим девочкам.
– Сэр, – сказал Тесье, просматривая сообщения, – я должен показать вам это.
Он передал смартфон старшему суперинтенданту Франкёру.
Гамаш возвращался в дом Вильнёва. И что-то отправил по электронной почте инспектору Лакост с компьютера в соседнем доме.
Когда Франкёр увидел, что именно отправил Гамаш, его лицо окаменело.
– Устранить Вильнёва и соседа, – вполголоса приказал он Тесье. – И Гамаша с Лакост устранить. Нужно все зачистить.
– Да, сэр.
Тесье знал, что означает «зачистить». Он своими руками зачистил Одри Вильнёв.
Пока Тесье отдавал распоряжения, Франкёр смотрел, как плоские поля за окном переходят в холмы, леса и горы.
Гамаш подобрался вплотную, но и они были уже совсем рядом.
Старший инспектор Гамаш вытянул шею, пытаясь увидеть, почему застопорилось движение. Они почти не двигались по узкой улице внутри квартала. На перекрестке он увидел городского копа и ограждение. Гамаш подъехал к копу.
– Проезжайте, – скомандовал тот, даже не взглянув на водителя.
– Отчего пробка? – спросил Гамаш.
Коп посмотрел на Гамаша как на сумасшедшего:
– Вы что, не знаете? Парад Санта-Клауса. Проезжайте, вы задерживаете других.
Тереза Брюнель стояла сбоку от окна и смотрела на дорогу.
Она знала, что уже скоро.
Но продолжала слушать историю Мирны. У этой истории был длинный хвост. Он тянулся назад на десятилетия. Простирался почти за память живущих поколений.
До святого, до чуда и рождественской шапочки.
– «МА», – сказала Мирна. – Вот в чем ключ. На каждой шапочке мать вывязала инициалы. «МК» – для Мари-Констанс и так далее.
– И кто же скрывается за «МА»? – спросила Клара.
Она перебрала в уме имена девочек. Виржини, Элен, Жозефин, Маргерит, Констанс. Никого, чье имя начиналось бы с «А».
И тут ее глаза широко распахнулись и засияли. Она посмотрела на Мирну:
– Почему все считают, что их было всего пять? Конечно, их было больше.
– Больше чего? – спросил Габри.
Но Оливье уже понял.
– Больше детей, – ответил он. – Когда девочек забрали у родителей, Уэлле наделали еще.
Мирна медленно кивала, наблюдая, как до них доходит правда. Теперь-то ей казалось таким очевидным, включая намеки Констанс. Но очевидным это стало лишь после того, как она прочла письмо Армана.
Когда у Мари-Ариетт и Исидора забрали любимых дочерей, что им оставалось, кроме как родить еще детей?
В своем письме старший инспектор Гамаш сообщал, что отдавал шапочку на анализ ДНК. На ней обнаружилось его ДНК и ДНК Мирны – они оба недавно держали шапочку в руках. Еще нашли ДНК Констанс и одну неизвестную. Похожую на ДНК Констанс.
Гамаш признался, что сначала он подумал, будто это ДНК отца или матери, но криминалист сказал, что это ДНК сестры или брата.
– Еще одной сестры, – сказала Клара. – Мари-А.
– Но почему никто не знал о младшей сестре? – спросил Габри.
– Бог ты мой, – рявкнула Рут, с отвращением глядя на Габри. – Я-то думала, что тот, кто сам практически художественный вымысел, должен лучше разбираться в мифах.
– Ну, когда я вижу горгону, то сразу ее узнаю.
Габри сверлил взглядом Рут, а она смотрела на него так, будто хотела превратить в камень.
– Слушайте, – сказала наконец Рут. – Пятерняшки считались чудом, верно? Бесплодная земля дала богатый урожай. Прощальный дар брата Андре. И как бы выглядело, если бы мамочка стала еще плодить детишек? О чуде пришлось бы забыть.
– Доктор Бернар и правительство сообразили, что мамочка снесла золотые яйца, а теперь должна остановиться, – сказала Мирна.
– Скажи такое я, меня бы кастрировали, – пробормотал Габри на ухо Оливье.
– Но неужели это так волновало людей? – спросил Оливье. – По-моему, пятерняшки оставались бы удивительным явлением независимо от того, сколько братьев и сестер у них было бы.
– Однако как акт Божьего благоволения они были особенно удивительным явлением, – сказала Мирна. – Как раз этим и торговали доктор Бернар и правительство. Не цирковой трюк, а деяние Божье. Во время Великой депрессии и войны люди ходили к ним не просто посмотреть на одинаковых девочек, а увидеть надежду. Доказательство существования Бога. Щедрого и доброго Бога, принесшего дар бесплодной женщине. Но если мадам Уэлле вовсе не была бесплодна? Если у нее рождались и другие дети?
