Луиза Пенни - Время предательства
А потом рассказала бы о своих находках.
Премьер Ренар поверил бы ей. Она не сомневалась.
«Да, – подумал Гамаш, – кому, как не Ренару, было знать, что она говорит правду». Он завел двигатель и двинулся в центр Монреаля.
Проехав несколько кварталов, он остановился у телефона-автомата.
– Дом Лакост, – раздался детский голосок. – Говорит Мелани.
– Твоя мама дома, детка?
«Пожалуйста, – взмолился Гамаш. – Пожалуйста».
– Минуточку, s’il vous plait. – Потом раздался крик: – Мама, мама, тебя к телефону!
Еще несколько секунд, и он услышал голос инспектора Лакост.
– Oui?
– Изабель, не могу говорить долго. Намеченный объект – туннель Виль-Мари.
– Боже мой, – вполголоса проговорила она.
– Мы должны его закрыть. Немедленно.
– Поняла.
– И, Изабель… Я подал заявление об отставке.
– Да, сэр. Извещу остальных. Они захотят знать.
– Удачи, – сказал он.
– А вы? Вы куда?
– Назад в Три Сосны. Я там оставил кое-что. – Он помолчал, потом сказал: – Ты можешь найти Жана Ги? Позаботься, чтобы с ним сегодня ничего не случилось.
– Я постараюсь убрать его как можно дальше от всех этих событий.
– Merci.
Он повесил трубку, позвонил Анни и предупредил, чтобы она держалась подальше от центра города, после чего вернулся в машину.
Сильвен Франкёр ехал на заднем сиденье черного внедорожника. Тесье сидел рядом с ним. За ними ехал фургон без номерных знаков еще с двумя агентами и необходимым оборудованием.
Франкёр был рад случаю убраться из города – он представлял, что там должно случиться. Подальше от потрясений, подальше от возможных обвинений. Ничего такого к нему не прилипнет, если он вовремя доберется до этой деревни.
Все быстро шло к финалу.
– Гамаш не стал заезжать в управление, – прошептал Тесье, глядя на свой прибор. – Он в восточной части Монреаля. В доме Вильнёв. Не заехать за ним?
– А чего нам беспокоиться? – сказал, улыбаясь, Франкёр. Все складывалось идеально. – Мы обыскали дом. Он там ничего не найдет. Он теряет те крупицы времени, что остались. Думает, что мы поедем за ним. Пусть так и считает.
Тесье не смог найти Три Сосны ни на одной карте, но это не имело значения. Они приблизительно знали, где расположена деревня – близ того места, где всегда исчезал сигнал Гамаша. Но «приблизительно» не устраивало осторожного Франкёра. Он не хотел никаких задержек, никаких неизвестностей. Поэтому он действовал наверняка. Нашел того, кто точно знал, где находится деревня.
Франкёр посмотрел на изможденного человека за рулем.
Жан Ги Бовуар крепко сжимал баранку, на его лице застыло бессмысленное выражение. Он вез их прямо в Три Сосны.
Оливье выглянул из окна. С чердака Мирны открывался панорамный вид на деревню – на три громадные сосны и на главную дорогу, ведущую из деревни.
– Ничего, – сказал он, вернулся и сел рядом с Габри.
Тот положил свою большую руку на изящное колено Оливье.
– Я отменил репетицию хора, – сказал Габри. – Наверно, не стоило этого делать. Пусть бы все шло как обычно. – Он посмотрел на Оливье. – Боялся, что напортачу.
Снова воцарилось молчание. Тяжесть ожидания.
– Давайте я расскажу вам историю, – сказала Мирна, подтаскивая свой стул ближе к печке.
– Мы тут не в детском саду, – огрызнулась Рут, но посадила Розу к себе на колени и повернулась к Мирне.
Оливье и Габри, Клара, Жиль и агент Николь – все сели потеснее вокруг теплой печки. Подошел Жером Брюнель, но Тереза осталась у окна – смотреть на дорогу. Анри лежал рядом с Рут и глядел на Розу.
– История будет о призраках? – спросил Габри.
– Вроде того, – сказала Мирна.
Она взяла с кофейного столика плотный конверт. На нем аккуратным почерком было написано: «Мирне».
На столе лежал такой же конверт с надписью: «Инспектору Изабель Лакост. Прошу передать лично».
Мирна нашла их у себя в почтовом ящике сегодня рано утром. За кофе она прочла письмо, адресованное ей. Но конверт для Изабель Лакост оставался запечатанным, хотя Мирна подозревала, что там написано почти то же самое.
– В давние-стародавние времена один бедный фермер и его жена молили Бога даровать им детей, – начала Мирна. – Их земля была бесплодной, и, судя по всему, бесплодием страдала и жена. Но она так хотела иметь детей, что поехала в Монреаль, в Ораторий к брату Андре. Она на коленях поднялась по длинной лестнице, читая молитву «Аве Мария»…
– Варварство, – пробормотала Рут.
Мирна замолчала и посмотрела на старую поэтессу.
– А теперь слушайте внимательно. Дальше важное.
То ли Рут, то ли Роза пробормотала:
– Фак-фак-фак.
Но обе слушали.
– И произошло чудо, – возобновила рассказ Мирна. – Восемь месяцев спустя, на следующий день после смерти брата Андре, на крохотной ферме в центре Квебека родились пять младенцев. Принимали их повивальная бабка и сам фермер. Поначалу они испытали страшное потрясение, но потом фермер взял дочерей на руки, подержал их и обнаружил в себе любовь, какой не знал никогда прежде. То же чувствовала и его жена. То был самый счастливый день в их жизни. И последний счастливый день.
– Ты рассказываешь о пятерняшках Уэлле, – сказала Клара.
– Ты так думаешь? – спросил Габри.
– Вызвали доктора, – мелодичным спокойным голосом продолжала Мирна, – но он не поехал в метель на какую-то нищенскую ферму, где его ждала оплата репой. А может, и та не ждала. Поэтому он улегся спать, понадеявшись на повивальную бабку. Но на следующее утро, узнав, что родились пятерняшки и все они живые и здоровые, он отправился на ферму. Сфотографировался вместе с девочками.
Мирна снова замолчала и оглядела собравшихся, задерживая взгляд на каждом. Она говорила тихим голосом, словно приглашая их поучаствовать в заговоре.
– В тот день родилось нечто большее, чем пятерняшки. Родился миф. А с ним родилось и что-то еще. Что-то с длинным темным хвостом. – Голос ее зазвучал еще тише, и все подались к ней. – Родилось убийство.
Арман Гамаш ехал по туннелю Виль-Мари. Он хотел выбрать другой маршрут. Поехать в объезд. Но через туннель лежал самый короткий путь к мосту Шамплейна и из Монреаля в Три Сосны.
Он ехал по длинному темному туннелю, отмечая трещины, отвалившуюся плитку, обнажившуюся арматуру. Как же это он столько раз проезжал здесь и ничего не видел?
Гамаш снял ногу с педали газа, скорость его машины упала, и другие участники движения принялись давить на кнопки гудков. Жестикулировали, обгоняя его. Но он почти не замечал их. Его мысли возвращались к разговору с месье Вильнёвом.
Он свернул на следующий съезд и нашел телефон в кофейне.
– Bonjour, – раздался тихий, усталый голос.
– Месье Вильнёв, говорит Арман Гамаш.
Молчание на другом конце.
– Из полиции. Я только что был у вас.
– Да, конечно. Я забыл ваше имя.
– Полиция вернула машину вашей жены?
– Нет. Но они вернули то, что нашли в ней.
– Какие-нибудь бумаги? Портфель?
– У нее был портфель. Но его они не вернули.
Гамаш потер лицо и с удивлением почувствовал щетину. Неудивительно, что Вильнёв не торопился приглашать его в дом. Он, вероятно, похож на бродягу с этой серой щетиной и синяком на физиономии.
Он сосредоточился. Одри Вильнёв собиралась на рождественскую вечеринку. Она была возбуждена, радостна, может, даже испытывала облегчение. Наконец-то она сообщит о своих находках человеку, который может предпринять какие-то меры.
Вероятно, она ожидала, что с ее плеч упадет огромный груз.
Но она не могла не понимать, что премьер Квебека не поверит ей на слово, какой бы привлекательной она ни казалась в новом платье.
Она собиралась представить ему доказательства. Доказательства, которые везла с собой на вечеринку.
– Алло? – сказал Вильнёв. – Вы еще на проводе?
– Одну минуточку, пожалуйста, – откликнулся Гамаш.
Он почти нашел. Почти нашел ответ.
Одри, вероятно, взяла с собой на вечеринку сумочку, но не портфель или папку. И не отдельные бумаги. Как же она собиралась передать премьеру доказательства?
То, что нашла и что не смогла найти Одри Вильнёв, и стало причиной ее смерти. Сделай она еще один шаг – и вышла бы на человека, который стоял за всем этим. На того самого человека, к которому она собиралась обратиться. На премьера Жоржа Ренара.
– Позвольте, я вернусь? – спросил Гамаш. – Мне нужно увидеть, что находилось у нее в машине.
– Почти ничего, – сказал Вильнёв.
– И все равно я должен посмотреть.
Гамаш повесил трубку, развернул машину и снова проехал по туннелю Виль-Мари. Он ехал, затаив дыхание, как ребенок, идущий по кладбищу. Несколько минут спустя он уже выходил из машины у дома Вильнёва.
Жером сидел на подлокотнике кресла Мирны. Все смотрели на Мирну и внимательно слушали ее историю. Историю чудес, мифа и убийства.
Все, кроме Терезы Брюнель. Она стояла у окна, слушала, но смотрела на улицу. На дорогу, ведущую в деревню.
