Кэрол Дуглас - Кот в малиновом тумане
— Вы когда-нибудь сомневались в своем выборе?..
— Сделаться монахиней? Или в своем учительском призвании? — удивленные глаза сестры Стефании за толстыми стеклами очков впились в сконфуженное лицо Темпл, затем ее взгляд наполнился невыразимым участием, которое Темпл всегда в ней чувствовала. — Никогда.
Ее губы твердо сжались. Потом она сказала:
— Но я всегда сомневаюсь в невинности, если она является щитом для дьявольских дел. А те, кто делают зло, ходят среди нас, мисс Темпл. Они вокруг нас.
Суровый тон монахини был более убедителен, чем убаюкивающая латынь отца Фернандеса. Темпл оглядела залитую солнцем детскую площадку, чувствуя внезапный холодок внутри. Неужели и здесь тоже присутствует зло? Но какое зло? Питер Бернс в тюрьме. Все закончилось, разве нет?..
Она увидела, что Молина с дочерью уже ушли. Теперь Мэтт стоял в одиночестве рядом с двумя кошачьими переносками под зеленым и фиолетовым пологом олеандра, наблюдая за отцом Фернандесом с выражением, которого Темпл не могла определить: очень пристально, то ли сердито, то ли с какой-то угрюмой жадностью.
Мэтт когда-то тоже носил такую сутану, и благословлял, если не на латыни, то хотя бы на английском, и если не животных, то людей наверняка. Темпл сама видела, как он благословлял мисс Тайлер, когда она лежала больная. Елеосвящение, так это называлось, а еще — соборование, в более тяжелых случаях. Как себя чувствует тот, кто наделен такой невидимой силой, поставлен в позицию арбитра между Богом и человеком? Или Мэтт считал себя простым посредником? «Интермедиарий» — вот как это будет на латыни. Длинное латинское слово, из тех, которые ты так любишь.
Она наблюдала за Мэттом с участием, вспоминая, как ему не хотелось, бывшему священнику, осуждать непонятное поведение отца Фернандеса в странных обстоятельствах, сопутствовавших смерти мисс Тайлер. И как тяжело было ему самому переносить осуждение отца Фернандеса, который не был бывшим священником.
— Это всегда нелегко, дорогуша, — успокаивающий голос сестры Стефании вывел ее из задумчивости. — Осуждать людей. Осуждать обстоятельства. Я тоже делала ошибки, — добавила она, поморщившись, точно отхлебнула кислого лимонада.
Темпл посмотрела на Мэтта. И он тоже. Совершал ошибки.
А может, продолжает их совершать?..
Глава 3
Мрачное паломничество
Мэтт навидался казенных помещений с их унылым интерьером — простым, функциональным и вечно как будто слегка грязноватым, вне зависимости от усердия уборщиц.
В окружной тюрьме Лас-Вегаса к этому добавлялась еще одна деталь: неуловимая атмосфера грязных дел, творившихся теми, кто коротал срок за этими стенами.
Мэтт записал свое имя в листе посетителей и передал его охраннице в коричневой униформе. Та приколола гостевой бейджик к воротнику его трикотажной рубашки спортивного покроя. Охранница была невысокой и плотно сбитой, с очень коротко, почти по-солдатски стрижеными и вытравленными перекисью волосами. Несмотря на кобуру, болтающуюся на ее увесистых бедрах, она выглядела не более опасной, чем пожилая парикмахерша, вооруженная феном для волос.
Внешность, — напомнил себе Мэтт, — бывает обманчива.
Его собственная внешность была тому ярким примером.
— Лейтенант Молина сказала — окей, — произнесла женщина в виде устного подтверждения законности его визита. — У заключенного пока нет адвоката, чтобы с ним церемониться.
— Я слышал, он вызвался сам себя защищать.
Женщина подняла на него глаза:
— Слышали старую поговорку?..
– «Тот, кто сам себя представляет в суде, имеет в клиентах идиота».
Она кивнула:
— Вы адвокат?
Мэтт развел руки в стороны, демонстрируя свой наряд — спортивную рубашку и слаксы цвета хаки:
— Я что, похож? Разве адвокаты так одеваются?
Ее губы раздвинулись в улыбке — самая большая эмоция, которую охранница могла себе позволить при своей суровой бюрократической работе. Кивком она разрешила ему пройти.
Все, кто находился внутри, за проходной, были либо вооружены, либо носили гостевые бейджики, такие же, как у Мэтта. Его, наконец, повели в помещение для свиданий — безликое место, которое он хорошо представлял себе после многих фильмов и телепередач. По пути он надеялся, что увидит там, как и было показано в этих фильмах, перегородку из толстого стекла, оснащенную телефонными трубками для переговоров по обе стороны — просто потому, что мысли о привычном оборудовании отвлекали его от трудной миссии, которая ему предстояла. Его постоянная работа и заключалась в том, чтобы беседовать с людьми по телефону. Правда, там он никогда не видел их лиц.
Как и предполагал Мэтт, помещение для свиданий отвечало телевизионным клише: жесткие стулья, стеклянная перегородка, отделяющая посетителей от их визави. Обстановка напомнила ему взорванную исповедальню, где торчали сиротливые остатки мебели, странно устоявшие после того, как стены, обеспечивавшие конфиденциальность, были снесены взрывом.
Слово, которое пришло ему на ум: «голое». Голое помещение. Скучающий, но зоркий охранник, вполне одетый, нисколько не противоречил этому определению.
Мэтт сел, куда ему указали, и стал ждать.
Через пару минут дверь позади перегородки отворилась. Вошел тот, ради кого он сюда явился — заключенный, одетый в оранжевый тюремный комбинезон.
Маленький и тощий, он выглядел почти мальчишкой в этом наряде, но ничего мальчишеского не было в выражении его лица, когда он увидел визитера: отвращение, мгновенно перешедшее в презрение. А Мэтт даже не был с ним знаком.
Чье-то презрение всегда заставляло Мэтта нервничать и внутренне сжиматься, как будто он сделал что-то плохое и забыл об этом. Соберись, — сказал он себе. Именно сейчас ты изо всех сил пытаешься сделать правильную вещь, только нужно понять, как начать разговор. Кто из них лгал? Озлобленный шантажист, заключенный в тюрьму, или благочестивый приходской священник?.. Во время своей яростной кампании по уничтожению прихода Девы Марии Гваделупской Бернс грозился, что выведет на чистую воду отца Фернандеса, как растлителя малолетних. Было ли это пустой угрозой, не имеющей под собой никакой почвы, или правдой, хотя и высказанной неприятным субъектом? Мэтт был единственным на земле человеком, кроме этих двоих, знавшим о шантаже. Отец Фернандес, разумеется, все отрицал, но ведь отрицание — стиль жизни для тех, кто подвержен нечестивым занятиям. В любом случае, сообщит ли Мэтт об обвинениях шантажиста в епархию, или нет, он может оказаться соучастником монстра. Или одного, или другого. Он должен выяснить правду — ради собственного спокойствия. Успех миссии зависел от того, сумеет ли он правильно провести беседу с сидящим перед ним преступником. Вообще-то, обычно Мэтт умел общаться с людьми, но все же он привык иметь дело с благонамеренными гражданами.
Питер Бернс был настолько неблагонамерен, насколько это можно было вообще представить. Он был нераскаявшийся убийца — причем, демонстративно нераскаявшийся.
— Ну-ну, — Бернс уселся напротив Мэтта на стул и взял трубку, — какая жертва со стороны такого святоши! Никто из прихода Божьей Матери Гваделупской меня не навестил, кроме тебя.
— Я не из прихода Девы Марии Гваделупской.
— Не держи меня за дурака, ладно? Ты точно ошивался там, я тебя видел. Что ты там забыл, если ты не из прихода?
— Сестра Стефания попросила меня помочь разобраться с непристойными звонками.
— А ты что у них, вместо автоответчика?
Мэтт не отреагировал на его выпад:
— Я работаю на телефоне доверия. Горячая линия.
— Вот тебе и монахиня. Напоролась на звонки с непристойностями и кинулась звонить в службу доверия жаловаться!
Мэтт не стал вдаваться в подробности и объяснять, что все было совсем не так.
— Вам эти звонки доставляли радость? — спросил он.
— Мне? Я забыл, что такое радость года эдак в четыре, церковь свидетельница.
— А как насчет кошек? Вам нравилось их мучить?
— Честно говоря, да, — Бернс откинулся на спинку стула. Его ноги со стуком уперлись в перегородку, и Мэтт чуть не подпрыгнул: единственные барьеры, на которые он мог полагаться в этом конкретном случае, были психологическими.
Бернс наблюдал за ним с широкой улыбкой — он откровенно издевался.
— Сказать по правде, я наслаждался всем, что я делал — с кошками, с монашками, со старой ведьмой в ее кошкином доме. Это было как разрешение на празднование Хэллоуина, прикинь? Очень раскрепощает.
— Я бы не сказал, — Мэтт выразительно окинул взглядом окружающий ландшафт.
Бернс пожал плечами:
— Пф!.. Как тебя зовут, кстати?
— Мэтт Девайн.
— Вау! — застывшая улыбка Бернса раскололась еще шире — он так и покатился от визгливого смеха. — Самое оно! Девайн! Типа, «преданный долгу»! Да еще и Матфей, в честь одного из четырех новозаветных гуру. Могу поспорить, что ты был прирожденным любимчиком всех учителей в какой-нибудь школе Святой Малярии Аллилуйской! Старая сестра Мария Малярия позвала — и ты побежал, как хороший мальчик, полоскать тряпку от мела и искать безобразника, который хулиганит по телефону. И что ты сделаешь? Вытряхнешь тряпку с мелом мне в лицо? Ой, боюсь, боюсь!.. Не затрудняйся — я горжусь тем, что я совершил. И ни один святоша не заставит меня в этом раскаяться. Так чего тебе тут надо, мистер Матфей Ди-и-ивайн?[9]
