Ирина Шанина - Boys
— Что стоишь, дура? — возопил мой недавний пленник, пытаясь подтянуться на руках, отчего машина просела еще ниже. — Не видишь, мы тонем!
Я на него даже не обиделась. Трудно ожидать вежливого обращения от человека, по природе своей грубого и невоспитанного, находящегося к тому же в состоянии аффекта. Ничего не ответив, я легла на живот и протянула Ваське лыжу. Он вцепился в нее обеими руками, а я попыталась отползти подальше от края полыньи, подтягивая лыжу вместе с Васькой. Дело продвигалось крайне медленно; Василий, как я уже упоминала раньше, был крупным мужчиной с хорошо развитой мускулатурой, тащить его было нелегко. Я старалась, но эффективность приложенных усилий оставалась низкой, а время, увы, работало не на нас. Пока я спасу этого, двое других утонут.
Чтобы дело пошло побыстрее, Васька активно отталкивался ногами, причем точкой опоры ему служил корпус машины. С каждым рывком автомобиль проседал все ниже и ниже. Наконец Ваське удалось навалиться животом на край полыньи. Он решительно отбросил лыжу, подтянулся на руках и вылез на крепкий лед. Встав на ноги, недобро зыркнул в мою сторону, но отношения выяснять не стал, потому что в дверном проеме показалась голова Георгия. Я на всякий случай отошла подальше, готовая в любой момент дать деру. Через пару минут Георгий тоже выбрался и встал рядом с Васькой. Одежда у них была насквозь мокрая, и если в течение ближайших двадцати минут они ее не сменят, я вообще могу не беспокоится: в следующий раз я увижусь с ними на похоронах. Причем они будут лежать в гробу, а я — стоять в толпе скорбящих.
В очередной раз я подивилась мудрости Востока. Ведь есть же у них поговорка «Сиди спокойно у реки, и рано или поздно мимо проплывет труп твоего врага». В моем случае вместо реки озеро, но суть от этого не меняется.
Через минуту стало ясно, что восточные мудрости не всегда нам подходят, а я рановато расслабилась. Мои враги выглядели потрепанными и замерзшими, но до трупного окоченения им было еще далеко. Вместо того что-бы кинуться на выручку оставшемуся в машине Илье, они двинулись в мою сторону.
— Эй, — крикнула я, пятясь задом, — вы чего это задумали?!
Они ничего не ответили, лишь прибавили шагу. Сообразив, что мирные переговоры не состоятся, я развернулась и побежала. Каждый шаг больно отдавался в ушибленной ягодице, разбитая губа на морозе тоже вела себя не самым лучшим образом, и, наверное, не было в данную минуту человека несчастнее меня — как обидно проиграть на последней минуте!
Они догнали меня метров через пятьдесят. Здоровый лось Васька налетел сзади, и я упала, успев, правда, выставить вперед руки, чем здорово смягчила приземление. Противник тоже не удержался на ногах и свалился прямо мне на спину. Весил он по ощущениям моей спины килограммов триста, не меньше. И все эти триста килограммов сейчас давили на травмированную левую ягодицу. С трудом сдерживая крик, я подумала, что некоторым, чтобы стать убийцей, достаточно всего лишь неудачно свалиться кому-нибудь на спину. Переломанные ребра и смерть в результате асфиксии этому «кому-нибудь» гарантированы. Дышать становилось все труднее, поэтому я страшно обрадовалась, услышав голос Георгия, хотя произнес он вовсе не приятную фразу:
— Что развалился? — Это, очевидно, относилось к собрату по тайному ордену. — Быстро поднимаем ее и в прорубь.
Сначала я решила, что ослышалась. Так не бывает, чтобы живого человека, тем более знакомого человека, вот так бросали в прорубь. И это говорит бывший мужчина моей мечты! Кому после этого можно верить? Правда, он не давал мне никаких обещаний и не делал авансов. Но разве можно бросать в прорубь женщину, которая недвусмысленно выказывала свою симпатию? Даже если не желаешь отвечать на ее чувства, вполне достаточно просто объясниться, не прибегая к такой крайней мере, как убийство. Я не успела толком расстроиться по этому поводу, как Васька поднялся, при этом не нарочно, но очень болезненно заехав коленом в мою гематому.
Я поверила, что они сделают это, когда до проруби осталось не больше десяти шагов. Ноги мои сразу подкосились, и я тяжелым кулем повисла на руках у недругов.
— Что это с ней? — удивился Васька.
Они остановились. Для меня это была какая никакая, а передышка. Теперь надо было как можно дальше оттянуть момент сбрасывания в прорубь. Рассудив, что садисту Гоше неинтересно сбрасывать человека, находящегося в бессознательном состоянии, я закатила глаза.
— Кажется, она в обмороке, — деловито заявил Георгий, приподняв мне веко.
— И фиг с ней, — вступил в разговор Васька. — Даже еще лучше, сунем ее в воду — она сразу ко дну.
— Нет, — резко возразил Георгий. — Сей-час мы ее быстро в чувство приведем.
Я почувствовала, как хватка со стороны Георгия слегка ослабла; он явно собрался что-то сделать. Через минуту я уже знала, что. Бывший мужчина моей мечты набрал полную ладонь снега и растер мне лицо. Колючий снег разбередил ссадину над верхней губой. Даже если бы я действительно была в обмороке, после такого немедленно очнулась бы. Я охнула, а этот негодяй удовлетворенно заметил:
— Вот видишь, я же говорил, что она придет в себя.
— Давай быстрее, — невежливо торопил Георгия прагматичный Васька, явно желающий как можно быстрее избавиться от меня. — Что ты с ней возишься? Какая тебе разница, соображает она или нет?
— Заткнись, — оборвал его Георгий. — Не надо было языком молотить. Она теперь слишком много знает…
Он не закончил фразу, но было и так понятно, что делают с теми, кто знает слишком много. Таким многознающим людям рады только преподаватели в университете в период сессии.
Я подумала, что, раз уж я все равно «пришла в себя», не худо было бы попробовать договориться. Не особо надеясь на успех задуманного мероприятия, я все же начала разговор:
— Ребята!
Это обращение — в меру дружелюбное, в меру нейтральное — показалось мне самым удачным. От неожиданности «ребята» слегка остолбенели. Георгий промолчал — я, впрочем, и не рассчитывала, что он ответит, — а вот Васька прореагировал самым предсказуемым образом. Он остановился и удивленно спросил:
— Чего?
Я попыталась добавить бархатистости тембру, что после долгого пребывания на морозе оказалось совсем не просто. Связки не модулировали, поэтому вместо проникновенной речи из моего горла вырвался хрипловатый клекот, очень развеселивший Василия. Говорят, даже с маньяком можно попробовать договориться; главное, чтобы он, маньяк, перестал видеть в тебе анонимную жертву, а увидел личность, человека. Мне вот с ходу удалось вызвать позитивные эмоции — смех. Сочтя это хорошим знаком, я решительно продолжила:
— Ребята, я вас очень понимаю. Мне бы тоже было неприятно, если бы кто-то со стороны узнал про все мои скелеты в шкафу, а заодно и про тараканов, которые по тем скелетам ползают. Но уже так вышло. Я обещаю хранить в тайне всю полученную информацию.
Эх, плохо как-то получается. Не убедительно и очень уж официально. На мою фразу никто не откликнулся, они молча продолжали тащить меня к проруби. В совсем уж последнем приступе отчаяния я громко объявила, что не умею плавать. Это вызвало бурный, продолжи-тельный смех у присутствующих. После чего нетактичный Васька заметил, что так даже лучше для меня, потому что я утону сразу.
На самом деле я их обманула. С самого детства я категорически не дружу со спортом. Все, что я умею делать неплохо, — это зимой ходить на лыжах, а летом плавать. Правда, я не люблю, когда температура воды ниже плюс двадцати градусов по Цельсию. В проруби вода значительно холоднее, и мое умение держаться на плаву в течение сорока и более минут здесь не пригодится. В такой холодной воде люди долго не живут. Удивительное все же свойство у человеческой психики: в минуту страшной опасности мозг отключается и предлагает в качестве пищи для размышлений какую-нибудь, хотя и связанную с имеющей место опасностью, но относительно нейтральную тему. Вяло перебирая ногами, пока меня волокли к полынье, я пыталась вспомнить, сколько минут человек может продержаться в такой холодной воде без непоправимого ущерба для здоровья. Почему-то вспоминался совсем маленький интервал — минуты четыре. Правда, обученные боевые пловцы, при условии, что на них надет гидрокостюм, могут спокойно находиться в воде до получаса. Еще, говорят, помогает, если натереть тело жиром.
Я не успела хорошенько обдумать последнюю идею насчет натирания тела жиром, как мы уже оказались возле проруби. «Фольксваген», как ни странно, пока еще не утонул, намертво завязнув во льдах, как «Челюскин». Бывший мужчина моей мечты Георгий неожиданно отпустил мою руку, которую, однако, немедленно перехватил рыжий Васька. Похоже, у нас намечается развязка. Сейчас меня без лишних разговоров столкнут в прорубь. Но я ошибалась.
Руководи экзекуцией лишенный всяческих эмоций и не склонный к рефлексированию Васька, дело бы закончилось очень быстро. Он просто пнул бы меня в спину, а потом с удовольствием понаблюдал, как я, недолго побарахтавшись в ледяной воде, камнем иду на дно. Какое счастье, что не все убийцы эмоционально черствы. Такой относительно быстрый мой уход из жизни совсем не устраивал Георгия. Он решил поиграть в игру под названием «последняя жертва». И его можно было понять. Последние месяцы жизнь Гоши была крайне насыщенной и интересной. Практически все, кто так или иначе знал о происшествии в Верхней Яйве, успешно отправились с его помощью в лучший из миров. После того как к ним присоединюсь я, развлекуха закончится, начнется повседневная рутина. Подозреваю, что именно эта мысль огорчала и пугала его более всего. Именно поэтому желание насладиться последними минутами жертвы оказалось сильнее здравого смысла.
