Там, где растает мой след - Ольга Геннадьевна Володарская
— Ты тяжелее Джинни.
— Ненамного. Она очень растолстела в последнее время.
Черное небо перечеркнула молния. На миг стало светло как днем. Джузеппе преодолел опасный участок и плюхнулся рядом с Лидой. Сел не вплотную, но близко. От него пахло женскими духами. Кажется, «Пуазоном».
— Знакомый аромат, — проговорила Лида. Ей показалось, что ее язык распух и еле шевелится.
— Ты зачем сюда забралась? — спросил Джузеппе.
— Чтобы встретить рассвет и умереть, — честно ответила она. Адреналин с морфином творили с ней что-то неладное.
— Ты хочешь умереть? — оживился он.
— Нет, но придется…
— Здорово, что ты это понимаешь.
Как же он ошибался! Лида почти не соображала. При этом она каким-то чудом переводила его слова с итальянско-английского на русский. Слова понимала, а суть их до нее не доходила.
— Я ведь тоже ее любил, — выдал следующую фразу Джузеппе.
— Кого? — Лида спросила на автомате. Ее больше заботило сейчас то, что она не чувствует ног. Они шевелятся, но как будто сами по себе.
— Джинни. Меня заразил этим Коломбо. Он часто заходил в кондитерскую, в которой я работал. Любил выпить кофе с эклерами, поболтать. От него я узнал о блестящей женщине по имени Джинни. Я слушал его и не мог поверить, что такие бывают. Моя супруга была ужасной бабой: грубой, ограниченной, некрасивой, а еще и озабоченной. Она заставляла меня исполнять супружеский долг, пользуясь тем, что сильнее и хитрее. Подсунет журнальчик, дождется, когда я возбужусь, и накидывается… — Его передернуло. — Хорошо, что жена изменила мне, и я застукал ее. Смог развестись, еще и денег с нее поиметь. На них я купил у Коломбо квартиру.
Лида кивала, чем радовала Джузеппе, ему нужен был внимательный слушатель.
— Как же я был разочарован, когда узнал Джинни, — горестно вздохнул он. — Ничем не примечательная женщина. Ни красоты, ни шарма, ни душевности, ни таланта.
— Талант был, — не согласилась с ним Лада.
— Видел я ее картины — мазня! И наряды, которые она шила последнее время? Их только вместо подстилки использовать. — Он размотал шарф и растянул, демонстрируя Лиде. — Вот это прекрасно. И все, что Джинни шила для себя, когда только приехала в Марина-ди-Пиза. Коломбо фотографировал ее во всех образах и показывал мне. А еще он воровал ее вещи, собирая коллекцию. Могу сказать, что мне досталась только половина ее. Другую он отдал портовому матросу по имени Марио, этому пьянице! Но я мог кое-что вернуть, например, это! — И опять замотался шарфом. Духами пахло именно от него. — Я наблюдал за Джинни, заводил разговоры с ней через балкон, забегал в гости со сладостями. Я даже пытался выучить ваш язык, желая понимать, о чем вы болтаете на балконе, что поют ее любимые русские исполнители. Мне нужно было за что-то ухватиться, чтобы найти в прокуренной толстозадой соседке ту богиню, которая свела с ума Коломбо и прочих.
— Не вышло? — это Лида про русский язык спрашивала. Она смогла сконцентрироваться только на этом и вспомнить, что Джузеппе пытался разговаривать на нем, но путал все слова, а не только созвучные.
— В Джинни не было НИЧЕГО! Она всех обманула.
— Тогда почему ты носишь ее шарф? И остальные вещи не выкинул?
— Я все еще влюблен в ту красавицу на голубом «кадиллаке». Но это не моя соседка, это образ идеальной женщины.
— Поэтому ты убил ее? — эти слова вылетели сами по себе. Они опередили мысли? Разве такое бывает?
— Нет, я убил монстра, который притворялся богиней. Когда у Джинни была в гостях Тати-Анна, я записал их разговор на диктофон, потом перевел. Оказалось, эта женщина — мучительница. Она истязала какого-то парня месяцами и ушла от ответственности! — Джузеппе злился все больше. Теперь даже периодически вспыхивающая улыбка не делала его лицо милее. — А потом я увидел, как она стреляет в этого человека… Это был он! Я сразу понял, что он!
— Так ты был дома в ту ночь?
— Как чувствовал, приехал раньше почти на сутки. Потянуло вдруг к морю. Вышел на балкон, а на соседнем она… Курит, как всегда, и жрет конфеты. А потом как сорвется… Тогда я увидел мужчину в белом. Он звал Джинни. Она выбежала, накинулась на него. Он что-то говорил, умолял, на коленях стоял, а она в него из пистолета…
— Она защищалась!
Он яростно мотнул головой.
— Выстрел напугал Лауру, и она закричала. Эти двое разбежались. Я ушел в кухню. Места себе не находил, злился на себя, что не вмешался, но больше на нее… Эта фурия стольким жизнь сломала! Не только тому русскому, но и нашим дуралеям: один развелся из-за нее, второй переломался на старости лет, третий спился. Чтобы успокоиться, я взялся за готовку. Она мне всегда помогает. И тут смотрю в окно — сидит Джинни на крыше. Пялится на небо, шепчет что-то… Будто заклинание произносит, порчу наводит на город! И я, как был, с ножом в руке, так и вышел на улицу.
— Ты подошел к Джинни близко, будто желаешь помочь, и убил ее с одного удара?
— Я кондитером стал после развода, до этого работал мясником.
Молния ударила еще раз. Гром прогремел страшно, со скрежетом. Джузеппе достал из своих штанишек с лампасами нож. Не кухонный, а выкидной. Обзавелся более удобным, чтобы…
Убивать еще и еще?
— Понравилось? — спросила Лида.
И он, как ни странно, понял. А ведь она заговорила не только в продолжение своих мыслей, но и по-русски.
— Убивать? — и выдохнул блаженно: — Да!
— Но я не фурия. И никого не истязала…
— Ты дружила с Джинни, значит, ты такая же. Все вы… — Он резко схватил ее. Неповоротливый на первый взгляд, а на деле проворный. Или это Лида слишком медленна в своем странном состоянии? — Сначала я убью тебя, потом доктора Амалию. И всем вам воткну в волосы белое перышко. В лохмы Джинни оно попало случайно, а вас я украшу им специально.
— Тебя поймают, Джузеппе.
— И пусть. Зато я стану знаменитым. Как думаешь, какую кличку мне дадут? Белое перышко?
— Псих с попугаем, — послышалось откуда-то из темноты.
Лида не удивилась. Она решила, что это начались галлюцинации.
— Филиппе? Зачем ты тут?
— Пришел свою девушку спасать.
— Девушку, — фыркнул Джузеппе. — Такой рыжекудрый качок мог бы найти и помоложе. Что с вами, красавчиками, не так?
— Малыш, Джузи, убери нож, пожалуйста. Лучше выкинь его с крыши.
Снова стало светло. Но грома Лида не услышала. Зато увидела Фила. Он стоял с включенным фонариком на телефоне в двух шагах от них