Дарья Калинина - Из мухи получится слон

— Мама, я больше не могу съесть ни крошки.

— Ну не ешь, — удивленно говорит мама. И через пару минут коварно спрашивает: — Ты чай будешь с молоком?

Я тут же попадаюсь на удочку. Подумаешь, чай. Чай — не еда. Могу же я позволить себе чашку чая, чтобы не расстраивать и не обижать мамочку, она ведь старалась.

— Буду, но только без молока и без сахара.

— А варенье персиковое или чернику?

— Персики, но без хлеба.

— А я уже нарезала! — огорченно кричит мама из кухни. — Теперь он засохнет. Может, все-таки кусочек съешь? — печально вопрошает она.

Мое сердце обливается кровью, и я соглашаюсь. В итоге не могу сразу встать из-за стола, потому что слишком много съела и ноги просто не держат меня. Охватывает сытость и тяжесть, и я вяло жую яблоко в тщетной надежде, что оно меня взбодрит. И тут мама приступает к допросу:

— У тебя все в порядке?

Что тут скажешь? Если рассказать маме, что творится в моей жизни, тем самым можно лишить ее даже подобия покоя. Она будет волноваться, придумывать всякие несуществующие ужасы, ругать меня, а я буду чувствовать себя бесчувственной дрянью. А кому это может понравиться? Поэтому я слегка приукрасила действительность, сказав, что у меня все нормально.

Я могла бы просидеть у мамы еще бог весть сколько времени и благополучно опоздала бы к Степанову на свидание, но мама тоже собиралась идти по делам, а точнее, на очередной сеанс иглоукалывания, и это дало мне толчок к тому, чтобы выйти из состояния прострации и взбодриться до такой степени, чтобы быть способной вяло передвигаться. К счастью, мама из боязни вызвать новый приступ радикулита, который бы помешал ей почерпнуть новую порцию здоровья, тоже двигалась с осторожностью, поэтому к автобусной остановке мы пришли ноздря в ноздрю на хорошей и безопасной скорости асфальтового катка.

Когда мама едет в автобусе, это всегда зрелище, за которое я бы брала деньги как за спектакль. Она первым делом выискивает наиболее неприятного старикашку, причем никогда не трогает тех, кому больше 65 лет и видно, что он на ладан дышит. Нет, маме подавай достойного противника. Она не будет прыгать там, где забор ниже. Почему она выбрала такой странный и нервный способ развлечения, я никогда толком не понимала. Может быть, жажда авантюр затаилась в маминой крови и дает себя знать только в общественном транспорте. И мама протискивается сквозь толпу к тому месту, где сидит ее потенциальная жертва, и спрашивает у меня, какого я мнения о мужчинах, которые позволяют себе сидеть, когда столько женщин стоит. Ну и так далее. Ее вопрос вызывает живейший отклик у женщин, находящихся в автобусе, они неодобрительно оглядывают сидящих смущенных мужчин, но пока молчат. Обычно жертва ломается на третьей остановке и оставляет поле битвы за мамой, а сама решает, что короткая пешая прогулка может повредить никак не больше, чем поездка в полном фурий автобусе. Торжествующая мама взбирается на сиденье, старичка ждет прогулка, все счастливы. Но иногда попадаются такие толстокожие типы, которые предпочитают делать вид, что они глухие и не мужчины вовсе и не слышат укоризненных маминых слов или вступают с ней в дискуссию, что для них еще хуже.

Сегодня нам в виде исключения достался полупустой автобус, населенный бабулями с кошелками и животами. С бабушками мама не вступает в дискуссии, и тревожные предчувствия о своем будущем охватили меня с новой силой, потому что время нашего свидания с милицией приближалось. В весьма нестабильном состоянии психики я добралась до Степанова и немедленно успокоилась и даже заскучала, узнав, что на месте его нет.

«И почему все неприятности норовят случиться в одно и то же время?» — размышляла я от нечего делать, сидя в коридоре и ожидая появления Степанова, который изволил где-то пропадать уже полчаса. Заняться мне было решительно нечем, и я пошла бродить по участку, чтобы хоть как-то развеяться. И увидела Степанова. Я ему даже обрадовалась, уж очень надоело мне томиться в неведении, но против всякого ожидания Степанов не кинулся сломя голову в мою сторону. Его перехватил какой-то субъект и увлек за собой в кабинет со словами:

— Есть срочные новости о твоем библиотечном гангстере.

Черт! И как мне узнать подробности, если они укрылись за толстыми стенами? А узнать ведь их желательно из первых рук, и немедленно. Замочная скважина! Как я сразу о ней не сообразила и как низко я пала. Подслушивать у дверей. Если бы меня видела моя бедная бабушка, ее бы удар хватил. Она так пеклась о моих манерах, но, правда, не слишком преуспела в их формовке.

— Никогда толком не понимала, почему цель не оправдывает средства, — в утешение пробормотала я себе под нос.

Голоса раздавались глухо, как из бочки. Я испытывала массу чисто технических трудностей и еще должна была следить, чтобы меня не застукали за сим неблаговидным занятием. Услышанное было поразительно интересно. Так бы и слушала не переставая, но судьба в лице дюжей капитанши решила внести коррективы в мои планы. Капитанша моментально углядела меня и загудела, как труба:

— Что же это здесь такое?

Идея себя исчерпала. Это было ясно. Пора было уносить ноги, что я и проделала незамедлительно и с большой скоростью. Она не успела второй раз открыть рот для следующей сирены, а меня уже и след простыл. В дверях я очень удачно наткнулась на Наташу, а потом менее удачно на косяк, но по ее вине, так как загляделась на нее. А поглядеть было на что. Физиономию моей подруги украшали синяки гениальных оттенков. Утром я как-то спросонок не уделила им того внимания, которого они заслуживали. Тот старый, который она получила в борьбе с Амелиным-взломщиком, стал к этому времени светлого желто-зеленого цвета, но была еще парочка свеженьких. Они светились ровным багровым цветом. Еще один был какого-то непонятного черно-синего оттенка. Цвета причудливо перемешивались с голубыми тенями на веках, румянами на щеках и яркой помадой на губах. Темные очки не справлялись с возложенными на них непривычными обязанностями. Я остановилась, ошеломленная внешним видом Наташи.

— Как это? Мы же расстались всего 3–4 часа тому назад, — растерялась я, — и ты выглядела вполне прилично.

— Упала, — прокомментировала Наташа.

— Столько раз? — недоверчиво переспросила я.

Наташа оставила мое смятение без внимания и пожаловалась:

— Не представляю, как мне идти в таком виде к Степанову. Это же неприлично, ты не находишь?

Ее вопрос напомнил о том, что мне удалось подслушать под дверьми, и я потащила Наташу в сторону, чтобы поделиться с ней и на ходу утешить ее:

— Тебе и не придется идти к Степанову, пугать его и выдумывать новые идиотские истории в оправдание. Они сели на хвост крепышу, и он крутится по всему городу, пытаясь оторваться от них. Степанов или кто-то там получил ордер на обыск, но книг не нашли. За крепышом еще числится что-то, поэтому они его сразу не хотят брать. Думают, что он наделает глупостей и выведет их на своих дружков. Не знаю, почему они так решили, но похоже, что у них есть мотивы так думать. Я бы и еще кое-что услышала, но одна корова мне помешала. Но главное ты усекла?

— Книг не нашли.

— Точно.

— Что будем делать? Ты знаешь, где живет Амелин или Ася или они вместе?

— Понятия не имею.

— Я тоже. И узнать их адреса через милицию нельзя. Во-первых, им не до нас, во-вторых, как объяснить, зачем они нам понадобились, а в-третьих, они их и не знают.

— Есть одно место… — я многозначительно недоговорила.

— Дача? — полувопросительно сказала Наташа.

— Да. Туда они все приедут рано или поздно, если сейчас уже не там. Поедем и выясним, где книги.

— Думаешь, скажут? — усомнилась Наташа.

— Уверена. А потом, не обязательно сразу докладывать о своем присутствии. Никто нам не помешает поступить, как в прошлый раз, и забраться туда, не оповещая всех и каждого о своем присутствии.

О добермане, который бегал возле дома в Озерках, Степанов не счел нужным нам рассказывать, и мы наивно предположили, что и во второй раз все обойдется так же, как и в первый. И поехали туда. Не менее наивно было думать, что крепыш не укрепил свою крепость после нашего первого вторжения, но нам было не до таких нюансов и тонкостей. Раз мы решили добиться справедливости, значит, мы ее добьемся любой ценой.

Мы мчались с такой скоростью, что я не заметила тоненькой фигурки, которая призывно махала мне руками, стоя на другой стороне Ленинского проспекта. Фигурка что-то кричала, но ее крики были не громче комариного писка среди грохота «КамАЗов», грузовиков и легковых автомашин, которые безостановочно проносились мимо фигурки, принадлежащей Юльке. Она наконец расправилась со своими делами на работе и теперь горела желанием разобраться в том нагромождении непонятных сведений, которые ей довелось услышать сегодня с утра от своей подруги. Видя, что ее призывные крики и жестикуляция привлекают внимание только случайных прохожих и таксистов, а никак не тех, к кому они обращены, Юля опрометью вылетела на проезжую часть, которая в эту минуту показалась ей затихшей, но так только казалось. Не успела Юля ступить ногой на асфальт дороги, как откуда-то из-за угла вылетел «жигуленок», который ранее притаился там с какой-то зловещей целью, и теперь мчался на Юльку на всех парах. С другой стороны перекрестка шел троллейбус, который сам по себе угрозы не мог представлять, так как был солидным троллейбусом, который ездит только под протянутыми специально для него проводами, от которых Юля стояла на приличном расстоянии, но рядом с ним на большой скорости мчалась машина с гордой надписью СОВТРАНСАВТО на боку и со всеми вытекающими из этого понятия габаритами. Обе машины избрали конечной целью то место, на котором по роковой случайности очутилась Юля. И все трое упорствовали в своих намерениях. Юля не уходила, а водители не сворачивали. Первым опомнился «жигуленок». Его водитель внезапно увидел девушку, которая стояла с закрытыми глазами на оживленной магистрали и не делала попыток спастись. Он скрипнул зубами и тормозами и остановился. Водитель машины, которая следовала за ним, не ждал такого подвоха и впялился в зад «жигуленка», начисто срезав его левую заднюю фару. Машина СОВТРАНСАВТО обдала ветром голову Юльки и помчалась дальше, а Юлька открыла глаза.