Нина Васина - Красная Шапочка, черные чулочки
Я свалилась было под ель у тропинки, но тут же выползла, вспомнив о клещах. Мама как-то уговорила меня пойти в поход, далеко мы не ушли, но переночевать у костра в лесу успели, а потом она обнаружила клеща у себя на левой ягодице. Запричитала и потребовала немедленно вернуться. Можно сказать, нам тогда повезло, потому что оказалось – мы вообще шли не в том направлении и уже давно заблудились. После того незабываемого похода я прочитала все о клещах и изучила, как правильно пользоваться картами. Клещи падают с хвойных деревьев… Я задрала голову вверх, чтобы прикинуть, сколько миллионов клещей может свалиться на меня с такой огромной ели, и вдруг услышала, как кто-то вскрикнул совсем рядом. Крик был похож на плач или на жалобу. От ужаса я опять бросилась к ели и странным образом за несколько секунд вскарабкалась на шесть сучьев вверх. Потом застряла. Звуки повторились. Взрослый человек хныкал где-то рядом, отчетливо слышались отдельные выкрики: «Не сейчас, только не сейчас!»
Я сидела метрах в двух от земли на ужасно неудобной еловой ветке, смотрела на оставленную внизу корзинку с пирожками и маслом и понимала, что даже если я заберусь на самую верхушку этой старой ели, любой, даже умственно отсталый маньяк сразу же вычислит по корзинке, где я спряталась. Делать нечего – придется спуститься и запрятать корзинку. Или бежать дальше что есть силы?..
– Ладно, птичка моя, давай свой договор. – Появившись в дверях, жених отстранил Ёрика с фотоаппаратом. – Мне позвонили, что самолет с шелком подлетает. Заодно и уточним некоторые детали личной жизни. Запомни этот момент – не я настаивал на договоре. Это была твоя идея. Запомнила?
Я неуверенно киваю.
– Вот и отлично. Ну что, подружка сердечная, обремененная ребенком с девяти лет, – обращается он к Авоське, и та многозначительно толкает меня коленкой: и камеры наблюдения есть, и прослушивание отличное! – Неси сию знаменательную бумагу. Читать будем.
– А-а-адвоката позвали? – испугалась такого напора Авоська.
– Для заверения документа нужен нотариус, – поправил ее жених. – Хотя, конечно, все свои сделки я обговариваю с юристом, но его звать не нужно, он – всегда рядом. Как? Вы не знаете, кто у меня юрист и доверенное лицо? Прошу любить и жаловать! – К почти обморочному удивлению Авоськи жених подтолкнул на середину комнаты Ёрика.
– Так я и думала, – обреченно прошептала я, прошла в спальню, где висели пышными облачками свадебные платья, с трудом нашла в предпраздничном разорении свою сумку и достала листок бумаги.
– Ему! – показал жених пальцем, когда я протянула этот листок.
Пришлось развернуться и подойти к Ёрику.
– Так-так-так! – воодушевился тот и немедленно уселся в кресло, развалив ноги в стороны. – Что это мы имеем?.. Что мы имеем… Гамлет, ты должен это видеть, что мы имеем!
– Ознакомься и проанализируй. – Жених не горел желанием бежать и читать мой вариант брачного договора.
– Так тут, собственно, анализировать нечего. Ерунда какая-то написана. Два предложения. «Я, Нефила Доломеевна Воськина, 1979 года рождения, паспорт… серия, номер, согласна выйти замуж за… – здесь, обрати внимание, – пропуск! Это наводит на некоторые размышления, – хитро прищурился Ёрик. – На очень странные размышления это наводит – либо Нефила Доломеевна не знает, как тебя зовут, либо все современные школьницы к выпускному вечеру таскают у себя в портфелях подобные образчики брачных договоров – так, на всякий случай.
– Дальше! – потребовал жених.
– «…согласна выйти замуж… при соблюдении следующих условий. Первое. Моим мужем будут соблюдены все юридические формальности при удочерении ребенка – Тегенарии Воськиной, семи лет. – Ничего не понимаю! – Второе. Муж никогда не будет унижать меня и добиваться чего-либо с применением силы». Точка! Уважаемая невеста! Брачный договор предполагает подробное обсуждение финансовых сторон сотрудничества, владения имуществом, обязательств особого рода, а это! – Ёрик махнул рукой, словно собираясь отбросить мой листок, но, наткнувшись на взгляд жениха, не бросил, а просто пошелестел им. – Это не брачный договор, а не знаю что!
– Это все? – перебил его жених и нервно прошелся туда-сюда по комнате. Поправил тяжелые кисти на шторе, стрельнул глазами в сторону застывшей на диване Авоськи. – Если все – тогда давай знакомиться, Нефила Доломеевна!
– Гамлет, подожди, ты же не собираешься подписывать эту…
– Дай познакомиться, Ёрик! Ты что, не понял – невеста не знает даже, как меня зовут!
– Да это ладно, это ерунда, подумаешь, познакомитесь в загсе, даже интересно! Ты попроси ее объяснить, что здесь написано о каком-то ребенке! Девочки! – проникновенно обратился в сторону дивана Ёрик. – Что это за дочки у вас? Вы так своих тамагочей называете?
– Нет, – твердо ответила я. – Это настоящая девочка семи лет. Она очень симпатичная, хотя и избалована сильно, но это из-за сиротства, у нее нет папы…
– Она иногда матерится, курит и кусается, – решила сразу выложить все наболевшее Авоська.
– Гамлет, или я ничего не понимаю в этой жизни, или девчушки подобрали где-то на вокзале убогую сиротинушку и собираются тебе ее подсунуть на удочерение, – развеселился Ёрик. – Ты только прикинь, во что тебе обойдется подобный общественный идеализм! А я-то никак не мог понять – почему эта маленькая красотка согласна выйти замуж за человека, один раз ею увиденного в детстве и даже, как теперь оказывается, совершенно незнакомого! Она даже имени твоего не знает!
– Я… Почему, я знаю… То есть я не знаю точно, я думаю, что тебя зовут Тимофей, хотя этот твой юрист… – я посмотрела на застывшего с открытым ртом Ёрика, – он зовет тебя Гамлетом, и если это твое имя, тогда, наверное, ты – армянин. – Пробормотав все это, с ужасом чувствуя, как мое лицо заливает краска, я закрыла его ладонями и придвинулась поближе к Авоське.
– Тимофей? – удивленно спросил Ёрик.
– Да. Тимоня – это же уменьшительное от Тимофея?.. Я так подумала тогда, в лесу…
Наступила тишина. Жених перестал ходить по комнате. Застыл в кресле юрист Еремей. И только в этот момент я поняла, что сотворила. Нет, я не собиралась хранить все в себе как вечную тайну. Между мужем и женой не должно быть тайн. Но Рута просила меня не говорить откровенно с мужем, пока… («Если, конечно, этот человек действительно станет твоим мужем! И ты захочешь, чтобы ваше дыхание было общим, и кровь, и сон! Вот тогда, когда это произойдет, когда дыхание, кровь и сон станут общими, тогда и расскажешь все, не раньше!»)
Первым не выдержал напряжения Ёрик.
– Гамлет, – громко предложил он. – Разберись с невестой. Что у вас вообще происходит? – повернулся ко мне и попросил убрать руки от лица. – Вот и умница, – одобрил он, когда Авоська силой убрала мои ладони. – Девочка, слушай меня. Его зовут…
– Меня зовут Гамлет Ван-Тейман, – вступил жених. – Тимоней меня называл только один человек. Один-единственный близкий друг детства. Ты же не можешь этого знать?! – закричал он вдруг.
Я прижалась к Авоське сильней. Она обхватила меня руками и заявила:
– Крик является определенной формой унижения, в зависимости от обстоятельств! Учтите это на будущее.
В гостиную вошла женщина и доложила, что привезли коробку, просят проверить содержимое и расписаться.
– А вот и шелк прибыл! – вздохнул Ёрик.
– У вас осталось не больше двух часов, чтобы поорать как следует на всю оставшуюся супружескую жизнь! – продолжила Авоська. – Потому что если вы будете себе это позволять после загса, Нефила подаст на развод за унижения!
– Два часа? Еще два часа на то, чтобы обмотаться этой тряпкой?! – Гамлет посмотрел на часы и погладил меня по голове. – Девочки, пощадите – загс закроется, цветы завянут! Ёрик! Добавь в этот листок третий пункт о моем отношении к собственным детям и четвертый – о разделе имущества в случае моей смерти, и бегом в бильярдную: там нотариус шары катает.
– Гамлет, спешка в этом деле…
– Делай. То. Что. Я. Сказал, – медленно продекламировал Гамлет и потом голосом потеплей добавил: – Ты же слышал: кричать мне теперь никак нельзя, а ругаться… Я чувствую, скоро будет здесь кому ругаться и кусаться.
– Что это такое – о собственных детях?.. – решаю я выяснить, пока Авоська тащит меня почти волоком к спальне смотреть на шелк. – Что еще за случай смерти?..
А в спальне четверо девушек растянули по комнате полотно, сверкающее и переливающееся в их руках золотыми струями. Четыре метра. Это да. Но вот ширину я не оговорила. Не больше шестидесяти сантиметров в ширину оказалась мадагаскарская роскошь. Не больше шестидесяти…
– Я не желаю иметь от тебя собственных детей, по крайней мере в ближайшие двадцать лет, – сообщает мой жених, пока мы пробуем шелк на ощупь.
– Что ты будешь делать с этой лентой? – озаботилась Авоська.
– Почему не желаешь?
