Кондратий Жмуриков - Следствие ведут дураки
— Ага, — отозвался Астахов, — ты изобразил непродажную женщину и потому стоил Жодле очень дорого.
— А сколько, мальчики, если не секрет? — промурлыкала Ирина.
Астахов быстро переглянулся с Осипом и, вынув из кармана пачку стофранковых билетов, положил на колени Ирине и сказал:
— Твой гонорар. А вообще — много, Ирочка. Много.
…Пятьсот тысяч. Почти сто тысяч долларов.
Но этого Ваня уже не стал говорить.
* * *Александр Ильич Астахов хорошо знал своего сына и прекрасно представлял, что тот способен буквально на все, что подскажет тому буйная фантазия, а последняя, как показали события, и Ивана Саныча была что надо. Но даже Астахов-старший не мог себе представить, что сын вместе с неизменным Осипом Моржовым вломится к нему в квартиру в три часа ночи, швырнут в нос пачку скомканных франко-долларовых купюр и прокричит дурноватым голосом Миронова из все той же «Бриллиантовой руки»:
— Шеффф, все пра-апалло! Гыпс сымают, клиент уезжает! Все пропало!
Астахов-старший онемел. Он нарочито неспешно поднялся с дивана и произнес:
— И что это за пантомима, Ваня? Где это вы так нажрались и что это за деньги?
— Енто деньги за продажу родины, — за Ваню Астахова ответил Осип, который, конечно, был не так пьян, как Иван Саныч, но тем не менее цеплялся за косяки и икал. — Мы, Ильич, продали родину за полмильена хранков. Так что таперь может немножно расслабиться, пока нас не захомутали мусора. Мы енто… в хведеральный розыск попали.
— Чего? В федеральный розыск? Что ты такое несешь, Осип?
— А чаво енто ты несешь, Красная Шапочка, как сказал серый волк, — отозвался Моржов. — А чаво ж… ты не слыхал о том, что убили Рыбака… твово и моево старого знакомого, между прочим? Ну, Рыбушкина, Валентин Самсоныча?
— Вора в законе? — нахмурился Астахов-старший. — Да, слышал. Передавали в новостях. Но я что-то не понимаю… какое отношение имеет к этому вы?
— А мы попросили его помочь нам найти Жодле и ентого… Магомадова. Ну чаво ж… помог. Только после того, как мы от него ушли… позавчерась… его шлепнули. А нас видели около него, и ентот фельдмаршал Карасюк и генералиссимус Гуркин дали в розыск наши фотороботы.
— А Жодле, папа… — подхватил Иван Саныч, — Жодле мы нашли. И Магомадова. Мага несколько часов назад застрелили на наших глазах в «Падуе», а Жодле мы притянули за яйца… причем притянули в буквальном сы-мысле, рручками моей старой знакомой, хорошей девочки Иры из Чебоксар… и стрясли с него лавэ за то, чтобы мы не стучали на него насчет… ну, в общем, насчет свистопляски со шпионскими заморочками и дисками.
— И мы подумали, что Рыбака и Магомадова порешил один и тот же хитропродуманный человечек из Парижу, — подвел внушительный итог Осип. — Черный человек.
Александр Ильич буквально осел в кресло под тяжестью того вороха оглушительных новостей, что с такой непринужденностью и непосредственностью вывалили на него Иван Саныч и Осип. Он несколько раз поводил нижней челюстью вверх-вних, верно, порываясь что-то сказать, но всякий раз оставляя эту мысль.
Наверно, такое количество информации к размышлению вызвало мозговое несварение.
Сначала он подумал, что все это глупый розыгрыш, на который сподобились два веселых болвана под влиянией алкоголя и — судя по красным глазам Ивана Саныча — кокаина. От «дурачков», как любил вкупе с Астаховым-младшим именоваться Осип Моржов, можно было ждать всего, чего угодно.
Но вид денег, причем количества оных, совершенно не совместимого с нынешними финансовыми возможностями сына и его дружка-рецидивиста, внушал. К тому же Александр Ильич припомнил фотороботы подозреваемых в убийстве Рыбушкина людей и, облившись холодом, действительно уловил в них определенное сходство с Иваном и Осипом.
— Черт!.. — наконец проронил он. — Ну, вы, ребята, отличаетесь!! Да как же вы умудряетесь выдавать такое количество идиотизмов? Господи! Нет… ну это просто нарочно не придумаешь! Это черт знает что такое, Иван! И… кокаин! Ты опять травишься этой мерзостью, я смотрю! Нет, ты меня радуешь, сынок, это же просто в мозгу не укладывается… ну не укладывается, не-ет!!
— Да паш-шел ты на хрен со своей гребаной моралью, папа!!! — вдруг грубо заорал Иван Саныч, зачем-то хватая с туалетного столика и сминая пачку сигарет. — Кто уж молчал насчет того, чего не надо делать. Да еба… да я… да ты вообще нечего не понимаешь! И вот что, папа… — Иван Саныч взгромоздился в кресло прямо с ногами, а так как он вошел не разуваясь, то на обивку тут же налипли жирные шлепки грязи, в прямом смысле почерпнутые Астаховым-младшим во дворе отцовского дома, — вот что, дорогой Александр Ильич. Лицо Ивана Саныча осмыслилось, почти потеряв остатки пьяной окоченелости, как осеннее дерево теряет под холодным ветром свои листья. Речь же Ивана стала отрывистой и довольно ясной:
— В прошлый раз, когда ты высылал меня в Саратов к этому Николаю Сергеевичу Белецкому, оказавшемуся бандюганом, ты делал это нарочно. Чтобы вычеркнуть меня из своей жизни. В Мокроусовске и Саратове у тебя имелись свои темные корыстные интересики, которые я едва на порушил.
— Ну и что ты вспоминаешь об этом? — поморщился Александр Ильич. — Дело прошлое. Тем более что у меня были основания вести себя подобным образом.
— Были?! — рявкнул Ваня. — Значит, были! Ну ладно. Не будем об этом. Может, и были. А вот объясни мне, папа, какие основания были у тебя на этот раз, чтобы готовить мне ловушку во Франции?…
Александр Ильич пожал плечами:
— Ловушку во Франции? Иван, ты пьян. Я не понимаю, о чем ты говоришь. Ты что, хочешь обвинить во всех неурядицах и всех этих обильных смертях, что произошли в Париже и в Сен-Дени, — меня, что ли?
— Нет, я просто хочу сказать, что тебе не надо было выдавать Гарпагина за невинного скрягу, огородника, который на старости лет занимается разведением огурцов и помидоров, делает вино собственного изготовления и крысит деньги своим отпрыскам, — быстро и ни разу не запнувшись, выговорил Иван Саныч. — Я вот только сейчас и подумал: а откуда у огородника капитал в сто сорок миллионов? Это же почти двадцать пять миллионов баксов! Откуда у него эти деньги, а, папа? Наверно, с продаж помидоров с экологически чистый магазин «Фошон»? А?
— Я не понимаю, что ты хочешь сказать, — выговорил Александр Ильич, однако же заметно смущенный напористыми словами сына.
— А хочу я сказать только то, что мой милейший дядюшка Степан Семеныч Гарпагин — не только мерзкий скряга, но еще и бывший сотрудник отдела внешней разведки КГБ, позднее работавший на французские спецслужбы. Вот откуда у него деньги!
Неожиданно Астахов-старший рассмеялся:
— Ах, вот оно что! Ну так это я легко вам объясню.
— Да уж чаво уж, — пробурчал Осип. — Валяй, объясняй, не стесняйсси.
— Степан Семеныч в самом деле — бывший полковник КГБ. Он в самом деле эмигрировал не по соображениям диссиденства, а просто потому, что с возвращением в Союз его расстреляли бы. Он работал на французскую разведку, да. Но я-то думал, что это факты давно минувших дней, что он, образно говоря, давно сдал их в архив! Что он закончил эти шпионские штучки много лет назад, после того как удачно женился и завел семью во Франции. Так нет же… старый лис, оказывается, до сих пор стоит на прежнем! Черрт… теперь я понимаю, почему он всполошился, когда я сказал, будто вы экс-следователи Генпрокуратуры! Старая шуточка, вами же и придуманная, но кто знал, что она так подействует!
— Угу-м-м… — отозвался Ваня.
— Да, кстати, а кто вам сказал о Гарпагине такое, а? Жодле, да?
— Ага, он, — буркнул Ваня, — он передает Гарпагину информацию, которую добывает в России по гарпагинским же наводкам. Точнее — передавал, пока драгоценный дядя Степан Семеныч не скопытился. Кстати, что там все-таки было на диске?
— Ах да, на диске, — скороговоркой произнес Астахов, словно желая побыстрее избавиться от того, что он намеревался высказать. — На диске была исчерпывающая информация по разработкам новой противоракетной системы… одним словом, информация, попади она в нужные руки, стоимостью в многие сотни миллионов, а то и миллиарды долларов. В эту сумму укладывается, конечно, не собственно цена информации, а возможные от нее прибыли при правильном применении. Миллиарды долларов. А вы, если не ошибаюсь, продались за неполные сто тысяч «зеленых».
— А вот не надо! — злобно сказал Ваня. — Мы продали вовсе не секретную информацию, а информацию о секретной информации. Диск же остался у нас, а Жодле напуган и уедет вон из страны не солоно хлебавши, тем более что Магомадов убит как нельзя более кстати. А ты бы, папа, не морализировал тут… чья бы корова, как грится, мычала. Это ведь именно ты продавал ворованное оружие с мокроусовских складов на Северный Кавказ? Ну, не ты, а Останевский, но у тебя была в этом деле своя доля, и доля, я бы сказал, львиная! Так что не надо строить из себя патриота, драгоценный мой родитель!
