Клинок флибустьера - Наталья Николаевна Александрова
— Теперь вы!
Она вставила свой ключ во вторую скважину, проговорив вполголоса:
— Прямо как в банке!
— Лучше, чем в банке, — произнес гардеробщик. — Гораздо лучше. Надежнее…
Мила повернула свой ключ…
Раздался щелчок, и дверь открылась.
Мила и гардеробщик вошли в маленькое помещение без окон. Все стены этого помещения занимали многочисленные металлические дверцы, похожие на секции камеры хранения… нет, скорее, на шкафчики в раздевалке бассейна или спортзала. В детстве Мила занималась в бассейне, так вот там были такие же.
Гардеробщик жестом попросил у Милы ключ, взглянул на него и вернул, проговорив:
— Четвертая секция…
Он показал на один из шкафчиков:
— Пожалуйста, вот ваш депозит. Я буду ждать вас снаружи, когда закончите — позовите.
С этими словами он вышел из помещения, оставив Милу одну.
Она подошла к шкафчику, вставила свой ключ в скважину, осторожно повернула.
Дверца открылась.
Это был обычный шкафчик, такой же, как в бассейне. Внутри был единственный предмет — круглый, довольно длинный кожаный футляр, вроде чертежного тубуса или, скорее, футляра, в каких музыканты носят кларнеты или флейты.
Мила осторожно взяла футляр, закрыла шкафчик и вышла из хранилища.
Гардеробщик в это время принимал пальто у высокой дамы средних лет, Милу он как будто и не заметил. Она прошла мимо него, вышла в зал ресторана.
Клава сидела за столиком у окна, она помахала подруге.
Когда Мила подошла к столику, Клава проговорила:
— Что ты так долго? Я пока заказала тебе коктейль… будешь? Или я сама выпью, хоть это уже третий.
— Буду! — решительно заявила Мила.
— А что это у тебя?
— Сама не знаю.
— Ну ты даешь! Ну ладно, подруга, не хочешь — не говори. Твое здоровье!
Они выпили, потом долго читали меню. Меню это было загадочное, в нем фигурировали странные названия — «Мечта капитана Флинта», «На абордаж», «Услада одноногого пирата», и Клава хотела даже вызвать метрдотеля, чтобы проконсультироваться, но Миле хватило и магазинов, так что она велела Клаве не выделываться и заказала обычный салат и рыбу.
Клава нахмурилась было, но потом засмеялась и заказала блюдо «Обед буканьера», которое оказалось огромной свиной отбивной с жареной картошкой.
Пока ждали, выпили еще. Клава была оживлена, глаза ее блестели, она говорила слишком громко — хорошо, что в зале ресторана почти не было посетителей.
После обильной еды Клава потребовала еще десертную карту, опять-таки долго и обстоятельно читала названия десертов, от которых Мила решительно отказалась; тогда Клава отпустила официантку, попросив только кофе.
И наконец, после кофе, подруги вышли из ресторана, причем Клава оставила фантастические чаевые.
Пальто Миле выдал совсем другой гардеробщик. Этот похож был не на адмирала Френсиса Дрейка, а на Эркюля Пуаро, точнее на того артиста, который играет его в сериале.
Мила подумала, что выпила совсем немного, но чувствует какой-то необыкновенный подъем и легкость. А что — может, и правда, жизнь ее станет теперь совсем другой… свободной и радостной! Это Клава так на нее действует, ко всему относится легко, живет весело, вроде как играючи, а все у нее тем не менее получается. Может, и у Милы теперь наступит хорошая полоса?
Тут же она осознала, что раньше-то у нее, выходит, была полоса плохая? И дело даже не в последней неделе, а во всей ее семейной жизни с Павлом.
Эти три года были не то чтобы плохие, но ужасно скучные, однообразные. В будни — работа, нудное сиденье в офисе, ворчливый начальник, с работы — пулей домой, чтобы успеть приготовить к приходу мужа ужин, вечерами — телевизор, причем Павел смотрел преимущественно спортивные каналы.
В выходные — поход по магазинам, изредка — кафе, и то Павел ворчал, что дома всегда вкуснее. В кино они ходили очень редко, если уж какой-нибудь боевик непременно нужно смотреть на большом экране. Слова «театр» или «концерт» в лексиконе мужа отсутствовали. Раньше Мила с этим мирилась — ну что же делать, раз такой муж ей достался. Зато он ее любит.
А вот с чего она взяла, что он ее любит?
Все его поступки на этой неделе доказывают обратное.
Ну ладно, с этим разберемся позднее, когда будет время, уж теперь Мила не станет себя обманывать. Надо же, она всерьез считала, что у нее счастливый брак!
Но все потом, потом… все будет хорошо.
На плече у нее висел футляр с неизвестным содержимым, но Мила не ждала от него ничего плохого…
Она повернулась к Клаве и проговорила:
— Клавочка, я тебе так благодарна!
— За что? — спросила та с удивлением. — А, за это все… — Она кивнула на торговый центр.
— Нет, деньги тут ни при чем! Ты меня научила по-другому относиться к жизни… я поняла, как мало в нашей жизни важного, того, из-за чего стоит…
Она хотела закончить фразу, но забыла, что хотела сказать.
Клава посмотрела на подругу искоса и усмехнулась:
— Вроде и пила немного, а как тебя разобрало…
Вдруг лицо ее переменилось, побледнело и вытянулось, глаза округлились.
Мила повернула голову, чтобы проследить за взглядом подруги, и увидела двух парней самого низкого пошиба. Один из них был худой, прыщавый, с оттопыренными ушами и косящими глазами. Глаза косили здорово, про такие говорят: «Один глаз — на вас, а второй — в Арзамас». Второй парень — плечистый, плотный, с низким лбом и мрачным недоверчивым взглядом. Выглядели они так, будто несколько дней ночевали на улице.
— Ты смотри, кто идет! — проговорил косой, и лицо его исказилось в подобие улыбки. — Мы ее всюду ищем, а она — вот она! Прямо на нас идет! Как говорится, на ловца и львица! А ты, Шуруп, говорил, что Питер — большой город!
— Мальчики, мальчики! — Клава ненатурально улыбнулась. — Какая встреча! Вот уж не думала вас увидеть!
— Конечно, не думала! — ухмыльнулся плечистый. —
