Игорь Чубаха - Кремлевский джентльмен и Одноклассники
Летчик – космонавт Филимонов захлопал, за ним остальные. Бутов поднял обеими руками чучело топорка, поискал глазами Принца, чтобы вручить подарок, не нашел и поставил топорка на бархат.
«А подарка‑то никакого у меня и нет, – подумал капитан Чагин: – приперся, называется, на именины».
Вместо Оюшминальда Бутова на эстраду поднялся худощавый и необыкновенно загорелый артист с фигурой мальчика и лицом мудреца. Заговорщицки подмигнул мигом притихшей публике и негромко, без музыки начал:
На недельку, до второгоЯ уеду в Комарово…
Черт знает что. Кругом все задвигались, заулыбались, начали прихлопывать в ладоши. Даже рыжеволосая Катя Щукина не сделала попытки выкрикнуть «позор правящему режиму». Даже латыши оживились, что‑то смутно припомнив.
«Кажется, это называется корпоративная вечеринка, – подумал Чагин: – мне Вера рассказывала».
Изображение на экране пришло в бурное движение. Константин Хабенский в широкополой шляпе, сурово вглядывающийся в огромный водопад с носа моторной лодки. Константин Хабенский бьется на ножах с Михаилом Пореченковым. Темнокожая красавица утирает кровь с рассеченного лба Константина Хабенского.
СКОРО! НА ЭКРАНАХ СТРАНЫ! ВЕЛИКИЙ ФИЛЬМ О ВЕЛИКОМ ЧЕЛОВЕКЕ!
Водолазы ищут клады,Только кладов мне не надо!..
Певец был все‑таки хорош. Он пел для всех присутствующих, а вот тут, каким‑то неуловимым движением микрофона заставил всех обернуться. Оно стоило того, чтобы посмотреть. По пыльной, иссушенной зноем траве шли двое…
Принц и Тамара были в купальных костюмах, они держались за руки, с них на сухую траву лила ручьем вода. И на них приятно было смотреть хотя бы потому, почему в жару приятно смотреть, как кто‑то купается, если сам ты не рискуешь обнажить даже предплечье.
– Здрасте, джентльмены! – крикнул Принц задорно, дружелюбно: – И леди, конечно! Спасибо, что пришли! Водичка класс! У меня есть для вас одно очень важное… Да, Тамара? Очень важное…
Тамара обняла его за плечи и поцеловала.
– Мы с Тамарой собираемся поехать в путешествие. Примерно на месяц!
Оба стола – в бархате и укрытый крахмальной скатертью, уставленный тарелками и самоварами – казалось, зашатались от приветственных восклицаний, аплодисментов и просто от того, что жующие икру стали поворачиваться, чтобы посмотреть на счастливую пару.
Капитан Чагин быстро огляделся. Не все в восторге. Точно не все. Здоровенный Вихорь, всю дорогу мелькавший то тут, то там, теперь остановился и тоже быстро озирался. Напряженное лицо у латыша и его жены. Курамов с Бутовым как‑то подобрались, Лотта Карловна выцеливала что‑то в праздничной суете своим дальнозорким взглядом. А рядом поднималась на ноги Катерина Щукина. Девочка из космоса. Женщина, с волосами цвета осени.
– Принц, можно тебя на минуточку?
Аплодисменты и восклицания стихали волной. Как будто от Кати Щукиной повеяло холодом, погасившим сразу и жару, и радостное возбуждение. Девочка из космоса сказала «на минуточку», и все словно бы вспомнили, что в жизни не бывает хэппи эндов.
Тамара выжидательно посмотрела на Принца. Потом легонько толкнула его в плечо. Иди, мол, ладно, поговори на прощание с вековечной своей зазнобой.
Худощавый длинноволосый юноша в плавках, и рыжая стройная женщина в белой блузке и джинсах скрылись за поворотом тропы. В Таврическом саду не так много троп, совершающих резкие повороты и тут же укрывающие ушедших зелеными портьерами подстриженных кустов. Но они есть, эти тропы. И кому их не знать, как тем, кто гулял здесь каждый день после школы.
Алик Щукин, муж и биолог, оставшись за столом один, огляделся. Понял, что большая часть глаз направлена сейчас на него. И не нашел ничего лучше, чем обратиться к своему соседу, которым оказался молчаливый Чагин…
– Уже мощности, запустили, – сказал он извиняющимся тоном. – Вот не думал не гадал. Еще весной в город приехал, без работы, без денег. Но, выходит, и генная инженерия на что‑то нужна в государстве нашем? Дело конечно секретное. Мне даже вот, – он расстегнул пуговицу и немного приоткрыл полу пиджака, показывая ремешок на плече: – выдали. Вы, я вижу, человек свой, военный. Сами‑то откуда будете?
– Туркестан, – коротко ответил Чагин. Слушать поток слов было неприятно и неловко.
– В нашем городе впервые, стало быть?
* * *– Пир во время чумы! В то время, как полстраны в огне…
– Катюша. Я‑то здесь при чем? Это аномальная жара.
– Эта аномальная жара – следствие бездеятельности правительства, которое плюет…
– Катя. На это плюют все правительства. Хорошие и плохие.
– Хороших правительств не бывает!
– Катюша, не кричи на меня, пожалуйста. Нас наверняка фотографируют.
– Мне все равно! Теперь мне все равно!
Они свернули еще за один поворот. Тут были скамейки и белый, как снег, памятник Сергею Есинину. Поэт сидел в одуванчиках, и вид у него был грустный, потому что на белом камне никогда не исчезали следы чьих‑то ботинок.
– Мы, может быть, и по – разному смотрим на некоторые вещи, Катюша.
– Это не ты сказал, – резко поправила Катя Щукина: – это я тебе говорю, что мы по раз ному смотрим на вещи. И тут уж поделать нечего.
– Ерунда, джентльмены.
Катя Щукина прерывисто вздохнула и взяла Принца за руку. Дорожка кончилась. И она отпустила руку.
– Знаешь, почему я вышла замуж за Алика?
– По любви.
– По любви. И для того, чтобы ты убрался из моей головы. Доволен? Тогда убирайся.
– Ерунда, джентльмены.
– Нет, не «ерунда, джентльмены»!
Они уже вернулись обратно к праздничному шатру. За длинным столом, словно на веранде старой дачи, сидели приглашенные гости. Гости делали вид, что заняты разговором. На самом деле они смотрели на плазменную панель. Сейчас там крупным планом были лица Принца и Девочки из Космоса. Так, крупно, показывают на табло во время матча футболиста, забившего гол. Или не забившего.
– Понимаешь, Принц. Человек думает, что он сам может решать, что для него ерунда, а что нет. Тебе этого не понять, ты прыгаешь по своим горам и водопадам. И даже не задумываешься, что тебе это позволяет элита. Та элита, для которой люди – марионетки. Та, которая всегда врет и веселится, врет, веселится и жрет икру. И если человек замешкался, если человек соврал один раз, это все, это навсегда. Он будет говорить не то, что думает. Он будет делать то, чего делать нельзя. Вот что я хотела тебе сказать. А теперь, убирайся из моей головы…
Принц протянул руки и прижал спутницу к себе. Анжела затихла, чувствуя, как он поцеловал ее в волосы цвета осени.
– Так хорошо, как с тобой, Принц, – сказала она чуть слышно, – мне не было ни с кем. Но этого уже не будет. Нельзя дважды войти в одну реку. Прости меня, Принц. Я замужем.
И резко отстранившись, ударила его ладонью по левой щеке.
Принц схватился за лицо, поглядел на нее сквозь пальцы.
– Анжела, – сказал он.
И тут же раздался выстрел.
* * *Капитан Чагин даже не повернул головы на звук. Потому что рядом с ним из за стола поднимался важный секретный государственный генетик Щукин. Он медленно переводил взгляд с экрана, где его жена целовалась с первым, к тому же только что объявившим о своей помолвке, женихом государства на тропинку между кустами. Где его жена уже била этого самого жениха по лицу. Генетик Щукин полез рукой под пиджак и сделал шаг по направлению к тропинке.
Чагин шагнул к генетику и стиснул, словно в объятиях. Капитан отчетливо ощущал твердость кобуры под мышкой Щукина. Капитан прекрасно знал, что пока палец человека не на спусковом крючке, оружие для него самого опасность, гадость, необузданная тварь, от которой неизвестно чего ждать.
Только слившись со спусковым крючком в единое целое, человек забывает обо всем и готов нажимать, нажимать, пока не кончатся патроны. Вдвойне это относится к салагам. Чагин не раз и не два отбирал у браконьеров обрезы, спокойно лежащие в лодке. Но знал и цену стволу, уже нацеленному в грудь.
Его движение словно послужило сигналом для остальных. Черная тень в мотоциклетном шлеме метнулась вдоль стола, но латышский консул с удивительным проворством вскочив на ноги, преградил дорогу бегущему. А когда тот, помешкав не больше полусекунды, выхватил из кармана кожанки пистолет, жена латышского консула, взвизгнув, повисла на этой руке и тут же впилась в нее зубами. Бессмысленно, но эффектно.
Именно тут и прогремел выстрел, пуля отрикошетила от каменной эстрады и ушла в крону ближайшего клена. Гедгаудас Зиедонис врезал прямым справа по голове мотоциклиста, но тот был в шлеме, и удара почти не почувствовал. Рванувшись, он высвободил руку с оружием.
– Они же его убьют! – в президиуме вскочил Валерка Бондарь.
Инцидент с террористами, которые покушались на его жизнь весной (так писали газеты, Вихорь же неизменно прибавлял «дюймовой гаечкой») явно благотворно сказался на умении сего государственного мужа действовать в реальной ситуации. Если и не приказ, то вопль у Валерки получился вполне связный и понятный: – Дзюба!
