Дарья Донцова - Скелет из пробирки
Ночью поднялась тревога.
– Живо, живо, – командовал Гюнтер, – все по машинам, русские на окраине Горнгольца.
Схватив несколько особо интересных «кроликов», врачи умчались, и тогда начался следующий этап хорошо продуманной операции. Со склада, где хранилась одежда заключенных, добыли два комплекта военной формы советских солдат. Русские войска и впрямь стояли на подходе к Горнгольцу, но вошли они в городок лишь после обеда, тогда, когда Гюнтера и его сообщников и след простыл. Лиззи Виттенхоф, Гюнтер Рур, Иван Селезнев и Дмитрий Горкин погибли в огне войны. На старенькой, разбитой машине с красным крестом в глубь расположения советских войск, к госпиталю двигались совсем иные люди: близнецы Кирилл и Валерий Боярские, доблестные защитники Родины, и несчастные мученики из Горнгольца Анна-Мария Зайцевская и Герман Наумович Ладожский.
– О-о-о, – закричала я, – и кто из них стал кем? Почему двое превратились в близнецов?
Олег встал и начал ходить по комнате.
– Им удалось добыть лишь такие документы. Кирилл – это Гюнтер, Валерий – Иван Селезнев, Герман Ладожский – Дмитрий Горкин, ну а в Зайцевскую, как сразу становится понятно, превратилась Лиззи.
– Но как же они смогли выдать себя за близнецов? – удивилась Томочка. – Неужели были так похожи?
– А близнецы иногда рождаются совершенно разными, – влезла я.
– Правильно, – кивнул Олег.
– Меня интересует другое, – вновь не утерпела я, – каким образом Гюнтер-Кирилл, не знавший русского языка, сумел выдать себя за русского солдата?
– Слышала когда-нибудь про операцию под названием трахеотомия? – спросил Олег. Я покачала головой.
– Ее делают в том случае, когда у человека по той или иной причине поражено дыхательное горло, – пояснил Куприн. – Ну, допустим, ребенка душит круп или дифтерит, тогда врач разрезает трахею и вставляет туда трубочку. Воздух начинает поступать прямо в легкие. Разговаривать такой больной не может и внешне выглядит ужасно, но на самом-то деле это хирургическое вмешательство можно провести очень быстро, а когда трубки вынимают, то на горле чаще всего и шрама-то не остается. Гюнтеру Лиззи поставила такую трубку, она ловко справилась с несложной процедурой. Гюнтер-Кирилл выглядел раненным в горло солдатом.
– А Ладожскому отрезали ногу? – подначила его я.
– Нет, – усмехнулся Олег, – на такое господин Горкин не дал бы согласия.
– Но он носит протез!
– Послушай! – возмутился Куприн. – Не перебивай! Давай по порядку, а?!
Я покорно закивала головой:
– Молчу, молчу, ты только говори!
– Преступники поступили хитро, – продолжил Олег, – им было понятно, что конец войны – дело ближайших дней, поэтому далеко не уходили от Горнгольца. Добрались до городка Фридрихсбург, в десятке километров от лагеря, и просто встали на постой у немца на квартире. Бюргер, напуганный тем, что советские войска уже дерутся на подступах к Берлину, изо всех сил старался угодить «освободителям», поэтому День Победы группа встретила у него в доме. К тому времени…
Олег неожиданно остановился.
– Давайте стану называть их теми именами, под которыми преступники прожили вторую половину своей жизни?
– Да, да, – закивала я.
– Так вот, к тому времени Ладожский и Боярский съездили в Горнгольц, добыли ящик с документами и разложили бумаги по вещмешкам. В середине мая началась отправка советских воинов домой. Четверка явилась на вокзал, чтобы сесть в поезд… Вы представляете себе, что такое состав с солдатами, едущими домой?
– Ну, в общем… – забубнил Сеня, – купе… Олег усмехнулся, – Да нет! Просто товарные вагоны с нарами. Возле каждого вагона стоит солдат, проверяющий проездные документы, он смотрит, чтобы все места были заняты, и, как только вагон заполнится, прекращает посадку. Но домой хотели все, поэтому очень часто проверяющие сквозь пальцы смотрели на то, что на одном спальном месте едут сразу четверо. В тесноте, да не в обиде, зато быстрей родных увидят.
Проездных документов у наших голубков не было, но Иван-Валерий спокойно уладил дело, сунув солдатику, смотрящему за посадкой, взятку: несколько золотых часов и колец. А потом им повезло Не успел состав пройти и несколько километров, как прогремел взрыв. В первые месяцы после окончания войны отдельные группы гитлеровских солдат, не желавших сдаваться, вели партизанскую войну, минировали дороги, по которым шли составы с советскими солдатами. Ладожскому оторвало ногу, Кирилла сильно контузило. Валерия и Марию даже не задело – Хорошо везение – подскочила Томочка.
– Ты не поняла! – покачал головой Олег. – Естественно, все оказались в госпитале и получили там настоящие бумаги. Более того, потом, уже выучив язык, Кирилл, оправдывая легкий акцент, говорил"
– Это последствие тяжелой контузии. А Ладожский с жаром пел о мучениях, перенесенных в лагере, демонстрируя протез.
Олег замолчал, выждав секунду, он Сказал:
– Я не стану тут описывать, как они добирались до Москвы, устраивались на работу, организовывали лабораторию… Безусловно, это интересно, но лучше сразу перейду к событиям последних месяцев.
Глава 30
Самое интересное, что до смерти Кирилла-Гюнтера все шло хорошо. Боярские: Мария Григорьевна, Кирилл и Валерий – защитили диссертации и продолжали работу над созданием лекарства. Ладожский тоже вполне преуспел, сидя в той же лаборатории. Одна беда – панацея все не находилась. Были получены впечатляющие результаты, но, увы, помочь удавалось не всем. Кое на кого разработанные на основе яда лекарства не действовали совершенно. Но Боярские и Ладожский не сдавались. И у них появилась возможность проводить эксперименты на людях Началось все очень просто. Одна из сотрудниц НИИ, где располагалась лаборатория, плача, пришла к Марии Григорьевне и взмолилась:
– Маша, помоги.
– Что случилось? – спросила Боярская.
– Говорят, вы какое-то чудо-лекарство изобрели!
– Да нет, – вздохнула Боярская, – работа в разгаре. Но коллега вцепилась в нее.
– Мой сын умирает, саркома, умоляю!
– Что ты, – замахала руками Мария Григорьевна, – сама знаешь, не имею права.
– Умоляю, – упала перед ней на колени несчастная, – ему все равно умирать! Последний шанс!
Подростку провели цикл уколов, и – о чудо! Ребенок выздоровел. В лабораторию потек ручеек несчастных. Боярские и Ладожский были очень осторожны, брали только тех, кто одной ногой стоял в могиле. В случае летальных исходов родственники не предъявляли претензий. Денег ученые не брали, они начали это делать только после перестройки, когда государственное финансирование лаборатории сошло на нет, а им перестали выплачивать зарплату. Финансовые дела предоставили вести Ладожскому, жадному до крайности. Герман Наумович не растерялся и взвинтил цены. Ученые начали прилично зарабатывать, но, если Боярские не думали о деньгах и жили достаточно скромно, то Ладожскому все было мало. Жадность его становилась патологической, ему было жаль потратить копейку даже на себя. Он просто складывал доллары в сейф, который установил дома, и не упускал малейшей возможности приумножать заначку.
Умер Кирилл. Честно говоря, его смерть скорей обрадовала, чем огорчила сообщников. Дело в том, что, старея, Кирилл-Гюнтер делался невыносим. Последнее время он начал вести дикие разговоры.
– Мы стоим на пороге великого открытия, – вещал Кирилл, – как только доведем исследование до конца, мигом опубликуем данные и сообщим всем наши подлинные имена.
– Ты с ума сошел! – испугалась Мария Григорьевна. – Зачем?
– Мир должен знать, что спасение ему принес немец! – с пафосом заявил Кирилл.
Неизвестно, как бы он повел себя дальше, но тут его свалил инсульт, и Кирилл умер.
Мария Григорьевна поплакала и успокоилась. Еще раньше скончалась жена Валерия, Соня…
– Эй, – подскочила я, – она сама умерла? Куприн кивнул.
– В череде смертей эта естественная. У Софьи Николаевны случился шок от укуса. Бывает такое.
– Так и думала! – воскликнула я.
– По-моему, ты слишком много думаешь, – на полном серьезе заявил Олег. – Значит, Боярские остались вдвоем, если считать еще и Ладожского, то в лаборатории теперь трудилось только трое, рабочих рук не хватало, и Мария Григорьевна решила, не посоветовавшись с Валерием, привлечь к делу свою старшую дочь Аню и зятя Николая. Они казались ей крайне подходящими кандидатурами: молодые, талантливые ученые, к тому же самые близкие родственники, тайна не уйдет из семьи.
Сначала Аня и Николай с радостью согласились, но через несколько дней, когда им стало ясно, где, кто и на ком начал проводить первые исследования, юноша и девушка пришли в ужас. Николай заявил теще:
– Скажите спасибо, что сегодня вечер пятницы! У вас есть время, чтобы насушить сухарей! В понедельник пойду в ФСБ! Вы – убийцы!
Николай не знал, что приемная Федеральной службы безопасности работает круглосуточно, и, вместо того чтобы бежать туда сломя голову, подхватил Аню и унесся на дачу.
