Дарья Калинина - Шутки старых дев
– Сынок, – слабым голосом произнес дядя Саша, – у нас есть что-нибудь перекусить? А то я на ногах не держусь уже.
Мы с торжеством переглянулись и провели Лешкиного папу прямо к накрытому столу.
– Вот это да! – воскликнул он, сразу же наливаясь энергией, вырываясь из наших заботливых рук и бросаясь к тарелкам. – Откуда все эти вкусности? А картошечка отварная к ним есть?
При этом он напрочь проигнорировал все магазинные деликатесы, а с жадностью накинулся на грибочки, огурчики и прочее, столь презираемое его бывшей женой.
– Просто чувствую себя новым человеком, – признался Лешкин папа; мы же с разинутыми ртами наблюдали, как он расправляется с овощными маринадами. – Присаживайтесь.
Мы послушно присели, и Инка нерешительно предложила выпить за помин души тетки Веры. Мы с волнением уставились на Лешкиного папашу, не зная, как отреагирует «новый человек» на такое предложение. Но, к счастью, новый дядя Саша поступил в точности, как поступил бы его «предшественник», и очень быстро дошел до требуемой кондиции, прикончив две бутылки, пока мы втроем возились с оставшейся. Но даже за это недолгое время он умудрился почти в одиночку опустошить все салатницы и миску с горячей картошкой. Так что вопрос о гастрономических пристрастиях дяди Саши можно было с повестки дня снимать. Домашние заготовки он любил, и кто-то решил сделать ему приятное, притащив их сюда в количестве, которого хватило бы до нового урожая. Этот факт несколько настораживал: возможно, даритель и сам собирался переехать сюда следом за своими банками.
– Никогда не видел, чтобы ты ел маринованные грибы, – заметил Лешка, когда его папа спросил, остались ли еще грибки.
– Одна чудесная женщина рассказала мне, как это вкусно, – повергнув Лешку в транс своей откровенностью, поведал дядя Саша.
– И давно она тебе рассказала? – приходя в себя от наших щипков, спросил Лешка.
– Да уж несколько лет. И даже угощала меня много раз, – признался дядя Саша, как будто в этом не было ничего особенного. – Очень милая женщина, у нее дом в деревне, и она каждое лето проводит там несколько месяцев. А ее сестра так и вообще живет в деревне постоянно. Там у них великолепный дремучий лес, в котором все эти грибочки и растут, огород и прочее хозяйство. Она мне все уши прожужжала, как в хозяйстве нужны мужские руки. Я даже стал подумывать, не намекает ли она на что-нибудь, и поспешил ей сообщить, что женат.
– Так и сказал: «Знаете, а я ведь женат!» – удивился Лешка. – Она на тебя не обиделась?
– Она прекрасная женщина, очень понимающая, – вздохнул дядя Саша. – И она бы, конечно, не обиделась, но я не был так груб. Я просто начал рассказывать про нашу маму. Что она много работает, редко бывает дома, потому что очень занята. Настолько, что часто забывает про наши совместные юбилеи, и, уж конечно, ей не до домашних заготовок, которые я, признаться, так люблю.
Мы пожертвовали оставшейся половиной «Смирновки», и дядя Саша признался, что эта женщина работала консультантом в той же клинике, где он лежал не реже одного раза в месяц.
– Мы с ней очень подружились, я даже ей в шутку не раз говорил, что если бы не был женат, то о лучшей жене, чем она, и не мечтал бы.
– А она что? – спросили мы в один голос.
– Любой женщине приятно услышать такие слова, – наставительно заметил Лешкин папа. – Она вся расцветала и начинала закармливать меня своими бесподобными салатиками. Кстати говоря, эти, которые мы сегодня ели, очень похожи на те, которые я ел в клинике. Кто их приготовил?
На этот вопрос мы отвечать не стали, и дядя Саша снова уткнулся в тарелку. Лешка же с трепетом готовился задать папе решающий вопрос, и мы Леше очень сочувствовали.
– И как зовут ту женщину, с которой ты так подружился в клинике? – спросил он наконец.
– У нее чудесное имя, – сообщил нам дядя Саша. – Очень ей подходит. Я даже подумал, ну не странно ли, что жена у меня Вера, а эта женщина...
Тут он увидел соленые огурцы, умело мной замаскированные смородиновыми листьями, и на время был вынужден прервать свой рассказ. Трудно говорить, когда у тебя во рту сразу целый огурец, а на тарелке – еще несколько.
– А эта женщина – Надежда, – справившись с последним огурцом – я их уже тихо ненавидела, – закончил Лешкин папа, и мы все издали вздох разочарования.
– Ты точно знаешь, что она Надежда? – спросил Леша на всякий случай.
– Ну конечно! – удивился папа. – Ее все врачи называли Надеждой Семеновной – как же мне не знать? Я по сто раз в день слышал ее имя. Или ты думаешь, что у твоего папки с головой плохо?
Лешка ответил, что ничего подобного не думал, а если бы даже и думал, то все равно не признался бы. У него-то, слава богу, с головой все в порядке. На этой ничем не оправданной оптимистичной ноте разговор между отцом и сыном завершился.
– Вот тебе и тетя Люба с острова, – насмешливо бросил Инке Лешка после того, как мы уложили дядю Сашу в постель. – А мы еще ее подозревали, что она положила глаз на моего папку. А они даже толком и не знакомы.
– Может быть, он нам не про всех своих женщин рассказал, – защищалась Инка, но даже мне показалось, что она перебарщивает. А Лешка и вовсе возмутился ее предположением и закричал:
– Ты уж моего отца совсем за донжуана держишь, а он, между прочим, не признался, что у него что-то было даже с той Надеждой из клиники.
– Ну конечно, – усмехнулась Инка. – А все эти банки с собственноручно приготовленными яствами она просто по широте души ему притащила. И чего ей так суетиться из-за того, что у её случайного знакомого умерла жена? Нет уж, ты меня не убедишь, что у твоего папы не было с ней романа. Очень удобно устроено: лежит человек себе в больнице, а у него дама сердца под рукой. И никто не в обиде, и бежать ему, сердечному, никуда не надо.
– Ладно вам, – сказала я. – Хватит спорить. Надо поговорить с этой Надеждой. Только почему майор сам с ней не побеседовал? И зачем ему все-таки требуется Люба, если на самом деле ему нужна Надежда?
– Стоит ему позвонить и рассказать про то, какие залежи продуктов мы нашли в запасном холодильнике, – поддержала меня Инка. – Ручаюсь, ему это тоже покажется подозрительным.
Майору мы позвонили, и мне показалось, что он обрадовался нашему звонку. Мне его даже жалко стало, беднягу. Если он даже нам радовался – то с кем же ему приходится общаться?! В общем, поблагодарил он нас за бдительность, а Инка, решив, что надо ковать железо, спросила:
– А что слышно про Надежду Семеновну? Вы ее уже вызвали?
На другом конце трубки установилось продолжительное молчание. Наконец майор тихим и каким-то полузадушенным голосом проговорил:
– А вам откуда про нее известно?
– Вы же своих источников никогда не открываете! – возмутилась Инка. – Почему же от нас требуете?
Майор подумал и сказал, что его источники – это его личное дело, а наш источник пусть нам и расскажет, что данная особа взяла отпуск на неделю и исчезла из поля зрения сослуживцев. В общем, картина складывалась какая-то очень уж подозрительно знакомая.
– Что там твой папа говорил про домик в деревне? – спросила я у Лешки после того, как мы попрощались с майором, клятвенно его заверив, что никуда из города ни на шаг.
Лешка проявил неожиданную живость мысли и твердо заявил, что ни в какую деревню не поедет, пускай милиция этим занимается. Ему неохота перебегать ей дорогу. Для человека, который еще недавно прощался с жизнью, его позиция была просто возмутительна. Мы ему так и заявили, но он почему-то не устыдился.
– И все равно мы сейчас от моего папки ничего внятного не добьемся, – твердил Лешка. – А тем более – точного адреса его знакомой. Он вполне может послать нас куда-нибудь в противоположную сторону. Вы хоть это поймите.
Мы подумали и сказали, что Леша прав.
– Остается надеяться, что у майора есть адрес этой тетки, – вздохнула Инка и предложила:
– А что, если нам немного перекусить?
– Точно! – оживился Лешка. – И можно позвать Светлану.
Инка пробормотала, что вряд ли она на свободе до сих пор, но Лешка ее уже не слушал.
* * *Майор же свое время проводил не столь приятно. Про домик в деревне он тоже был наслышан, и его источник мог с точностью до нескольких десятков метров указать его месторасположение. Чем дольше слушал майор свой источник, тем больше убеждался в том, что интуиция его не подвела и что съездить в деревню очень даже стоит.
– Сестра там обычно все летние месяцы жила, – рассказывала Любовь Семеновна, которую майор нашел на квартире ее сестры – Надежды Семеновны, работавшей в той самой клинике, где столь долго и счастливо лечился Лешкин папа. – Так было до прошлого года. В прошлом году Надя по секрету рассказала мне, что познакомилась с одним прекрасным человеком, и поэтому времени у нее на деревню оставалось мало. Она бы и вовсе ее забросила, но ее кавалер оказался большим гурманом, и сестра предполагала, что и к ней он потянулся из-за ее домашних разносолов. Речь о том, чтобы вовсе не ездить в деревню, не шла, просто она поставила дело так, что мне пришлось свой отпуск проводить в деревне и следить за ее проклятыми огурцами и помидорами. Представляете, как мне это было приятно, особенно если учесть, что я их ем только в свежем виде, а все эти засолки и маринады терпеть не могу. Но сестра есть сестра. Видя, как она из сил выбивается ради своего красавца, я сочла своим долгом помочь ей хоть немного. Но дело этим не кончилось, напрасно я надеялась, что ее хахаль уже осенью на ней женится. Ничего подобного, у него нарисовалась какая-то там жена. Надька о ней отзывалась очень плохо, но я-то знала, что нельзя ожидать от влюбленной женщины, чтобы она хорошо отзывалась о сопернице, да к тому же еще удачливой. И я решила посмотреть сама, что это за особа. Каково же мне было, когда я узнала, что это Верка.
