Запретные воспоминания - Людмила Мартова
– Понятия не имею. Когда Кондратьева не пришла на смену, то Нежинская, у которой сложились добрые отношения с девушкой, забеспокоилась и начала приставать к Лиде с вопросами. Лида позвонила мне. Вообще-то ее звонок был связан с тем, что Юля пропала, а Королев обрывает телефон, обзванивая другие больницы и морги, но между делом она упомянула про старуху, назвав ее по фамилии. Так я узнала, что в кардиохирургии лежит Ираида Нежинская. Такое сочетание имени и фамилии не могло быть простым совпадением, я поняла, что это именно жена того человека, который сломал, а потом отнял жизнь моего отца.
– Почему вы считаете, что в гибели вашего отца был виноват именно Нежинский?
– Он был самым влиятельным из них всех. Когда папа понял, что военная прокуратура спускает все на тормозах и пошел в газеты, Нежинский встречался с ним, пытался дать денег, чтобы отец перестал искать справедливости. Но папа был не такой, поэтому он отказался, послал Нежинского матом, и между ними, кажется, даже завязалась потасовка. Вскоре после этого отец погиб. Его сбила машина. И мама всегда считала главным виновником именно Нежинского. Я выросла с этим убеждением.
– Лучше бы вы, Елена Михайловна, выросли с идеалами вашего отца. С такими понятиями, как честь и порядочность, – заметил Радецкий. – Вы понимаете, что то, что вы сотворили с Кондратьевой и Королевым, не может иметь оправдания? Вы виноваты в смерти Юли так же, как если бы били ее гирей по голове и сжигали собственноручно.
– За это, кажется, не судят, в отличие от настоящего убийства, – надменно сказала Валуева.
Радецкий посмотрел на Зимина, тот покачал головой.
– Нет, Елена Михайловна, судить вас не будут. В УК РФ нет такого понятия как подлость, а подстрекательство к убийству я доказать бы хотел, но не смогу.
– Вот именно.
– Но это не значит, что вы будете и дальше тут работать, – сказал Радецкий, – вы не выйдете из этого кабинета, пока не напишете заявление об увольнении по собственному желанию.
– С должности заведующей?
– Нет, вообще с работы. Я не представляю, как вы сможете трудиться в нашем коллективе и смотреть в глаза коллегам, которые будут знать, что вы натворили и на что способны. И да, боюсь, что вы не сможете надеяться на положительные рекомендации с моей стороны.
Взяв со стола лист бумаги и ручку, Валуева, закусив губу, начала писать заявление.
– Зачем вы ходили в палату к Нежинской?
– Хотела на нее посмотреть. Ну, и спросить, что она знает о случившемся двадцать лет назад.
– Спросили?
– Да. Несмотря на преклонный возраст, старуха оказалась в полном разуме. Она прекрасно помнила ту историю с самолетами, и имя моего отца было ей хорошо знакомо. Она разнервничалась, разумеется, но не испугалась. Сказала, что вернулась в город специально для того, чтобы восстановить справедливость, и что мой отец тоже этого заслуживает. Мол, она считает необходимым перед смертью покаяться перед богом и воздать всем то, что нам полагается.
– Что она имела в виду?
– Я не очень поняла. Если честно, мне вдруг пришло в голову, что отца все равно не вернешь. Можно считать, что я удовлетворила свое любопытство, посмотрев ей в глаза. Тут пришла раздатчица, чтобы забрать тарелки, и я ушла.
– И больше не возвращались.
– Нет, не возвращалась. Я пошла к себе в отделение, потом позвонила напуганная Селезнева, а потом все зашушукались о том, что в кардиохирургии убийство, и поначалу я это никак с Нежинской не связала.
– А когда узнали, что это она, что подумали?
– Да ничего я не подумала. – Валуева вдруг как-то разом потухла, словно внутри ее некто неведомый повернул какой-то выключатель. Теперь она не выглядела ни яркой, ни манкой. Обычная женщина, не первой уже молодости, вот и все. – Она же бормотала что-то про «воздать по заслугам». Может, кто-то решил этого избежать, но я, честное слово, понятия не имею, кто бы это мог быть. Я могу идти?
– Можете, – разрешил Зимин. – Пока я вас больше не задерживаю, но позже вам надо будет приехать в следственное управление, чтобы записать ваши показания под протокол. Повестку выписать или сами?
– Я приеду, – покорно сказала она. – Как видите, с работы мне теперь отпрашиваться для этого будет не надо. С какого числа я уволена, Владимир Николаевич?
– С завтрашнего, – сказал Радецкий жестко. Ему совсем-совсем не было ее жалко.
Когда Валуева ушла и они с Зиминым остались в кабинете вдвоем, он задал вопрос, который в данный момент считал самым важным:
– Михаил Евгеньевич, теперь вы верите в то, что Нежинскую убили из-за истории двадцатилетней давности, которую раскопала Инна Полянская?
– Вера – понятие нравственное, Владимир Николаевич, – ответил следователь, – а я привык руководствоваться фактами. Скажем так, эта версия стала казаться мне менее невероятной, чем раньше. Если выяснится, что Лидия Селезнева ни при чем и потерпевшая не пыталась призвать ее к ответу за посланное Кондратьевой видео, то, пожалуй, я буду рассматривать эту версию более внимательно. Уверяю вас, я о ней не забыл. Вы же рассказали мне все, что знаете?
Радецкий уже был готов поведать о знакомстве с Нежинской своего заместителя по хозяйственным вопросам, который лично устраивал старушку в больницу, но у Зимина зазвонил телефон и, выслушав сообщение, тот резко распрощался, пообещав зайти позже. Рассказать про Олега Тихомирова Радецкий не успел.
Продолжался этот непонятный маетный день, в который почему-то приходилось то и дело поглядывать на часы, чтобы убедиться, что он все еще не кончился. К счастью, новых неприятностей не происходило, больничная круговерть с локально возникающими и требующими срочного решения проблемами была привычной, не требующей нестандартных подходов. Все это проходилось много раз, и реакции Радецкого поэтому были тоже привычными, отточенными, отработанными до автоматизма, присущего только настоящим профессионалам.
Ему удалось уговорить Королева вернуться к своим должностным обязанностям. Известие о подлости Валуевой выбило Сергея Александровича из колеи еще больше, хотя, казалось, это и было уже невозможно.
– Ради должности? Она фактически убила Юльку ради того, чтобы стать заведующей? Господи, это же чудовищно.
– Чудовищно, – согласился Радецкий. – Но чудовища часто живут под личиной простых людей. Проблема в том, что их
