Дарья Донцова - Компот из запретного плода
– Семь раз отмерь, один раз отрежь, – твердила Липа, обшаривая глазами прилавки, брат лишь кивал, он стал настоящим молчуном, букой, общался лишь с двумя любимыми кошками.
Так прошел год. Александр Михайлович ходил по врачам, и вроде ему стало лучше, во всяком случае, речь о скорой смерти уже не шла, но вдруг Дегтярев слег с простудой, та переросла в воспаление легких. Врач осторожно сказал Липе:
– Готовьтесь, похоже, вашему брату не выкарабкаться. Возраст почтенный, туберкулез в анамнезе и рак легких, как только он до сих пор протянул!
– Туберкулез? – изумилась Олимпиада. – Про рак-то знаю, но туберкулез?
– Да, – кивнул врач, – правда, залеченный, но все же, а вы не слышали об инфекции?
– Нет, – растерянно ответила Липа.
– Странно, – пожал плечами доктор и ушел.
Олимпиада осталась в палате около тяжело дышащего Саши. В клинике умирающих отвозили в небольшую комнатку, медики не хотели травмировать больных, но те все равно понимали: коли мужика поволокли на каталке в конец коридора, да еще пустили к нему в неурочный час родственников, то смерть уже наточила свою косу. Знала о больничных повадках и Липа, сейчас она сгорбилась на табуретке, размышляя над вопросом доктора: «Вы не подозревали о туберкулезе?»
Нет, даже не слышала о болячке, перенесенной братом. И что она вообще о нем знает? Саша ничего не рассказывал о зоне и о том, как жил большую часть жизни. Первое время Липа приставала с вопросами, но брат только мрачнел и буркал:
– Не к чему прошлое ворошить, ничего хорошего из стога не вылезет. Я бы и не приехал к тебе, да очень жить захотел, вот и подался в Москву.
Не стал брат делиться информацией и о своих гражданских женах, просто сказал:
– Неприятно вспоминать, потом как-нибудь, извини.
Липа и отстала, ну к чему мучить человека? И вот теперь, когда впереди замаячила могила, приходится признать: ничегошеньки о Саше сестре не известно. Но он ведь жил, радовался, печалился, надеялся, влюблялся… Так и уйдет, не оставив о себе никакой памяти, никакого наследства, ни морального, ни материального, лишь несколько затрепанных рубашек да книжку Голсуорси «Сага о Форсайтах», которую Дегтярев без конца перечитывал, вон он, томик, лежит на тумбочке.
Проглотив горький комок, стоявший в горле, Липа взяла растрепанную книгу, сама она ни разу не заглядывала в этот роман, но сейчас перевернула обложку и увлеклась. История чужой семьи захватила ее безраздельно, Липа вцепилась глазами в текст, она была не особой охотницей читать, больше любила слушать радио, но «Сага о Форсайтах» очаровала Олимпиаду, ей не хотелось отрываться от текста.
– Как у вас дела? – спросил вошедший в палату доктор.
Липа вздрогнула, уронила книгу на колени, глянула на спокойное лицо Саши и обрадовалась.
– Ой! Ему, похоже, легче, тихо так спит, больше не задыхается! Может, выздоравливает?
Врач наклонился над Дегтяревым.
– Он умер, наверное, около часа назад, неужели не заметили?
– Нет, – потрясенно выдохнула Олимпиада. – Вы уверены? Да нет, просто спит!
Доктор поморщился.
– Но он молчал, – продолжала Липа, – ничего не сказал.
Врач покосился на женщину и довольно сердито ответил:
– Сколько работаю, ни разу не видел, чтобы человек в агонии произносил монологи или пел, как в опере.
На кладбище, у разверстой могилы, Липа стояла одна, во всем мире не нашлось более человека, который мог проводить Александра Михайловича, поминки справлять было не с кем, Липа купила несколько бутылок водки и угостила людей, служивших в санатории.
Только через полгода она собралась вынести из дома немудреные вещи брата. Собственно говоря, после Дегтярева практически ничего не осталось, все барахло уместилось в небольшую потрепанную сумку, у Александра Михайловича не было никаких мелких милых сердцу вещичек, которыми обрастают даже мужчины.
Липа открыла шкаф, оглядела скудный гардероб и заплакала. Пока из глаз текли слезы, руки запихивали в торбу никому не нужные рубашки. Внезапно на одной из полок обнаружилась простая ученическая тетрадь, Олимпиада взяла ее, раскрыла и пробежала глазами первую строчку: «Липа, я умер. Только в этом случае ты сумеешь прочитать мою исповедь».
Ничего не понимающая женщина взяла растрепанные странички, пошла на кухню и стала медленно изучать текст.
Очевидно, заболев простудой, Саша почувствовал приближающуюся смерть, потому что начал заполнять тетрадь, и Липа с огромным изумлением узнала такие подробности о жизни брата, о которых ей по сию пору было неведомо. Оказывается, у Дегтярева имелось несколько жен, официально Александр Михайлович не регистрировал брак. «Супруг» Дегтярев подыскивал в бараках женщин, присматривался к заключенным, находил молодую, симпатичную и делал ее своей любовницей. Не следует думать, что Александром Михайловичем руководил лишь расчет, он не хотел иметь близкие отношения с женщиной, помесью прислуги и сексуальной рабыни, нет, Дегтярев был влюбчив и искренно увлекался зэчками. Вступив в связь с одной, начальник зоны уже не смотрел на других, у него было свое понимание порядочности и представление о благородстве. Своих «жен» Дегтярев старательно поддерживал, ходатайствовал об их досрочном освобождении и отправлял не куда-нибудь, а в Москву. Александр Михайлович логично предполагал, что в большом городе легче затеряться и начать жизнь с нуля, нежели в деревне или крошечном райцентре. Расставаясь с бабами, Дегтярев честно предупреждал их:
– Жениться на тебе не смогу, при моей работе подобное невозможно, поэтому устраивай жизнь спокойно, вот тебе адрес человека, который временно пристроит в столице, а потом решит остальные проблемы.
Женщины начинали благодарить его и плакать, Александр Михайлович их останавливал:
– Не такой уж я добрый и бескорыстный, придется тебе отработать досрочное освобождение. Вот, смотри, тут два свертка, в обоих драгоценности, дорогие, золото с камнями, все настоящее, очень ценное. Один сверток твой, трать его содержимое смело, а второй положи в укромное место, когда-нибудь я попрошу его вернуть, поняла? Хранить накопленное при себе мне никак нельзя.
Любовницы, естественно, обещали выполнить просьбу и выходили на свободу.
С бывшими дамами сердца начальник не общался, во время коротких служебных командировок в Москву останавливался у Липы, Саша не хотел портить жизнь бывшим любовницам, которые, оказавшись на свободе, скорее всего, мечтали поскорее забыть зону. Да к тому же, благополучно отправив в столицу очередную бабу, Дегтярев мигом заводил новую. Кому-то подобное поведение покажется странным, ну почему бы мужчине не жениться, не растить ребенка… Но не забывайте, что Александр Михайлович работал в системе управления исполнения наказаний, за связь с зэчкой, пусть даже потом и оформленную в официальный брак, его по голове не погладят, быстро выгонят вон. Вот почему Саша довольствовался необременительными отношениями в таких условиях, где он был, без преувеличения, королем. Как милостивый монарх, устраивал судьбы своих метресс.
Потом Александра Михайловича арестовали. Настучал на него муж одной заключенной, сначала заплатил полковнику за трехдневное нелегальное свидание, затем во время встречи насмерть разругался с отбывающей срок второй половиной и накатал огромную жалобу на начальника, настоящий донос.
Дегтярева схватили с поличным и нашли у него в квартире тайник с золотишком. Но следователю объем «клада» показался маловат, и Александра Михайловича принялись «ломать», требуя сообщить, куда он дел остальное.
Бывший начальник тайны не выдал, о свертках, розданных «женам», не проговорился, он вообще ни словом не обмолвился о любовницах, их имена так и не всплыли на следствии. Но благородство и забота о чести женщин тут ни при чем, просто Саша хорошо помнил о сверточках, лежащих в укромных местах, и понимал: коли сейчас натреплет лишнего, то потеряет абсолютно все, а так выйдет из заключения, заберет отданное на хранение и устроит себе райскую жизнь на свободе.
Много чего плохого пережил Александр Михайлович на зоне, заболел туберкулезом, но, видно, воля к жизни у него была столь велика, что победила даже страшную болезнь.
Бывшему начальнику зоны пришлось отсидеть огромный срок, вышел он на свободу совсем немолодым человеком и отправился в глухой угол Подмосковья, устроился на плохо оплачиваемую работу, получил комнатенку в общежитии и начал влачить жалкое существование. Трезвый мужчина, пусть даже в возрасте и с криминальным прошлым, был огромной редкостью в городке, где пили чуть ли не грудные младенцы, поэтому к Дегтяреву стали подкатываться местные невесты. Но бывший начальник зоны хотел лишь одного – спокойной жизни, жениться он не собирался, и скоро его оставили в покое, дав прозвище Немой. Дегтярев и впрямь постоянно молчал. Липе он о себе не напоминал, полагал, что у сестры собственная жизнь, дети, внуки, навряд ли она обрадуется призраку.
