Дарья Донцова - Компот из запретного плода
Пару раз начальство заговаривало с отличным сотрудником о женитьбе, но Саша хмурился и бормотал:
– Поймите, не могу.
И в конце концов Дегтярева оставили в покое, в кадрах проявили человечность, поняли, что смерть жены сильно травмировала одного из лучших сотрудников. А вот Липа очень хотела замуж, но где найти супруга? Женщина ходила по кругу: дом – работа – дом, на ткацкой фабрике трудно встретить судьбу, основная масса служащих – разновозрастные бабы.
Наверное, Саша в конце концов сообразил, что Липу надо пристраивать. В один из приездов в Москву он привел с собой совсем некрасивого, но и не противного мужчину.
– Знакомься, – сказал он сестре, – это Матвей, мой зам, холостой, гроза девушек!
– Хорош шутить, – замахал руками Матвей, – какие в нашей глуши девки!
Липа покраснела, похоже, брат демонстрирует ей жениха. Саша кинул взгляд на сестру и кашлянул:
– Вы того, поболтайте, а я в магазин.
Ушел и пропал, вернулся лишь к вечеру, Матвей с Липой за это время успели познакомиться и поговорить о куче вещей.
Так и начался роман. Мотя старался чаще приезжать в Москву, Липа понимала, что, скорей всего, он скоро сделает ей предложение и придется отправляться туда, где служит муж, на зону, но жизнь при колючей проволоке Олимпиаду не пугала, да и брат был бы рядом.
Рано утром 23 сентября – день Липа запомнила на всю жизнь – в ее квартире раздался звонок. Думая, что внезапно нагрянул Матвей, Липа крикнула:
– Сейчас, только халат накину! – а сама бросилась в ванную, живо взбила волосы, попудрила носик, покрасила губки и опрыскалась духами, которые хранила для особо торжественных случаев.
Сияя улыбкой, источая аромат и предвкушая предложение руки вкупе с сердцем, Липочка распахнула дверь.
На пороге стояла группа хмурых мужчин в сером.
– Олимпиада Михайловна Дегтярева? – мрачно спросил один.
– Да, – кивнула Липа.
– У нас ордер на обыск.
– Здесь, в квартире? – обомлела Олимпиада.
– Так.
– Но почему? – окончательно перепугалась Липа. – Меня арестуют? За что?
– Дайте пройти, – сухо, но вежливо приказал самый пожилой из милиционеров, – вам объяснят. Понятые, сюда.
Глава 29
Пока основная часть неприятных гостей шарила по шкафам и ящикам, Олимпиаду начали допрашивать.
– Ваш брат часто приезжает в Москву?
– Ну… на совещания.
– Когда был в последний раз?
– Месяц назад.
– Что оставил?
– Ничего.
– Дарил какие-нибудь вещи?
– Да, – кивнула Липа.
– Покажите.
– Отрез на платье и губную помаду, еще духи, – старательно перечисляла презенты женщина.
– Золото приносил?
– Ой! Откуда оно у него!
– Золото приносил? – сердито повторил вопрос мужчина.
– Нет.
– Что прятать велел?
– Ничего, – совершенно растерялась Олимпиада.
– Правда?
– Ей-богу!
– И не стыдно! – с укором сказал мужик. – Комсомолка, а божится.
– Хоть намекните, – взмолилась Липа, – чего случилось?
Мужик откинулся на спинку стула и выдал сногсшибательную информацию.
Александр Дегтярев арестован за крайне неблаговидные дела. Чувствуя себя полным хозяином зоны, Саша брал с родственников заключенных взятки за неправомерные сведения, помогал кое-кому выйти на свободу раньше определенного судом срока и вообще вел себя неподобающим образом, в частности, выбирал среди женщин, посаженных за колючую проволоку, любовницу и совершенно открыто жил с бабой, не боясь никого.
– Не может быть, – прошептала Липа.
– Уж не думаете ли, что я вру? – прищурился мужчина.
Олимпиада ойкнула и прикрыла рот рукой.
По счастью, Дегтярева поймали за жадную лапу уже после смерти Сталина, иначе не миновать бы и Липе заключения, а так осудили лишь Александра. Сестра на суд не пошла и ободряющих писем ближайшему родственнику отправлять не стала. Да и зачем его поддерживать, если столько гадости натворил, сломал жизнь не только себе, но и ей.
Матвей мгновенно оборвал с Липой все отношения, ни о какой женитьбе речи и быть не могло, суженый канул, словно в болоте утонул. Липу выгнали из месткома, и хоть она по-прежнему ударно трудилась, стали обходить грамотами и больше не хвалили на собраниях. На 8 Марта Олимпиаде не досталось билета в клуб, где собирались чествовать работниц. Липа заглянула в партком и тихо сказала секретарю:
– Уж извините, что-то про меня забыли.
Начальство оторвало глаза от документов и сурово ответило:
– Дегтярева! Вспомни, где твой ближайший родственник, и подумай, нужно ли нам тебя в клубе видеть, а?
Олимпиада поперхнулась и молча ушла. Спустя некоторое время она покинула родную фабрику и устроилась горничной в скромный профсоюзный подмосковный санаторий, там особо не рылись в биографии прислужек.
Летели годы, Липа так и не вышла замуж, случались у нее романы, но до дверей загса дело не дошло, и детей у женщины не родилось. В конце концов Олимпиада привыкла жить одна, завела вместо дочери кошку и даже начала находить некую прелесть в своем бытии.
Плавное течение жизни оказалось прервано не так давно: в хмуром сентябре, через много лет домой вернулся Александр Михайлович.
Липа, распахнув дверь, не узнала брата, уставилась на худого, беззубого мужика с палкой и воскликнула:
– Вы к кому?
– К тебе, – тихо ответил незнакомец.
Неверующая Липа машинально перекрестилась и спросила:
– Ты кто?
– Саша, – ответил мужик, – брат, или не признала?
Секунду Олимпиада стояла молча, потом ее до макушки переполнили чувства, целый коктейль из злобы, ненависти, тоски, обиды за свою неприкаянную жизнь, одиночество.
– А-а-а, – зашипела она, оглядываясь на дверь соседей, – приперся? Целая жизнь прошла! Звали тебя?
– Нет, – мотнул головой Дегтярев.
– Когда закон нарушал, моего совета спрашивал? – не успокаивалась Липа.
Брат молча уставился в пол.
– Ну и вали, откуда пришел, – неистовствовала Липа.
– Заболел я, – горько прошептал Дегтярев, – похоже, помру скоро.
– А мне какое дело?
Дегтярев кивнул, потом развернулся и молча пошел вниз. Липа хлопнула створкой, затем в полном изнеможении навалилась на нее. Только бывшего зэка ей тут не хватало! Местные кумушки уже забыли о том, что у Олимпиады имеется в роду уголовничек, а он – бац, и приехал. Нет уж, каждый сам строит свою судьбу, пусть живет где хочет, из родительской, родной квартиры Саша давно выписан. А вообще-то во всем виновата Полина, скрыла про сумасшедшую мать! Не женился бы на ней Сашка, взял другую, супруга бы присмотрела за мужем, не разрешила разбойничать.
Вечером, наплевав на приметы, Липа понесла ведро на помойку; на лавочке в скверике она увидела сгорбленную фигуру Александра Михайловича. Гнев снова ударил в голову бывшей ткачихе, она подлетела к брату и, сильно пнув его в спину, приказала:
– Вали отсюда.
– Куда?
– Не знаю! Домой!
– В общежитии обретаюсь, в нашем городе хороших врачей нет, велели в Москве поискать, – зашептал брат.
– Не позорь перед соседями, – зашипела Липа.
Дегтярев пожал плечами, потом очень тихо пробормотал:
– Значит, всё, судьба помереть как собаке!
– Ты о чем? – не поняла Липа.
Брат осторожно пошевелил ногой, обутой в дешевый ботинок, поморщился и… заплакал. Липе стало жарко. Воровато оглянувшись по сторонам и убедившись, что все местные кумушки давно спят, она велела:
– А ну пошли, поговорить надо.
Александр Михайлович вытер лицо рукавом.
– Нет, спасибо. К женам пойти… да… пропало! Все! Может, к…
– Каким таким женам? – отшатнулась Липа.
– Долго рассказывать, да и незачем, – отмахнулся брат, – в области живу, туда и вернусь, прости, Липа, не хотел тебе навредить, так уж вышло, молодой был, жадный, о деньгах сильно мечтал, ну и попутал бес. Рассчитывал набрать на безбедную старость, тебе приданое дать, домик в деревне построить… Кто ж знал! Правильно поступила, вычеркнула меня, тебе одно горе принес! Но они-то! Впрочем, ладно. До седых волос дожил, а ума не нажил, надеялся на чужую порядочность!
Дегтярев встал, сделал шаг вперед и упал, Липа кинулась к брату.
– Это ты меня прости, – запричитала она, – бросила в беде, ой, горе, пошли домой.
Александр Михайлович поковылял за сестрой в родные стены.
Олимпиаду сильно замучила совесть, поэтому она ухитрилась прописать брата в квартиру и даже пристроила его на работу в свой санаторий, кладовщиком. Александр Михайлович стал выдавать горничным одеяла, подушки, полотенца, белье.
Жили брат с сетрой очень скромно, тихо, гостей у них в доме никогда не водилось, покупка новой чашки или рубашки для Дегтярева превращалась в целое действие: сначала копили деньги, потом долго рыскали по магазинам, изучая небогатый ассортимент.
– Семь раз отмерь, один раз отрежь, – твердила Липа, обшаривая глазами прилавки, брат лишь кивал, он стал настоящим молчуном, букой, общался лишь с двумя любимыми кошками.
