Марина Васильева - Костюм надувной женщины
Вера вошла в палату, и тетя Маша затворила за ней дверь. Палата была одноместная, удобная, с холодильником, телевизором и отдельным санузлом.
В центре на широкой кровати с балдахином лежал Петр Ручкин. Услышав скрип двери он открыл глаза, и губы его расплылись в счастливой улыбке, потому что он увидел Веру. Вера подбежала к нему и припала к груди, но тут же отпрянула назад, потому что Петр не смог удержаться от стона.
— Прости, — сказала Вера.
— Это ты прости, что не стерпел. От тебя даже боль сладкая нега.
Вера присела у него в изголовье и стала гладить Петра по волосам.
— А я тебе торт принесла. Наполеон. Сама испекла. Как думаешь, тебе можно?
— Если сама испекла, то для меня это лучшее лекарство, — счастливо улыбнулся Петр.
— Хорошо тут у тебя, — Вера окинула взглядом палату. — Словно ты у себя дома.
— Братки постарались, оформили все в лучшем виде.
— Эх, Багажник, Багажник, — вздохнула Вера. — Ты так и остался тем, кем был. Бандит и гангстер Петя Ручкин.
— А куда мне деваться? — вздохнул Петр. — Мне братки насвистели, что прокурор для меня целую папку приготовил. Очень толстую. Как только опасность для жизни минует, меня переведут в тюремный лазарет, а потом суд. Но я не дурак. Раньше смотаюсь. Куда-нибудь за границу. Земля большая. А ты? Ты поедешь со мной?
Вера улыбнулась и поцеловала Ручкина в лоб:
— С тобой хоть на край света, любимый.
Не могла же она сказать человеку, который только что вырвался из лап смерти, а до этого спас ей жизнь, заслонив собой, что-то другое.
— Мы купим дом где-нибудь на берегу моря, — начала фантазировать она. — Каждый вечер мы будем смотреть на закат. Ты будешь играть на скрипке и рисовать мои портреты в костюме надувной женщины, то есть нагой. Как же мы будем счастливы!
Багажник слушал ее и улыбнулся. Счастье переполняло его.
— Я хочу тебя поцеловать, — выдохнул он. — Пусть даже это будет последний поцелуй в моей жизни.
Вера приблизилась к его губам и прошептала:
— Я тоже хочу поцеловать тебя.
Они прильнули друг к другу губами и Вера забыла обо всем на свете. Даже обессиленный, прикованный к постели тяжелой раной, Багажник целовался так, словно он был не человеком, а богом любви.