Валентина Андреева - Сундук с тремя неизвестными
– Так я ж его заранее лишила убойной силы, – все еще плохо ориентируясь во времени и пространстве, пояснила я, протирая глаза.
– Освободи проход! – не слушая, заявила Наташка. – Почему еще не готова? Время уже почти три часа! Кто ж так поздно ходит «на дело»?!
Я тихо ахнула. Практически не отдохнула, до засыпания и в процессе сна продолжала кромсать бабулину «память» и обматывать ей трубу. Неудивительно, что проспала и не выспалась.
– Будильник не звонил! – Оправдание себе придумала уже на бегу.
– Этого не может быть! Я сама ставила его на два часа… Только, кажется, забыла включить режим трезвона. Все равно! У тебя должна была сработать интуиция. Оставь покрывало в покое! Нашла время застилать кровать. Значит, так, я спускаюсь, завожу машину. Три минуты тебе на то, чтобы напялить обувь и закрыть квартиру. И не забудь надеть джемпер – на улице в одном лифчике прохладно.
Наташка ушла, а трех минут на сборы мне хватило с лихвой. Успела даже повязать на шею легкий платочек – вдруг придется прикрыть личико. Как ошпаренная вылетела из подъезда и понеслась прямо к «Ставриде», забыв, что она на временном приколе. Фарами «Шкоды» Наташка указала на мою оплошность, и я, не сбавляя скорости, обежала какую-то иномарку, задев ее сумкой. Ох, она и развопилась! Больше Наташки, которая, едва я запрыгнула в машину, рванула так, как будто уходила от погони. Впрочем, подруга вскоре умолкла, сменив гнев на милость. Приятная прохлада, одиночные встречные машины, скорее радующие своим появлением, настраивали на спокойный лад. Город, умытый перед сном теплым дождем и обласканный мягким звездным светом, мирно спал. Правда, некоторые окна многоэтажек еще светились, но уж очень уютно. Рекламные огни и витрины магазинов казались загадочными. Удивительное чудо – ночные московские улицы. Я не выдержала и поделилась всем этим с умолкнувшей Наташкой. Она не замедлила фыркнуть:
– Если где-то светятся окна, значит, там кто-то болен. Или проснулся маленький ребенок и сонная мама мечтает только о том, чтобы он поскорее опять заснул. Не менее сонный папа, если он есть, – о том, чтобы смотаться в долгосрочную командировку, где можно как следует отдохнуть и выспаться. А ночные московские улицы маскируют маньяков, бандитов и проституток. У нас с тобой вот тут, – она постучала сжатыми в кулак пальцами себе по голове, – вмонтированы абсолютно разные приборы ночного видения. Ах ты, Господи, проскочила светофор на желто-красный свет. Вот если сейчас подвернется какой-нибудь гаишник, ни за что не остановлюсь. Вдруг он ряженый? Знаешь, мне и самой не по себе от своих мыслей.
И подруга забормотала просьбу, адресованную своему ангелу-хранителю, не мешкая, присоединиться к нам в нашей поездке.
Оставшийся путь мы проделали в полном молчании – в думах. Каждая о своем. Наташка – о хорошем месте для парковки машины, я – об удобных спортивных тапочках, которые не мешало бы приобрести. Возможно, поэтому мы и не уделили должного внимания тому, что в подъезде Светланы Константиновны не горит свет на втором, третьем и четвертом этаже. Разумеется, если бы он отсутствовал только на третьем этаже, мы бы задумались, а так… Впрочем, никаких осложнений это не вызвало. Обе мы прихватили с собой одинаковые фонарики, только мой следовало предварительно поставить на подзарядку. Луч света, который он выдавливал из себя, был слишком рахитичным.
У Светкиной двери Наташка потребовала пощадить «прожектор», передав мне свое «светило», а сама полезла за ключами. Потом у нее что-то не заладилось. Она долго возилась у двери, пытаясь совладать с замком. Время от времени я мешала, настойчиво шепча о печати. Похоже, в ответ она чертыхалась. Наконец раздался легкий щелчок. Облегченно вздохнув, подруга боком толкнула дверь и вошла в квартиру. Мне совершенно не хотелось оставаться одной на темной лестничной площадке, и я сразу же ввалилась следом.
– Не наступай на пятки! – зашипела Наташка. – Блин, не могу нащупать выключатель!
– И не надо, – тесня ее вперед и закрывая дверь, также шепотом приказала я. – Нельзя, чтобы заметили нашу освещенность.
– Так здесь же, прости за выражение, прихожая! Если эту нору можно таким названием осчастливить, – чуть громче выразила Наташка. – Сейчас двери в комнаты закроем, никто и не увидит. Да и кому видеть-то? Все спят.
– Враг не дремлет! – заявила я, первой нашарила выключатель и, противореча самой себе, щелкнула кнопкой, предварительно зажмурившись. Не хотелось ослеплять себя внезапной вспышкой света. Ослепило другое – догадка, что света не будет. В то мгновение подумала, что лампочка перегорела. В Светкину квартиру мы наведывались только днем, проверять наличие света в прихожей не было оснований.
Я протиснулась вперед. Наташка не возражала. Высвечивая себе путь уже моим слабосильным фонариком, мы отправились дальше, тихонько переругиваясь по поводу моей чрезмерной осторожности. Именно Наташке взбрело в голову обойти дозором всю квартиру, чтобы убедиться в отсутствии привидений – покойной матери Светланы, которую мы вообще в глаза не видели, и Арефьева, которого, к сожалению, если и видели, то мельком. Пластиковый мешок и гроб – атрибуты, не располагающие к долгому общению с незнакомцами.
То, что произошло дальше, было похоже ну на очень дурной сон! Совмещенный санузел, и до этого момента не вызывавший у меня теплых воспоминаний из-за вынужденного купания под душем холоднющей воды, преподнес очередной сюрприз. Из категории ужастиков. Сначала слабый луч моего фонарика высветил на кафельном полу спортивные тапочки. По-моему, черные. И надетые на чьи-то чужие ноги. Я сразу поняла, что хотела приобрести именно такие же. Не ноги, разумеется, – тапки. Как только у меня сил хватило удержать фонарик в руках! Впрочем, в ту минуту они полностью заменили мне разум, оправдав пословицу – «сила есть, ума не надо». По мере продвижения луча вверх, взору открылись мои замызганные дорожной грязью бывшие белые брюки, плавно переходящие в не менее замызганный, но все же относительно желтенький блузон. Одним словом, грязный комплект моей собственной верхней одежды. Только не на мне и оставленный мной лично в Светкиной ванной до лучших времен.
Лицо носительницы или носителя моих шмоток мы не увидели – на нем было розовое махровое полотенце, затем фонарик просто выбили у меня из рук. Он полетел назад – туда, откуда мы с Наташкой приплелись, а мы с ней, направленные легким толчком сильной руки, ринулись в кухню, где не очень благополучно распластались на крайне ограниченном свободном пространстве. Пятиметровая клетушка не позволила разместиться с удобствами. Я сбила табуретку и, доскакав с ней до окна, с грохотом шлепнулась. Наташка, взяв немного левее, улеглась на столе. Без шума и пыли. Мы даже не успели встать на ноги, когда раздался глухой стук и характерный щелчок закрывшейся входной двери. Надо признаться, мы не очень-то торопились подняться.
– Я, кажется, сейчас заору, – глухо промычала подруга из-под собственной ладони, которой старательно зажимала себе рот.
– Пождно. Не штоит. Шошеди выжовут милицию, и наш арештуют, – жуя угол нечаянно попавшего в рот платка, отозвалась я и выплюнула «жвачку». – Надо вернуться на лестничную клетку к распределительному щитку. Есть подозрение, что квартиру специально обесточили.
– Сейчас, – пробормотала Наташка. – Только подберу средство обороны. – И включила на кухне свет. – Извини, но искать в потемках что-то серьезное для этой цели невозможно. – Прищуренным, но наметанным глазом она оглядела кухонный закуток. – Ага! Ты возьми табуретку, а я… табуретку. Две… табуретки. Пусть еще одна останется в запасе. Так, а это что такое? Забыла, как называется, я им, пожалуй, голову прикрою. Ну, цветок в пыли, стоять будем или пойдем врубать свет?
Я невольно прижалась к узкому подоконнику, отрываться от него мне не хотелось. С двумя табуретками наперевес подруга являла собой устрашающее зрелище. Только пустая, плетеная из соломки хлебница на ее голове несколько сглаживала общее впечатление разъяренной Афины-воительницы, придавая этому образу легкий налет легкомысленности и кокетства. Вот как раз последнее обстоятельство перепугало меня окончательно, ибо от него несло откровенным безумием.
– Ты сейчас в окно вывалишься, – покачивая табуретками, печально заявила подруга.
Я мигом уселась на пол, не зная, как расценить ее слова. Что это – предупреждение или угроза?
– Вставай, простудишься, – не меняя интонации, продолжила Наташка.
– Знаешь, давай не пойдем к распределительному щитку. Свет уже дали, – промямлила я. Не теряя из поля видимости подругу, осторожно поднялась и уселась на выделенное мне орудие обороны – табуретку, с которой меня свела судьба во время падения. Наташка покорно кивнула и повторила мой маневр – поставила на пол свои табуретки да так на две и уселась.
