Дарья Донцова - Дантисты тоже плачут
– Но, мамочка, – заныла Маруся.
– Завтра, – категорически отрезала я, – все разговоры завтра.
Девочки исчезли. Я расслабилась: ничего не хочу сегодня знать, только завтра. Но вышло все иначе. Примерно через час в дверь позвонил Владимир.
– Простите за столь позднее вторжение. Мне нужна Ева.
Впустив стоматолога, я искренне удивилась:
– Почему вы решили, что девочка здесь?
Владимир сосредоточенно стряхнул капли дождя с волос.
– Ева убежала из интерната. Надо сейчас же вернуть ее на место.
– Но это невозможно, ребенок устал и спит.
Дантист бесцеремонно крикнул на весь дом:
– Ева, выходи!
Застучали двери, разбуженные домашние повыскакивали из спален.
– Ева, – продолжал неистовствовать Владимир, – знаю, что ты здесь, собирайся.
– Никуда она не пойдет, – заявила Маня. – Ева спит, а вы не имеете права запихивать дочь в интернат против ее воли, есть хартия прав ребенка.
– Своей маме это высказывай! – рявкнул стоматолог. – А ну быстро тащите сюда Еву! Считаю до трех.
– А если не отдадим, то что? – воинственно поинтересовалась Маня.
– Уеду домой и сообщу в милицию о похищении дочери, нервы так измотаю, мало не покажется. Ну, быстро, где ее комната?
– На втором этаже, третья справа, – растерянно сказала Наталья.
Владимир как на крыльях взлетел по лестнице, мы толпой понеслись за ним. Возмущенный отец рванул дверь, и перед нашими глазами предстала маленькая фигурка Евы, забившейся в самый угол кровати.
– Знаешь ты кто? – накинулся Владимир на дочь. – Мерзавка, негодяйка, собирайся немедленно в интернат!
Девочка отрицательно помотала головой. Потерявший рассудок Владимир рванулся к кровати и вытащил Еву из-под одеяла. Ночная рубашка задралась, и под ней обнаружились неожиданно не по-детски кокетливые трусики, отделанные черным кружевом.
– Где ты откопала это белье, потаскуха? – заорал стоматолог и поволок упирающуюся Еву из комнаты.
– Дайте ей одеться, – вступилась я.
– Не графиня, так поедет, – вопил Владимир.
И тут на сцену выступила вдова, задрапированная в бежевое неглиже. Освобожденный от грации бюст устрашающе заколыхался, когда Марта Игоревна двинулась на стоматолога. В руках она сжимала предмет, напоминающий скалку.
– По какому праву, молодой человек, – грозно начала она, – устраиваете скандал в приличном доме?
Владимир, не понявший ни слова, отпустил Еву и показал вдове поднятый кверху средний палец правой руки. Уж не знаю, правильно ли поняла Марта Игоревна значение хамского жеста, но она, не колеблясь, опустила свою скалку на голову грубияна. Дантист страшно ойкнул, закатил глаза и без чувств свалился к нашим ногам. Вдова окинула присутствующих грозным взором, перешагнула через тело поверженного врага и, пробормотав под нос: «Вот так», с достоинством удалилась, оставив нас на поле битвы.
– Что теперь делать? – растерянно спросила Зайка.
– Сначала спрячу Евку в комнате у Ирки, там за шкафом есть дверь в бельевую. Ни за что не найдут, – сообщила Маня и, протянув подруге халат, повела ее наверх.
Наташка, Зайка, Кока, Тема, Аркадий и я продолжали растерянно смотреть на бесчувственное тело.
– Может, она его убила? – осторожно осведомилась Зайка.
– Чем Марта Игоревна треснула Владимира? – поинтересовался Кешка.
Я пожала плечами:
– Было похоже на скалку, но откуда вдова ее взяла?
– Может, положить бедолагу на кровать в свободной спальне? – предложила Наташка. – Простудится еще на полу.
Я с сомнением посмотрела на здоровенного мужика. Как мы, четыре хилые тетки, его потащим? Аркашка со сломанной ногой не в счет, у Темы сил как у воробья.
В конце концов Зайка ухватилась за правую ногу, Кока и Тема – за левую, нам с Наташкой достались руки. Кое-как, почти волоком, дотащили стоматолога до комнаты и, раздев, закинули на кровать. На голове у буяна не было открытых ран, и нам показалось, что он просто спит. На всякий случай, прихватив детектив, теплый плед, сигареты и стакан горячего сладкого чая, я устроилась на караул возле кровати.
Детектив попался неинтересный – на первых сорока страницах ни одного трупа. Горячий чай приятно грел желудок. Глаза закрылись сами собой. И тут послышался слабый стон. С трудом разлепив веки, в слабом свете ночника я увидала, что полуголый Владимир сидит на кровати.
– Где я? – простонал мужчина, озираясь.
– У нас дома, в спальне для гостей.
– Как меня угораздило сюда попасть?
– Приехали за Евой и начали драться, – пояснила я.
Владимир откинулся на подушки.
– Боже, что вы сделали с моей головой!
– Марта Игоревна стукнула вас по темечку чем-то страшно похожим на скалку. Завтра обязательно спрошу, что это было.
– Где Ева?
– Спит скорей всего. Надеюсь, не собираетесь начать все сначала?
– Просто не знаю, что со мной случилось. Когда позвонили из интерната и сказали, что дочка убежала, прямо разум потерял. Думал, убью.
– Очень хорошо вас понимаю. Непослушные дети могут ангела из себя вывести. Но вы слишком строги к Еве. Попробуйте просто полюбить ребенка.
Владимир горько усмехнулся:
– Даша, к сожалению, вы ничего не знаете.
Я вылезла из кресла, закурила сигарету и села на кровать к дантисту.
– Знаю, что Ева неродная дочь, вы с Нелли удочерили младенца.
Стоматолог от изумления разинул рот.
– Откуда?
– Долго рассказывать. Но если решили завести ребенка, то просто непорядочно бить его и сплавлять в интернат тюремного типа.
Владимир схватил мою пачку сигарет и нервно закурил.
– Ну и что теперь хотите за молчание, вроде денег своих достаточно?
Я возмутилась до глубины души: надо же, принять меня за шантажистку!
– Никому не собиралась выдавать чужие семейные тайны, да и Еву жалко. Какой стресс для девочки – узнать, что у нее есть другая, настоящая, кровная родня. Тем более вы с Нелли виноваты перед девочкой, которую так и не сумели полюбить. За свое молчание хочу две вещи. Первое – заберите ребенка из интерната домой и попробуйте изобразить отцовские чувства. Согласны?
Стоматолог помолчал минуту, потом заговорил:
– Приходится подчиниться. Но, Даша, если потом всем будет хуже, предупреждаю, ответственность ляжет на вас. Ева совсем не та, за кого вы ее принимаете.
– Опять начнете врать про наркотики?
Владимир спросил в ответ:
– Вторая вещь какая?
– Расскажите, где и как познакомились с Розой Седых.
Стоматолог ухмыльнулся:
– Ну даете, покаяться, значит, перед вами? Ничего особенного в этой истории нет. Ладно, слушайте. Мои отец и мать с трудом сумели пожениться. Брак кузины с кузеном не одобрили поголовно все родственники. Но отец сумел настоять, отметая аргументы о возможности рождения больных детей. Первым появился на свет я, здоровый и веселый. Отец ликовал, но недолго. Следующие дети были нежизнеспособны. Вот я и остался единственным сыном. У папеньки, наверное, на старости лет крыша поехала, к тому же он терпеть не мог Нелли. Когда-то ее отец обманул моего и заработал на обмане кучу денег.
Я очень любил Нелли в молодости. Вы не представляете, какая она была красавица, нежная, умная. Родители потребовали, чтобы мы прекратили отношения, но я добился своего. Сыграли свадьбу. И отец начал приставать ко мне с вопросом о внуках.
Владимир замолчал, потом вытащил новую сигарету, в спальне повисли клубы сиреневого дыма. Рассказ его звучал печально, даже трагично.
Нелли совершенно не собиралась рожать детей. Оказывается, у нее была старшая сестра, умершая во время родов первого ребенка. Жена уверяла мужа, что ее подстерегает та же участь. Стоматолог тоже не очень хотел обзаводиться потомством. Но Петр Павлович настойчиво требовал внуков. Скандал разгорелся за обедом. По телевизору передавали документальный фильм о немке, родившей 15 детей. Старики Резниченко принялись умиляться, громко заявляя, что именно такой многодетной и должна быть истинная семья. Нелли не выдержала и сообщила свекру со свекровью о нежелании превращаться в племенную кобылу и производить на свет бесчисленное потомство. Более того, невестка во весь голос объявила, что вообще не собирается подарить им внука. Старики оторопели.
Вечером Петр Павлович позвал в кабинет Владимира и спросил, разделяет ли сын позицию жены. Стоматолог вообще не понимал, из-за чего разгорелся сыр-бор. И шутливо сказал: «Гробить жизнь на сопливых детей? Ну уж нет». Отец растерялся. «А наследство, – спрашивал старик, – коллекции книг, яиц Фаберже, картины? Кому достанется бережно накапливавшееся годами богатство?» Владимир опять пошутил: «Перед смертью соберем и сожжем все, что не успели потратить». – «Значит, фамилия Резниченко исчезнет с лица земли?» – продолжал вопрошать отец. Сын отмахнулся и сказал: «Не все ли тебе равно, что будет после кончины?»
Спустя месяц после памятного разговора отец скончался.
