Никотин убивает… - Хейер Джорджетт
Ее муж кашлянул и осторожно заметил:
— Но все же, дорогая, нам лучше положиться на мнение доктора. Никому из нас не нужен скандал. Не думаю, что тебе… гм!.. хотелось бы обрести такого рода известность среди наших знакомых…
— Позволь уж мне полагаться прежде всего на свое собственное мнение! — оборвала его Гертруда Лаптон. — Нам с тобой меньше, чем кому-либо, следует опасаться расследования!
— Конечно, конечно, — испуганно закивал Генри Лаптон. — Но все-таки сперва надо все хорошенько обдумать, а потом уже действовать…
— Дерек, скажи, ты ведь не думаешь, что дядя был отравлен? — с тревогой спросила у доктора Стелла.
Доктор Филдинг стесненно улыбнулся:
— О нет, я так не думаю. Однако если… Если миссис Лаптон полагает, что сомнения здесь уместны, я готов отправить тело на патоанатомическое исследование. Более того, я не вижу особых препятствий для того, чтобы передать дело в руки коронера.
— А мне кажется, что препятствия есть! — со злостью крикнул Гай. — Все тут, исключая тетю Гертруду, вполне удовлетворены результатами вашего исследования, и я отказываюсь понять, зачем нужно демонстрировать всей округе наше грязное белье и выносить, так сказать, сор! Хоть дядя и не был отравлен, но уже сам факт того, что тело исследовали на наличие яда, всем знакомым развяжет языки! Все начнут судачить, что, дескать, дыма без огня не бывает! Наша жизнь превратится в ад!
— Совершено верно, — кивнула его мать. — И более того, я уверена, что самому Грегори подобные расследования ни за что бы не понравились…
— Это точно, — присоединилась Гарриет Мэтьюс. — Мой брат всегда повторял, что терпеть не может иметь дело с докторами и полицейскими. И точно так же думаю я сама, хотя никто здесь не желает ко мне прислушаться… Зачем нам расследование? Нас замучают дурацкими расспросами, не относящимися к делу, и потом выяснится, что с Грегори ссорились все без исключения, потому что такой уж это был человек… А со своей стороны могу сказать, что именно Гертруда ссорилась с Грегори постоянно, начиная с самого детства! — Гарриет извлекла из карманчика жакета платок и высморкалась, после чего продолжала слезливо: — Ах, если бы я только могла найти поддержку у мужчины… Но наши братья, и Хьюберт и Артур, уже давно в могиле, и даже мистер Рамболд далеко, и теперь каждый может меня безнаказанно обидеть… Все нападают на меня…
— Не говори глупостей, Гарриет! — приказала сестре Гертруда. — Никто не собирается тебя ни в чем обвинять!
— Это ты так говоришь! — чуть не плача, взвизгнула Гарриет. — А если сюда заявится полиция, она сразу же ухватится за эту проклятую утку — а значит, за меня, ведь это я заказала бедному Грегори утку на ужин… А если не за утку, так примутся за бедного Гая, только потому, что Грегори намеревался послать его в Южную Америку… А Гай тут единственная добрая душа в доме и хорошо относится к своей старой тетке… И я уверена, Гертруда, ты все это затеваешь, чтобы навредить ему в пику мне!
Гарриет так саму себя разжалобила, бросая упреки попеременно своей сестре и миссис Мэтьюс, что пришла в совершенно разобранное состояние; Гаю и Стелле даже показалось, что имеет смысл проводить тетю под ручки до ее спальни. Они и сделали это, причем Гай вел старушку с непроницаемым лицом, а Стелла весьма живо и выразительно подмигивала доктору Филдингу.
Стелле пришлось посидеть с тетей до тех пор, пока та не восстановила частично утраченный от страха рассудок. После того Стелла с чувством выполненного долга побежала вниз пообщаться с доктором, но, к ее огорчению, Филдинг уже уехал. Миссис Мэтьюс, стоя на крыльце, провожала миссис Лаптон с мужем.
Своего брата Стелла нашла в библиотеке, откуда он звонил мистеру Нигелю Бруку, тому самому, с кем год назад он так неудачно ввязался в финансовую авантюру.
Мистер Брук занимался внутренним дизайном квартир и апартаментов. Поскольку Гай был очень привязан к Бруку, который был старше его на четыре года и считал себя знатоком искусства, то он самонадеянно вообразил, что способен наравне с Бруком заниматься дизайнерским бизнесом. Брук, как и Гай, был единственным сыном овдовевшей матери. Но Бруку достался от отца немалый капиталец, а ничтожным наследством Гая ведали его опекуны — мать и дядя Грегори. Одним словом, Гаю удалось убедить дядю вложить тысячу фунтов из его доли в этот дизайнерский бизнес. Грегори, который поначалу не предполагал о полной неспособности Гая вести осмысленную деятельность, позволил себя уговорить — не без помощи миссис Мэтьюс. Он никогда не мог устоять перед элегантными женщинами, а именно такой была его невестка. Однако за неполный год Грегори смог вполне оценить деловые способности племянника, и выводы были неутешительны. От тысячи фунтов осталось не так уж много, не говоря о прибылях, которых в ближайшем десятилетии явно не предвиделось. Тогда Грегори твердо решил отправить Гая в контору при плантации, в Бразилию, к одному своему деловому партнеру. На сей раз слезы и горячие просьбы элегантной миссис Мэтьюс уже не возымели должного эффекта, поскольку Грегори убедился в том, что его племянник — отъявленный мот и разгильдяй. Перед Гаем вырисовывалась довольно унылая перспектива работы на плантации, ведения идиотского учета урожая кофе и прочей мути…
У миссис Мэтьюс оставалась единственная возможность удержать сына при себе — это продать значительную часть своих драгоценностей и ценных бумаг. Но поскольку ее личный доход с этого капитала и без того далеко не покрывал ее расходов, то пойти на такой разорительный шаг она не могла. Но она, впрочем, ничем не дала этого понять Грегори Мэтьюсу, поскольку ее до поры до времени вполне устраивало жить здесь, в его доме, на дармовщинку.
Конечно, в этом имелись свои минусы, но миссис Мэтьюс удавалось ловко играть на постоянных ссорах между Грегори и его сестрой Гарриет. И вот терпение и ласка дали некоторые результаты, так что на пятый год своего пребывания в «Тополях» миссис Мэтьюс стала ощущать себя здесь если не хозяйкой, то, по крайней мере, дорогой и уважаемой гостьей. "М-да, тетушка Зау Мэтьюс — страшная женщина…" — так однажды пробормотал Рэндалл Мэтьюс, глянув на нее прищуренно из-под своих длинных ресниц…
Стелла как раз думала о Рэндалле, стоя рядом с братом и ожидая, пока он закончит свои переговоры с мистером Бруком. Когда он наконец положил трубку, Стелла резко сказала:
— Гай, как ты думаешь, дядя все оставил Рэндаллу?
— Готов биться об заклад, что если не все, то почти все, — вяло кивнул Гай. — Рэндалл сделал для этого все мыслимое и немыслимое. Из кожи вон лез. Но получается чертовски несправедливо! Я приехал из Оксфорда и сразу же взялся за чертовски трудную работу на свой страх и риск, а Рэндалл только знал таскал деньги из своего наследства, которого ему оставлено немало, если верить тете Гарриет! Он даже не попытался заняться чем-нибудь полезным! Меня просто тошнит от него! Да еще задирает нос, словно не из того же теста сделан!
Стелла закурила сигарету.
— Ага, он скоро заявится и сразу начнет говорить всем гадости с милой улыбкой. А интересно, нашей маме дядя что-нибудь оставил?
— Надо полагать, что да, — сказал Гай уверенно. — Но самое главное то, что мама теперь мой единственный опекун, так что я смогу без помех вести бизнес с Бруком! — Он нахмурился. — Все было бы неплохо, если бы не тетка Гертруда со своими идиотскими подозрениями. Не могу понять, какого черта она сует свой нос в наши дела.
— Завидует, наверное, — пренебрежительно фыркнула Стелла. — Думает, что мама получит больше ее из наследства. Впрочем, я думаю, это не имеет никакого значения — это анатомическое исследование, дознание и так далее.
— Ах, неужели? — с горечью сказал Гай. — Тетя Гарриет уже чуть не упала в обморок от переживаний, а подумай, что начнется, когда сюда заявятся сыщики и станут задавать гадкие вопросы! Не знаю как тебе, а мне это вовсе не безразлично! Всем известно, что у меня были крупные разговоры с дядей по поводу этой чертовой Южной Америки, и, если полиция про это пронюхает, я окажусь в веселеньком положении!
