Елена Логунова - Руссо туристо, облико морале
Всей толпой мы вывалились из машины и затопали в подлесок, но Кулебякин страшным голосом заорал:
– Назад! – И я так проворно попятилась, что чуть было не попала под машину.
– Что там? Что ты нашел? – вытягивая шею, как голодный жираф под особо рослым баобабом, крикнул Зяма.
– Много чего, – ответил Денис, заворачивая в бумажку какую-то ниточку.
Ее Моничка уверенно опознала как фрагмент бахромы с Инкиного платка. Помимо ниточки, на самом пеньке и вблизи него обнаружились следы Инкиных ног, рук и даже зада, отпечаток которого в древесной трухе Кулебякин осмотрел с особой нежностью.
– Туда! – постановил наконец наш командир, широким жестом указав направление в глубь леса.
– Рота, за мной! – воодушевленный Зяма первым вломился в ольшаник.
Я не знаю, сколько человек в нормальной роте, но уверена, что мы шумели за целый полк. Мы кричали: «Инка, ау!», «Кузнецова, где ты?», «Дюха, мы идем к тебе!» и просто «Эге-гей!» Лесные звери разбегались от нашего ауканья и эгегейства, как от пожара: я лично видела стремглав бегущего зайца, а Моня едва не наступила на змею. После этого громкость производимого нами шума увеличилось как минимум вдвое: мы с Моничкой так завизжали, что с дуба, благополучно пережившего зимние ветра, осыпались последние прошлогодние листья, а ворона с ближайшего дерева не просто улетела – ушла в зенит, как ракета «земля-воздух».
Крича, вопя, шурша и топая, мы сначала поднялись на вершину поросшего лесом холма, а потом спустились с него к ручью и там увидели умилительную картину.
На мшистом стволе поваленного дерева сидела, свесив ножки над журчащей водицей, наша дорогая и любимая Индия Борисовна Кузнецова. На плечах у нее была персидская шаль, на голове веночек из желтых одуванчиков, на щеке царапина, на подбородке синяк. В одной руке прелестная дева держала колючую ветку шиповника, а другой обрывала и метала в рот сморщенные бурые ягоды.
– Привет! – спокойно сказала она, когда мы вывалились из кустов и закачались над обрывом – помятые и недоверчиво помаргивающие, как весенние медведи. – Вы поесть не принесли?
– Поесть? Нет, – растерянно ответил Кулебякин и помог любимой девушке спрыгнуть с бревна. – У меня только попить…
Зяма, растроганно шмыгая носом, открыл сестричке свои братские объятия, но Кузнецова проскользнула у него под локтем и с ходу вступила в контакт с Маней: двинула его кулаком в живот, а потом еще саданула ребром ладони по затылку!
Конечно, когда мы общими усилиями смогли убедить нашу боевую подругу в том, что длинноволосый брюнет Маня вовсе не тот хвостатый гад, который принес ей столько неприятностей, Инка извинилась за свою хулиганскую выходку. Но мне показалось, что желание бить морды у нее не прошло. Кузнецова чувствовала себя глубоко оскорбленной тем, что в прославленной Вене на ее долю выпало столько страданий, и жаждала посильно отравить радость жизни всем окружающим. Она так капризничала и вредничала, что Денис не придумал ничего лучшего, как применить проверенное веками и народами простое средство. Он аккуратно перелил в глотку любимой девушки содержимое своей фляжки, и обратный путь в столицу Австрийской Республики мы проделали в условиях ужасающей и беспрецедентной тесноты: на коленках всех четырех пассажиров заднего диванчика возлежала безмятежно похрапывающая Кузнецова.
13. Индия
– Итак, давайте все-все проясним, – предложила Трошкина, ерзая на стуле, как отличница, изнывающая от желания показать полноту своих знаний.
– Да, хорошо бы прояснить, – без энтузиазма согласилась я, держась за голову, в которой прочно установилась беспросветная облачность.
– Выпей чаю, милая. – Денис заботливо подвинул ко мне чашку.
– Вечерний чай в кругу семьи! Какая прелесть! – с умилением сказал Зяма и хорошенько приложился к пиву.
Мы сидели в полутемном ресторане отеля, игнорируя взгляды официантов, которым мы мешали сервировать столы к завтраку. Был девятый час вечера, кухня давно закрылась, но чаю мне все-таки дали. Зяма принес себе и Алке напитки из бара, а Денис вообще ничего не пил. По-моему, он был пьян от счастья.
– Конечно, все хорошо, что хорошо кончается, но хотелось бы понять весь сюжет, – не унималась любознательная Трошкина. – Вот, к примеру, Маня, Муня и Моня – они у нас кто?
– Кто у тебя Маня, мы уже уяснили, – очень язвительно сказал Зяма.
Алка сердито покраснела, но не успокоилась:
– Маня, Муня и Моня – обаятельные мошенники, так?
– Втянувшие нашу Инку в свою преступную деятельность, – вздохнул Денис. – Впрочем, мы им это простим – за содействие, оказанное правоохранительным органам в ходе поимки настоящего преступника.
– А настоящий у нас кто, мы уже знаем? – спросила я, морщась и массируя виски.
– Знаем, – кивнул Денис. – Селим Джафар-оглы, двадцатитрехлетний рабочий-строитель, турок, проживающий в Австрии.
– О! – сообразила я. – Вот почему в тумане кричал муэдзин и шныряли женщины в длинных платьях и головных платках! Он привез меня в какое-то турецкое поселение!
Кулебякин кивнул.
– А чего это турки взъелись на нашу Дюху? – удивился Зяма. – Дюха! Что плохого ты сделала австрийским туркам, признавайся? По примеру пращуров-казаков написала хамское письмо турецкому султану?
– Инночка ни в чем не виновата. – Денис покачал головой и ласково погладил мою руку. – Это все злой рок.
– В Турции говорят – «кисмет»! – влезла с репликой чересчур умная Трошкина.
– Вот, читайте. – Кулебякин достал из кармана многократно сложенную газетку, развернул ее и положил на стол. – Мне это дали коллеги в полиции.
– Читать, говоришь? Ну спасибо! – ехидно молвил Зяма. – Извини, но тут по-немецки написано, и я лично ничего не понимаю.
– А я понимаю! – похвасталась Алка. – Кое-что… Посмотри на фото, Зямка! Неужели ты ее не узнаешь?
– Клянусь тебе, Аллочка, эта милая девушка мне совершенно незнакома! – изучая девицу на снимке, с сожалением сказал Зяма.
Приглянувшаяся ему барышня была весьма недурна: как говорится, высока, стройна, бела. И ноги у блондинки были такие длинные, что верхний край чулочной резинки заканчивался на уровне крыши автомобильчика, у которого она остановилась.
– Ты не туда смотришь, дорогой, – ехидно сказала Трошкина. – Забудь про милую девушку, посмотри лучше на машину!
– Так это же наша тачка! – присмотревшись, с претензией вскричал Зяма. – Та самая, которая в угоне! Ничего себе! Девица модельной внешности ворует малолитражки?!
– Давайте я переведу вам статью, – предложил Денис. – Она называется: «Швейцарский турок обманул доверчивых земляков на 1 миллиард 630 миллионов евро».
– Мне уже интересно, – пробормотала я.
– Слушайте дальше: «По обвинению в мошенничестве в международный розыск объявлен 44-летний житель Германии по прозвищу Турок. Он обманул тысячи мелких вкладчиков в Германии и Австрии на общую сумму 2,4 миллиарда франков, что составляет 1 миллиард 630 миллионов евро».
– Я не совсем поняла, как он это сделал? – спросила я.
Денис посмотрел на меня с легким подозрением – наверное, подумал, что я подхватила от Мани и Муни бациллу нездоровой предприимчивости, – но все-таки объяснил:
– Грамотно он это сделал. Выпустил кучу липовых акций и продал их простофилям.
– Вот это, я понимаю, размах! – воскликнул мой братец, обращаясь к Трошкиной. – Не то что у твоего жалкого Мани!
Алка тихо зарычала, и Денис повысил голос:
– «Мошенник убедил 18 000 человек, преимущественно турецких рабочих-нелегалов, в том, что он построил первый турецкий автомобиль. Прототип малолитражки под маркой Bebek, что по-турецки означает «Малышка», был представлен на Женевском автосалоне позапрошлого года. Однако завода, на котором производились бы автомобили, никогда не существовало».
Мы с вами, друзья мои, катались на уникальной машине – единственном в мире «Бебеке»!
– Ты про нашу серебристую малолитражку? – Зяма наморщил лоб. – А я думал, эта марка как-нибудь на «с» называется. Помните, на капоте была такая буковка на полочке?
– Это не буковка, деревня, это полумесяц! – высокомерно объяснила любимому всезнайка Трошкина. – Священный мусульманский символ!
– Как-как называется эта машинка – «Бебек»?! – Я подпрыгнула на стуле.
– «Бебек», что означает «малышка», – со вздохом подтвердил Кулебякин. – Вымогая у меня стотысячный выкуп, Джафар-оглы говорил по-немецки – «кляйне». И я, конечно, решил, что малышка – это ты, милая!
– Бебек! Ну, конечно, бебек! – не обращая внимания на его слова, повторяла я. – Я услышала «бибика» и решила, что дяди-Мишин мальчик лепечет по-русски, как младенец! А он настойчиво предлагал мне арендовать «Бебек»!
