Елена Логунова - Руссо туристо, облико морале
Я поскорее выбралась из толпы и во все лопатки припустила вслед за Маней.
Брюнет бежал быстро, и я старалась от него не отставать. Это была реальная задача, потому что Маня расчищал мне фарватер.
Как ураган (два урагана!) пронеслись мы через всю площадь, с гулким топотом промчались по тоннелю, вылетели на следующую площадь, обогнули просторную яму с виднеющимися в глубине ее остатками древних стен и побежали по пешеходной улице. Средняя скорость фланирующих по ней была гораздо ниже нашей, поэтому я то и дело задевала кого-то локтями и извинялась:
– Сорри! Сорри! Миль пардон! Простите!
– А что, «Динамо» бежит? – безошибочно угадав во мне соотечественницу, насмешливо крикнул какой-то парень с гитарой.
– Все бегут! – узнав цитату, машинально ответила я.
Бежали действительно не только мы с Маней: в полусотне метров впереди во все лопатки чесали Денис и Зяма. Я поняла, что Маня следует за ними.
Впереди возвышался величественный и прекрасный собор Святого Стефана, но не он был целью нашей высокоскоростной экскурсии. Неожиданно Денис круто свернул в переулок, и все остальные последовали его примеру. Приблизившись, я увидела, что опередившие меня мужчины сгруппировались у небольшого автомобиля. Маня дергал дверцу, рискуя вырвать ее с корнем, Зяма влип лицом в стекло, всматриваясь в сумрак салона, а Денис гремел ключами и преуспел больше всех.
– Инна! – позвал он, открыв дверцу и занырнув в нее до половины. – Вот скотина!
Я было удивилась, что капитан так грубо зарифмовал имя любимой девушки, но оказалось, что ругательство адресовано вовсе не ей. Кулебякин вынырнул из авто, хлопнул дверцей так, что машинка закачалась, и побежал в обратном направлении быстрее прежнего. Удивленно переглянувшись, мы поспешили за ним.
– А в чем… собственно… дело? – в три приема выдохнула я на бегу.
– В обмен на деньги… этот гад… отдал ключи от машины, – с такими же паузами ответил мне Зяма. – А Дюхи там нет!
Я уже не могла бежать и остановилась, шатаясь и держась за бока. Добрый Зяма затормозился и помог мне удержать равновесие. Мы застыли посреди улицы подобием скульптурной группы и перекрыли движение редкому транспорту.
– Би-бип! – послышалось сзади.
– Уйдем с дороги.
Зяма оттащил меня в сторону, и мимо нас шустро прокатилась знакомая серебристая машинка.
– Не понял? – Милый удивленно взглянул на меня. – В ней же никого не было!
– О господи! – ахнула я. – Неужели Тутанхамона не повязали и он сбежал?!
Зяма поглядел на меня, как на ненормальную, но я не стала терять время на объяснения. Презрев колотье в боках, я опрометью припустила в Хофбург.
Напрасно я беспокоилась: наш златолицый враг никуда не делся. Он по-прежнему пребывал в тоннеле у шлагбаума, к которому его прижал разъяренный Кулебякин. Судя по колебаниям полосатого бруса, капитан размеренно колотил Солнцеподобного о шлагбаум, в прямом и переносном смысле выбивая из него признательные показания. Стоящий рядом охранник так же размеренно открывал и закрывал рот, но в происходящее не вмешивался – не иначе не мог определить, кто тут наиглавнейший нарушитель закона и порядка.
Вытряхнув Тутанхамона, как половик, Кулебякин сбросил его на руки охраннику, повернулся и пошел нам навстречу.
– Что?! – в один голос спросили мы с Зямой.
Денис, не ответив, протолкался между нами, доплелся до газона, уронил себя на травку и обхватил голову руками.
– Что с Дюхой? – дрогнувшим голосом спросил Зяма.
– Он не знает, где она, – глухо ответил Кулебякин. – Этот идиот думал, что нам нужна машина и собирался вернуть за выкуп именно ее! А Инку он похитил случайно – принял ее, придурок, за меня!
– Как это он перепутал? – резонно, но не своевременно удивился Зяма.
– Было темно, а Инка высоченная, как иной мужик, да и одета, с точки зрения нашего турецкоподданного, совсем не по-женски: куртка, джинсы, кроссовки.
– И еще она надела твою приметную белую кепку с олимпийскими блямбами! – вспомнил Зяма. – И свои длинные волосы под нее спрятала!
– Короче, когда похититель понял, что украл не меня, было поздно – он уже привез Инку в свою деревню. И запер ее там в каком-то бараке!
– И? – мужаясь, пискнула я.
Похоже было, что сейчас Денис скажет: «И барак сгорел дотла» или «И барак черти унесли».
– И она оттуда сбежала! – сказал он.
– Фу-у-у! – дружно выдохнули мы с Зямой.
– Так что ж убиваешься? – с облегчением засмеялась я. – Сбежала – значит, найдется!
– Так он уже искал! – Денис кивнул в сторону Тутанхамона, плененного охраной, и сплюнул на газон.
Неслышно подошедшая Моника о чем-то спросила меня по-немецки.
– Нихт ферштеен, – машинально ответила я.
– Моничка спрашивает, почему ваш друг так горюет, – перевел Маня.
– Наш друг боится, что потерял свою невесту, – удрученно сказала я, и он перевел мои слова для Моники.
Она неожиданно разразилась длинной фразой, и Маня, отвернувшись от меня, включился в оживленный разговор. Я уловила пару знакомых имен – Катя и Инна. Они повторялись неоднократно, и это меня сильно заинтересовало. Забыв о своем желании держаться подальше от рокового блондина Муни, я потянула его за рукав, заставила обернуться к Моне и Мане и с подозрением спросила:
– О чем это они говорят?
Денис поднял голову и тоже прислушался, а через минуту вскочил на ноги и заключил в объятия взвизгнувшую Монику.
– И этот человек называл ветреным меня?! – искренне возмутился Зяма. – Мы ведь еще даже не уверены, что Дюха совсем пропала!
– Похоже, она уже нашлась, – улыбаясь, сказал нам Маня. – Моничка видела ее сегодня утром на дороге и запомнила, в каком именно месте.
– А почему сразу не сказала?! – рассердился любящий брат Кузнецовой.
Маня пожал плечами, усмехнулся и понизил голос до шепота:
– Видите ли, Моничка не равнодушна к Муне и всеми силами борется за свою любовь. А ваша подруга внушала ей серьезные опасения. Моничка же не знала, что наша Катя… то есть ваша Инна выходит замуж за Дэна. Наша Моня думала, что у Инны роман с Муней!
– С чего это ваша Моня так думала? – удивилась я.
– Ну… Просто эту ночь Муня провел не с ней, – смущаясь, объяснил Маня.
– Ой! – виновато сказала я и прихлопнула открытый рот ладошкой.
Последовавший разговор с Зямой мне не хочется вспоминать.
Мехти с его пикапом куда-то пропал, даже не истребовав с нас обещанные сто евро – не иначе решил, что иметь дело с такими психами себе дороже. Едва вернувшуюся серебристую машинку вообще угнали, и пришлось нам ехать на «Фольксвагене» вшестером.
Мне было очень некомфортно: пришлось делить заднее сиденье с Зямой, Денисом и Муней, а они все парни крупные, так что я получила в свое распоряжение даже меньше четвертушки дивана. При этом ревнивец Зяма никак не мог допустить моего соседства с Муней, поэтому они с Денисом взяли меня в клещи. Муню же запихали в угол, и мстительный Зяма при каждом удобном случае толкал его то локтем, то коленом. В общем, я с огромным нетерпением ждала нашего прибытия на место и выхода на оперативный простор.
Моника, с удобством устроившаяся на переднем сиденье, измотала всем нервы классической игрой в «помню – не помню». Ее девичья память сохранила колоритный образ Кузнецовой, замотанной в разноцветные тряпки и приплясывающей на обочине шоссе вблизи дорожного указателя, однако она никак не могла вспомнить, что именно было написано на знаке. В результате мы тормозили у каждого встречного столба. Уверена, что никогда прежде дорожные указатели Австрии не подвергались такой тщательной ревизии!
И ведь мы не просто изучали надписи на табличках! Мы останавливались и выпускали из машины нашего эксперта-криминалиста Кулебякина. Он рысью пробегал по окрестностям в поисках следов недавнего пребывания Кузнецовой, ничего такого не находил и возвращался в машину, где первым делом теснил, как поршень, соседей по диванчику, успевших распространиться на свободное место. Через час после нашего стремительного старта из Хофбурга мои бока болели так, словно их намяли в уличной потасовке.
Короткими переездами от столба к столбу мы медленно удалялись от Вены. Помимо боли в намятых боках, меня все сильнее мучило подозрение, что Кузнецова не сумела наследить в достаточной степени, чтобы это стало заметно. Однако я совершенно напрасно сомневалась в остроте глаз и профессиональной компетенции нашего следопыта!
– Он сделал это! – вскричал Зяма, наблюдавший за очередной вылазкой Кулебякина.
Денис сошел с обочины в подлесок, склонился над трухлявым пнем, точно заботливая мать над колыбелью младенца, и что-то такое с этим пнем делал – то ли пылинки с него сдувал, то ли ворсинки с него снимал.
