Елена Логунова - Звезда курятника
— Мне для дезинфекции. — Я покачала растрепанной головой и поскребла ногтями по обтянутым джинсами бедру. — Боюсь, заразилась от покойника!
В веренице прощающихся образовался разрыв.
— Он ведь от инфекции помер, — продолжала я, закрепляя успех. — От этой… Как ее?
С этим вопросом я обернулась к Моржику.
— От язвы! — с готовностью подсказал он, чешась, как шелудивая дворняга. — Сибирской!
— Восточносибирской! — зачем-то уточнила сомнительный диагноз Ирка, тоже начиная яростно скрести ногтями по бокам.
Народ дрогнул и через несколько секунд обратился вспять. Те, кто уже успел попрощаться со скончавшимся от мифической восточносибирской заразы Андрюхой, вымелись во двор, остальные водоворотом крутились в фойе, больше не заплывая в наш коридор.
— А что случилось? — изумился Колян, возвращения которого мы не заметили. — Где все?
И он оглянулся на лежащего в гробу Андрюху, как будто тот был организатором неудавшейся вечеринки. Андрюха, ясное дело, ничего не ответил, и Ирка с Моржиком— тоже. Войдя во вкус, они в четыре руки перекрестно чесали друг друга, как две безобразно завшивевшие обезьяны.
— Не обращай на них внимания, бежим к «Городу»! — Я потянула мужа к выходу — загробному, то есть расположенному за гробом.
— И я с вами! — спохватилась всхлипывающая Татьяна.
Втроем, оставив Ирку и Моржика самозабвенно чухать друг друга, а остальных участников печального мероприятия — изумленно созерцать эту, прямо скажем, нерядовую сцену, мы дворами напрямик перебежали к супермаркету, где нам открылось еще более любопытное зрелище.
На стоянке супермаркета криво, как-то боком, очень неловко, стоял спецтранспорт муниципальной службы ритуальных услуг. К его желтым с широкой черной полосой бортам жались смущенные и растерянные люди в трауре и полутрауре. С полдюжины разномастных легковушек, явно входящих в траурный кортеж, были бессистемно припаркованы поблизости, и из их окошек выглядывали мужские и женские лица, на которых с покрасневшими заплаканными глазами диссонировали приоткрытые в детском изумлении рты. Машины, эскортирующие катафалк, мешали прочим транспортным средствам подъехать к супермаркету, равно как и отъехать от него. Видимо, поэтому по площадке от одной легковушки к другой бегала, спотыкаясь на высоких каблуках, растрепанная дама в деловом костюме и с табличкой «Старший менеджер» на затянутой в твид высокой груди. Покупатели с полными тележками жались у дверей магазина. Они нерешительно переминались, оттаптывая друг другу ноги, и выглядели испуганными, хотя шокирующий вид на укомплектованный катафалк им закрывал армейский грузовик с откинутым тентом. В кузове его восседали музыканты похоронного оркестра, притворявшиеся, будто они тут вовсе ни при чем. Избражая безмятежное спокойствие, они конспиративно наяривали польку-бабочку, но то и дело сбивались в глубокий минор и заканчивали каждую музыкальную фразу тоскливым сдвоенным ударом барабана и литавр.
Особую пикантность ситуации придавал огромный, два на четыре метра, цветной плакат, наклеенный на бетонное ограждение паркинга. «Возьми с собой в дорогу друга!» — призывали организаторы рекламной акции сигарет, обещая победителям конкурса коллективную путевку в теплые страны. Тупая морда похоронного автобуса, уткнувшаяся в забор аккурат под плакатом, заставляла задуматься: а не повелся ли усопший на рекламу и не закатился ли в людное местечко специально, с коварным намерением прихватить с собой в последний путь побольше друзей?
— Сможешь объяснить водителю, как проехать во двор вашей башни? — спросила я Коляна, оценив ситуацию.
— Ага, — лаконично ответил он.
— Боже, что за похороны! — вздохнула шокированная Татьяна. — Если бы Андрей и Галина все это видели, они бы в гробу перевернулись!
— Лучше не надо, — пробурчала я, представив, как отреагируют оставшиеся в траурном зале на кульбиты покойника. — Боюсь, еще кто-нибудь помрет с перепугу!
Минут через пять ситуация благополучно утряслась: похоронная процессия, ведомая одиноким пешим Коляном, организованно покинула стоянку супермаркета и переместилась во внутренний двор девятиэтажки. Андрюху погрузили в автобус, немного потеснив Галину, и кортеж отправился на кладбище, но еще до этого я успела поинтересоваться у Татьяны, не знает ли она, где сейчас сотовые телефоны усопших супругов.
— Галкин — у следователя, а Андрюхин — у меня, — ответила Таня, которой явно полегчало. — Я обзванивала всех его знакомых по номерам в телефонной «записной книжке».
— И многих пришлось обзвонить? — спросила я.
— Человек двадцать, а что?
Я мысленно возликовала. Андрюха только на прошлой неделе купил новый аппарат с расширенной памятью на телефонные звонки: тридцать входящих, тридцать исходящих и еще столько же неотвеченных. В то роковое воскресенье, когда Семины, а также Саша с Надей и покойный Дима гостили у нас, Андрюха как раз хвастался своим приобретением. Галя же в пятницу обмолвилась, что ее супруг перед уходом из дома договорился о встрече с какой-то бабой. По своему мобильнику договорился! А потом забыл этот мобильник на работе и больше по нему уже не разговаривал, так как ночью был убит. Следовательно, в электронном склерознике сотового должен остаться номер, по которому звонил Андрюха. Даже если парой дней позже Татьяна с этого же мобильника обзвонила с печальной вестью два десятка Андрюхиных знакомых, тот самый номер должен был сохраниться: память-то на тридцать номеров!
— Ты не дашь мне на пару дней Андрюшин мобильник? — попросила я Татьяну.
— Зачем тебе?
— Там должен быть телефон, который знал только Андрюха, и он мне нужен, — сказала я чистую правду.
— Держи, — пожав плечами, Татьяна достала из сумки серебристую трубку в пижонском чехле из змеиной кожи — далеко не такой красивой, как полосатая шкурка покойного аспида.
Я поспешно сунула его в карман, под предлогом необходимости вернуться на работу попрощалась с живыми и мертвыми тут же, во дворе офисной девятиэтажки, и зашагала на трамвайную остановку, с трудом удерживаясь, чтобы не подпрыгивать от радости. Это мое чувство при данных обстоятельствах было совершенно неуместным, но я ничего не могла с собой поделать: перспектива вытянуть из электронных мозгов Андрюхиного мобильника кончик ниточки, ведущей к убийце, преисполнила меня ликованием.
В студию я спешила потому, что на половину третьего были назначены съемки рекламного ролика, который мне предстояло озвучить: заказчику понравился именно мой голос, и теперь я должна была эротично намурлыкать фирменный слоган. Я бы запросто сделала это уже на монтаже, но наш режиссер, имеющий обыкновение ваять нетленку соответственно сумме оплаты, получил свою часть гонорара авансом и теперь рыл землю копытом. Несмотря на то, что я не была непосредственно занята в съемках, мне он велел присутствовать в студии, дабы «проникнуться».
«Проникаться» пришлось добрых два часа, съемка оказалась не из легких. Надо было сделать рекламу зефиру в шоколаде «Лямур», что звучало довольно заманчиво, особенно в сочетании с большой картонной коробкой, в которой аккуратно лежали двенадцать маленьких цветных коробочек с изображением аппетитной зефирины. Коробку собственноручно приволок в студию Слава, вытрясший стратегический запас зефира из рекламодателя под предлогом необходимости использования сластей в процессе съемок.
Слава оказался прав: другого столь расходного материала, как этот зефир, в нашей студии еще не бывало! Во-первых, шесть коробочек были разъедены съемочной группой и примкнувшими к ней товарищами еще до начала работ — для вдохновения. Во-вторых, уже в процессе съемки выяснилось, что шоколадный зефир — аксессуар одноразовый. Единожды упав на пол, он уже не может быть использован повторно — во всяком случае, в кадре, так как товарный вид упавшей зефирины заметно портится. Правда, на вкусовые качества ее падение, как правило, не влияет, поэтому ни один кусок зефира на ковровом покрытии студии не залежался.
По сценарию ролик нужно было снять двумя длинными планами. Сначала в кадре появлялись «Ухоженные мужские руки» с коробкой зефира в шоколаде «Лямур». «Ухоженные мужские руки» ловко открывали коробку — в этот момент звучал коварный басовитый смешок, а затем нежная дамская ручка под томное закадровое «Ах!» неуверенно изымала из бумажного гнездышка глянцевую зефирину. Потом камера показывала очаровательную даму в платье с корсетом и шляпке с цветами. Демонстрируя зрителям аккуратно надкушенную зефирину, дама моим голосом произносила: «Лямур! Искушение, перед которым не устоишь!», после чего обессиленно падала на подоспевшие «Ухоженные мужские руки».
В роли неустойчивой сладкоежки выступала практикантка Сашенька, соответственно наряженная и загримированная. И без того хорошенькая, девушка усилиями костюмера и визажиста сделалась настоящей красавицей, изящной куколкой с фарфоровым личиком и нежно-розовыми губами. Чтобы сохранить цвет губ, Сашеньке не велено было ничего пить и есть до окончания съемок. Это оказалось нелегко: уже через полчаса после начала съемок под софитами стало очень жарко.
