Дарья Донцова - Али-Баба и сорок разбойниц
– И чего тебе надо?
– Федькины здесь живут? – осведомился я. – Лиза и ее бабушка?
Мужик почесал загривок, потом повернулся и заорал:
– Маня, поди сюда!
В раскрытую дверь тянуло горелым тестом. Я увидел, как откуда-то сбоку вышла дородная баба в халате, поверх которого был завязан цветастый фартук. Вытирая ладони о полотенце, она приблизилась к мужику и укоризненно спросила:
– Чего орешь?
Тот ткнул в меня пальцем:
– Вот ему Федькиных надо!
Бабища поморгала, шмыгнула носом и ляпнула:
– А они померли все!
– Кто? – спросил я от неожиданности.
– Так и Надька, и Карелия Ивановна, – пояснила бабища. – Надьку давно схоронили, и не упомню уж, в каком году… Вась, когда Олька в первый класс пошла?
Василий надулся:
– Ну, так… в семьдесят втором!
Жена шлепнула его полотенцем.
– Ваще все мозги пропил! Мы еще тогда и женаты не были.
Потом она повернулась ко мне.
– В общем, давно Надька преставилась, хоть и моложе меня была. А Карелия Ивановна тоже на погост отправилась, ихние две комнаты таперича наши, отдельная квартира у нас будет!
Я растерялся окончательно:
– А Лиза? Она где?
Василий рыгнул.
– Ее еще когда в дурку сдали! Сумасшедшая она, скажи, Мань!
Та укоризненно покачала головой:
– Вовсе нет, просто она в школе учиться не могла, с мозгами у ней беда. Уж как Надька плакала, и Карелия Ивановна тоже. Ну никуда Лизку пристроить не могли, ни одной приличной профессии не обучить, ни волос не пострижет, ни ногтей не почистит. А так ничего девка.
– Ага, – кивнул Василий, – в особенности когда на мать с ножом кидалась.
Маша вздохнула:
– Ну да, поэтому ее в интернат и сдали, выросла, заневестилась, мужика захотела, а кто ж на такую польстится, вот она и злобилась. Надька, пока жива была, справлялась, а когда померла, Карелия Ивановна повыла да и отвезла обузу в интернат.
– И где сейчас Лиза?
Маша передернула монументальными плечами.
– Фиг ее знает, небось в интернате, где ж ей быть-то?
– Она не приходила сюда?
– Когда?
– Недавно.
Василий нахмурился.
– Не-а.
– Вы точно знаете? – Я цеплялся за последнюю соломинку. – Может, вы ходили в магазин, а Лиза и пришла.
Маша шумно втянула в себя воздух.
– Болеет Васька и носа на улицу не кажет. А вы кто им будете, Федькиным-то?
– Родственник я.
– Квартира наша будет, – мигом заявила Маня, – по закону оформим.
– Ничего у тебя не получится, – добавил Василий, – даже и не затевай судиться, проиграешь.
– Нет, нет, – быстро успокоил я супругов, – никаких злых намерений я не имею, жилплощадью обеспечен, просто хотел повидаться с родней.
– Опоздал ты, – сурово заявил Василий, – не с кем свиданкаться, все на том свете!
– Вы случайно не знаете, в какой клинике содержится Лиза? – Я предпринял последнюю попытку хоть что-то выяснить.
Маша повесила полотенце на плечо мужа.
– Нам однофигственно, где она. Сюда ей являться незачем, квартира наша. Да она небось уж померла давно! Такие психи долго не живут.
– Точняк! – воскликнул Василий. – Помнишь, Карелия про пенсию рассказывала? Чегой-то я не понял, может, она уже тогда того?
– А-а-а, – протянула Маня, – ну и память у тя, Васька, натуральный академик!
– О какой пенсии идет речь? – Я быстро влез в их диалог.
Василий хихикнул:
– Да Карелия незадолго до смерти вдруг разговор завела. Маня ее упрекнула, что она из нашего шкафчика чай тырит…
– А и вправду таскала заварку, – подхватила Маша, – еще сыр у меня в холодильнике моментом кончался! Принесу полкила из магазина, брошу на полки, вечером глядь, а сто грамм ктой-то оприходовал. И кто бы это был, ежели нас тут трое проживали, а? Я сыр не жрала, Васька тоже, так чьи зубы постарались? А уж когда она еще и за заваркой лазить стала…
Обозленная Маша налетела на старуху. Та принялась отбиваться, но Марию так легко не заткнуть. В тот день Карелии Ивановне мало не показалось.
– Откуда у тебя в чайнике заварка, – наседала на бабку Маня, – где добыла?
– Купила, – рыдала Карелия.
– На какие шиши? – не успокаивалась скандалистка. – У тя пенсия пятого числа.
– У меня есть деньги!
– Откуда?
– Скопила!
– А не ври!
Маша все больше входила в раж, Карелия Ивановна, впав в истерику, заорала:
– Вот, вот, гляди!
Маня во все глаза уставилась на разноцветные купюры, которые бабка швырнула на стол. Денег оказалось много. Маша прикинула на глазок сумму, тысяч пять рублей, не меньше!
– Удостоверилась? – тяжело дыша, осведомилась Карелия Ивановна. – Зачем мне твоя заварка? Сама ее купить могу!
– Где столько добыла? – в полном изумлении спросила Маня.
– Накопила.
– А не ври-ка! – снова обозлилась соседка. – Пойду гляну, не у нас ли с…а.
– Как ты смеешь меня оскорблять! – вскричала Карелия Ивановна. – Я честный человек!
– Все честные до первого милиционера, – неожиданно мирно ответила Маня, – а чего думать прикажешь, ежели ты завсегда второго числа денег одалживать просишь, ни разу от пенсии до пенсии не дожила. А севодни четвертое по календарю, а у тя прям богатство!
– Мне за Лизу пенсию дали, – неожиданно призналась старуха, – большую сумму, тебе такая и не снилась!
– С каких это пор за психов платят? – разинула рот Маня. – Она ж в интернате живет, если че и положено, так тебе не дадут, поскольку на гособеспечении девка!
Карелия Ивановна любовно сложила деньги.
– Лизу там лечат, – пояснила она, – всякие лекарства колют. Да чего-то перепутали, вкатили не того, чуть не померла Лизка. Я в суд на них подать могла, вот и заплатили мне, чтобы помалкивала, ясно? Сама главврачиха расстаралась, дала денежки в конвертике и попросила: «Вы уж никому, ладненько?»
Маша только завистливо вздохнула. Бывает же людям счастье, ни за что кучу «капусты» огрести! Нет, ей так в жизни ни разу не повезло!
Фира Базилевич оказалась на работе. Набрав номер ее телефона, я услышал хриплый, дребезжащий голос:
– Фирочка на службе.
– Сделайте одолжение, подскажите, как с ней связаться?
– А таки кто ее спрашивает? – проявил любопытство старик.
– Э… это из клиники «Голубое солнце», – ляпнул я.
– А зачем?
– Мне с ней поговорить надо.
– А таки о чем?
– О Кате Коротковой.
– Таки не знаю такую.
«Не знаешь, и не надо, – чуть было не заорал я, – таки давай телефон». Но, сами понимаете, я сдержался и продолжил беседу:
– Все же сделайте одолжение, подскажите мне рабочий номер Фиры.
– Подождите, – сдался старичок и пропал.
Потянулись минуты, длинные, просто бесконечные. У меня создалось впечатление, что у госпожи Базилевич четырехэтажный замок. Дедулька снял трубку телефона где-то в подвале и теперь мелкими шажочками побрел за блокнотом, который лежит в мансарде. Вот он дотащился до первого этажа, поплелся на второй…
– Аллоу, – раздалось в трубке, – тут есть кто или просто так трубка лежит?
– Мне нужен служебный телефон Фиры, – обрадовался я, кажется, женщина, подошедшая к аппарату, более молодая и адекватная.
– А вы кто такой?
– Иван Павлович Подушкин!
– Что вам надо от девочки?
Я подавил стон! Бедная Фира. Ее родителям следует работать в органах госбезопасности, даже с Николеттой мне легче беседовать!
– Хотелось бы поговорить с Фирой.
– О чем?
– О Кате Коротковой.
– Не знаю такую! Фирочка на очень ответственной работе, ее нельзя отвлекать по пустякам! Разве можно…
– Таки вы еще тут? – вплелся в ее речь голос старичка.
– Да, – обрадовался я, – говорите номер.
– Сема! – возмутилась женщина. – Ты с ума сошел! Мы его не знаем! Не глупи.
– Молчи, Циля, – закашлялся дедушка, – человеку надо!
– Сема, не смей!
– Циля, не приказывай мне!
– Сема, ты идиот!
– Циля, таки ты дура.
Я, сдерживая смех, слушал их перебранку. Интересно, каким образом бедняжка Фира сохраняет психическое здоровье, общаясь каждый день с этой парочкой?
– Вы еще тут? – осведомился дедуля. – Таки пишите: двести пятьдесят…
– Сема! – воскликнула Циля. – Ты позоришь девочку!
На секунду воцарилась тишина, потом Сема, успевший все же продиктовать мне номер, вздохнул и неожиданно сказал:
– Таки, молодой человек, хотите получить житейский совет от старого Семена Израилевича?
– С удовольствием выслушаю вас.
– Таки вы сами не еврей?
– Нет, а почему вы так решили?
– Таки вы очень воспитанно разговариваете, прямо как наши мальчики, – пояснил Сема, – впрочем, я ко всем хорошо отношусь. Таки мне все равно, наш вы или нет, слушайте мой совет.
Я навострил уши, мне даже стало интересно, какой мудростью решил поделиться со мной дедушка.
– Таки никогда не женитесь! – донеслось из трубки.
– Сема, ты хам, – возмущенно вскричала Циля, тихонько подслушивающая нашу беседу.
Ту-ту-ту – донеслось из трубки.