Кофе по-венски - Валентина Дмитриевна Гутчина
По-турецки устроившись в мягком омуте подушек, я постарался припомнить программу этого последнего дня. С десяти часов утра – концертные выступления лучших исполнителей Европы и Америки; помнится, этот концерт под названием «Звезды мира» должен длиться почти весь день – до трех-ноль-ноль. После этого перерыв, а в шесть-ноль-ноль вечера на Цветочной площади откроется прощальный вечер фестиваля со всеобщим большим кофепитием и развеселыми танцами до утра под продолжение концерта мировых звезд.
Я взглянул на часы – стрелки приближались к девяти. Концерт прощального дня начинался через час. Стало быть, у меня еще оставалось достаточно времени для того, чтобы спокойно принять душ и позавтракать. Мирно и неторопливо проделав все классические утренние процедуры, я спустился в ресторан отеля для завтрака и здесь повстречался с мамой и Томасом, которые, как и я, решили далеко не ходить для хорошей подзарядки на день.
– Боже мой, как приятно спуститься для завтрака в ресторанчик и запросто повстречать сына, – улыбнулась мама, подставляя мне свободный стул. – Ты только представь, Ален: еще один день, и мы расстанемся и будем встречаться разве что по скайпу. Как быстро пронеслись эти дни!
Я поцеловал маму, пожал руку Томасу после чего, усевшись за столик и сделав свой заказ, вздохнул с меланхолической улыбкой.
– Между прочим, я тоже, проснувшись утром, вдруг понял, что сегодня – последний день фестиваля. Завтра мы разлетимся, жизнь войдет в привычную колею… А ведь, кажется, еще вчера все только начиналось: я встретил вас в аэропорту, мы ужинали в ресторане «Маргарита», и Стефан говорил о том, что у каждого должен быть в жизни устойчивый минимум добрых традиций: пробуждение утром под аромат кофе, регулярные звонки родным и привычные, миллион раз повторяемые слова: «Привет! Как дела?..»
Мама с немного печальной улыбкой смотрела на меня, кивая, словно соглашаясь с каждым моим словом.
– И ведь он абсолютно прав, не так ли? – она перевела взгляд с меня на Томаса и обратно. – Каждому человеку необходим этот устойчивый минимум. Что бы мы без него делали? Традиции – скелет, основа всей жизни; перемены, движение вперед, все новое – наши «мясо» и «мышцы». И все-таки, мой дорогой Ален, как мне не хочется с тобой расставаться! По поводу нашего завтрашнего отлета я даже немного прослезилась сегодня утром.
Добрый славный Томас, похлопал маму по плечу, улыбаясь мне.
– Дорогие мои, давайте сменим грустную тему – в конце концов, у нас еще целые сутки! Предлагаю улыбаться жизни. Сегодня – самый ароматный день кофейного фестиваля; мы познакомились и подружились с замечательными людьми из разных стран и континентов. Это здорово! И мы даже стали участниками настоящего детектива. Конечно, то, что убит человек – это плохо. Тут уж ничего не поделаешь. Кстати, Ален, тебе так и не удалось открыть тайну: кто навеки усыпил Монику Левоно?
К этому времени официант принес мне мой завтрак и я, принявшись за омлет со шпинатом, успел подумать, что ведь таким образом небеса попытались «заткнуть» мне рот вкуснейшей едой – нужно молчать, никто не должен знать, что в убийстве виновен милый человек по имени Мохаммед, для своих – Мох!
Увы, торопливо глотая завтрак, я успел только подумать об этом, а мой язык заговорил словно сам по себе:
– Удалось, Томас. На сегодня я знаю, кто угостил шантажистку Монику кофе со снотворным.
Я произнес эту фразу и едва не поперхнулся. Елки-палки, черт меня дернул за язык! Ведь Моника вполне заслужила смерть самой своей жизнью, вечным шантажом и склонностью к злым интригам! А бедняга Мох…
Я еще продолжал ругать себя, а мама с Томасом уставились на меня округленными глазами, мгновенно отложив в сторону свои вилки-ложки.
– Как?! Откуда ты знаешь? – первой не выдержала мама. – Ведь еще вчера, уверена, у тебя было миллион версий и не единой – с полным доказательством, так что ты ни в чем не был уверен. И вдруг сегодня, с утра пораньше, ты заявляешь…
– Бью и луплю себя и свой длинный язык, – проговорил я с самым несчастным видом. – Лучше бы мне промолчать.
Мама строго постучала пальцем по столу.
– Кончай каяться, дорогой! Неужели ты думаешь, что как только назовешь нам имя благородного убийцы, так мы кинемся трезвонить об этом на всю Цветочную площадь? Разумеется, мы сохраним это имя в тайне и будем благословлять его в наших молитвах с мольбой ко всем богам мира простить грех убийства. Ну, давай, не томи душу, говори быстрее: кто?!..
И я сказал. Первой реакцией на имя Моха были классически открытые рты обоих; почти тут же мама, первой взяв себя в руки, воскликнула:
– Чушь! Ну, подумай сам…
Я меланхолично выслушал всю стройную версию абсолютной невиновности лондонского владельца кофеен, после чего улыбнулся публике.
– Согласен с тобой, мама! Да, я спорол чушь – Мох абсолютно ни в чем не виновен. Продолжим наш завтрак. Кстати, как вы планируете…
Но мудрая мама замахала на меня руками.
– Не отвлекайся от темы, дорогой! Я, как смогла, защитила Моха. Но ты ведь не просто так назвал его имя. Давай, быстро выкладывай свои доказательства. С чего ты взял, что это Мох усыпил мегеру Монику?
Пару минут мы бились в словесном поединке: я пытался закрыть опасную тему, мама настаивала на том, что если не полиция Вены, то уж они с Томасом точно должны знать, кто есть кто во всей этой венской истории.
В конце концов, я уступил.
– Хорошо, мама, я все выложу, как на духу. Но умоляю вас: никому о том, что вы от меня услышите! Пусть это останется между нами. Итак, все началось несколько лет тому назад, когда супруге Моха, которая была почти на десять лет старше его, врачи поставили диагноз: рак желудка в последней стадии. Нужно было готовиться к долгой и мучительной смерти…
На весь рассказ ушел без малого целый час – со всеми уточнениями и ответами на вопросы мамы. В конце концов, все как следует обсудив, мы пришли к совместному выводу: я абсолютно прав, виновный в смерти Моники Левоно – славный Мох, который имел полное право отправить шантажистку на небеса, поскольку несколько лет назад в Лондоне он не убил свою жену, а всего лишь исполнил ее просьбу, избавив женщину от лишних мук и страданий.
– Все эти сведения – не для полиции, – подвела итог мама. – А потому язычок – на замок, молчим, никому ничего не говорим. И,