Кофе по-венски - Валентина Дмитриевна Гутчина
Между тем вдруг моя компаньонка внезапно остановилась, решительно развернулась ко мне.
– Между прочим, позвольте и мне представиться вам: Нина! Просто Нина. Так все меня звали, когда я была юной очаровательной хиппи, и так все зовут меня теперь, когда я стала немного старше, – она весело рассмеялась, одновременно крепко пожимая мне руку. – Очень приятно познакомиться!
Мы вновь неторопливо двинулись по улочке, ловя обрывки музыки из кафе и ресторанчиков, что попадались по пути.
– А как же вы очутились в Вене? – поинтересовался я.
– А как вы думаете? – она вновь откинула непослушные пряди от лица. – По любви! Влюбилась в хиппи из Вены, мы отправились к нему домой… Ну а потом расстались. Честно говоря, уже не помню из-за чего. Но очень скоро я встретила другого; потом – другого… В итоге у меня до сих пор море друзей, но самые лучшие – вот эти славные псины: Люк, Чак и Йоко. Неплохо, правда?
– Просто отлично. Полагаю, Йоко – это девочка?
– Точно. В честь Йоко Оно. А Чак и Люк – ее братья. Каждое утро на протяжении восьми лет мы с ними выходим на прогулки утром и вечером. У нас просто замечательная компания, сами видите.
– И не только я один – это видят все. А ваш брат…
Стоило мне только произнести последнюю фразу, как славная Нина недовольно скривилась.
– Если бы я могла попросить вас не портить чудесный вечер! Эти дивные звезды над Веной, парной теплый воздух, я иду в компании симпатичного парня… И вдруг – разговоры про Моха! Он мне так надоел по жизни!
– Но вы ведь сами пришли к отелю, чтобы поздороваться с ним?
Она состроила очередную гримасу.
– Ну, пришла. Пришлось! Ведь он сам позвонил мне накануне и сообщил, что приезжает в Вену на фестиваль кофе и будет очень рад меня обнять. Сказал, что остановится в «Лотосе». Я предпочла сама прийти к нему, чтобы он, не дай Бог, не приперся ко мне домой.
Она все так же кривилась, одновременно расплываясь в почти блаженной улыбке. Звезды, теплый воздух – все действительно так и было, несмотря на неприятную ей тему родного братца.
Я дружелюбно усмехнулся.
– Если честно, Нина, мне трудно вас понять. Мох показался мне отличным парнем – мягкий, деликатный. Отчего вы так предвзято к нему относитесь?
Очередная порция гримас, сопровождаемых веселым смехом.
– Мы с Мохом дрались с самого детства! Вернее, я дралась, а он, нудяра, пытался меня всему учить – как будто в сто раз умнее меня! Ужасный зануда. Зато я уже в пятнадцать лет покинула дом, заодно избавившись от нравоучений братца. Но, удивительное дело – Мох всегда меня легко находил: в Париже, в Марселе, а потом даже здесь, в Вене. Когда я уже окончательно поселилась здесь, однажды он явился ко мне, чтобы торжественно сообщить глупейшую новость: он женится!..
И вновь мое сердце застучало чуть быстрее; ресторан «Бейрут», теперь – история женитьбы…
А Нина, не замечая моего волнения, продолжала свой рассказ.
– Бог мой, нашел чем удивить – я до того раз десять влюблялась и разбегалась, счет потеряла всем своим красивым историям любви! Но я любила – ты понимаешь, малыш, что значит это слово? Любила! А Мох…
Я невольно представил себе всегда немного печальную улыбку Моха.
– А Мох?..
Она нахмурилась и посмотрела на меня почти сурово, даже приостановилась, чтобы погрозить пальцем.
– А Мох понятия не имеет, что это – любить. Нет, когда он сказал мне, что женится и даже пригласил к себе на свадьбу, тут же добавив, что готов даже подарить мне платье, чтобы я пришла на церемонию не в старых джинсах, – так вот, тогда я подумала: «Никак парень влюбился?». Но когда он сказал мне, что его невеста немного старше его, и что теперь он станет во главе кофейной фирмы в Лондоне… Сразу стало ясно, что тут за любовь.
На пару секунд я замер на месте: итак, вот оно, последнее звено – история неравного брака! Старая богатая невеста, молодой бедный жених… Пока все совпадает, даже рекламный проспект и спичечный коробок занимают свою нишу в истории: Мох как этнический ливанец, скорей всего, с первого же дня фестиваля завтракал и обедал в «Бейруте». Коробок спичек и проспект ресторана в коллекции Моники говорят о том, что она его выследила и, по крайней мере, один раз сидела за его столиком. Для логического завершения не хватает последней детали: убийства богатой супруги, оставшегося для всех тайной.
Я перевел дух и улыбнулся, заложив руки за спину и, как ни в чем ни бывало, продолжив нашу неспешную прогулку.
– Нина, я вас понимаю, и все-таки согласитесь: у всех все по-своему. Быть может, ваш брат действительно полюбил свою супругу, хотя…
Нина бурно прервала меня на полуслове, так что ее три псины мгновенно навострили ушки, подозрительно уставившись на меня.
– Повторяю, малыш: если Мох что-нибудь и любит, так это собственные покой и достаток. И свою жену он, если и любил немного, то просто в благодарность за то, что она ему эти покой и достаток обеспечила. И все-таки, когда она стала слишком уж старой, мой братец попросту отправил ее на тот свет.
Она произнесла последнюю фразу и тут же прикусила язык, в очередной раз замерев на месте и нахмурившись.
– Малыш, надеюсь, ты не настучишь на Моха в полицию? И дернуло меня выложить тебе все это…
Я пылко заверил Нину в своей стопроцентной порядочности и нестукачестве, после чего, почти не делая пауз, уточнил:
– То есть, вы хотите сказать, что Мох отравил свою жену просто и со вкусом – чашечкой кофе?
Она кивнула.
– Именно. Я со своим приятелем как раз была в Лондоне и однажды совершенно случайно повстречала Моха в кафе. Самое забавное, что это было его собственное кафе – одно из пяти, наследство богатой жены. Он жутко обрадовался встрече со мной, усадил за столик, угостил на славу и тут же поделился «горем»: умерла его любимая старушка-супруга.
Вспоминая ту встречу, Нина кривовато улыбнулась.
– Как он мне рассказал, у старушки было что-то неизлечимое – забыла, как называлась та страшилка. И вот она попросила его дать ей ударную дозу снотворного. Он убеждал меня, что она сама просила помочь ей красиво умереть – во сне, дескать, чтоб не умирать долго и мучительно. Сначала он был против, но, в конце концов, уступил: напоил женушку ее любимым кофе, в которое насыпал килограмм снотворных таблеток. Она уснула и не проснулась,