Элизабет Питерс - Проклятье фараона
– Но, профессор... ваши люди тоже бастуют...
Последнее слово застало Эмерсона в броске. Одна нога надолго зависла над полом, опускал он ее медленно, осторожно, словно боялся раздавить стекло. Свинцовые кулаки сжались, лицо исказилось. Мэри съежилась и юркнула за мою спину.
– Спокойно, Эмерсон, – посоветовала я, – а то удар хватит. Чем ты, собственно, возмущен? Этого можно было ожидать, причем давно. Люди держались исключительно благодаря боговдохновенной личности своего уважаемого профессора.
Эмерсон изволил убрать с лица зверское выражение.
– Спокойно?По-твоему, я недостаточно спокоен? Прошу прощения, дамы, я вас на пару минут покину. Хочу спокойно поговорить со своими людьми и спокойно их предупредить, что если они сию же минуту не уймутся, то я спокойно пришибу всех по очереди.
С чем и удалился размеренным, величавым шагом. В нашу спальню. Я было бросилась следом – увещевать, уговаривать, настаивать, в конце концов, – но вовремя сообразила, что Эмерсон просто избрал самый короткий путь через окно. Оставалось надеяться, что произойдет чудо и он не расплющит по дороге к цели мой единственный туалетный набор.
– Не перестаю удивляться полному отсутствию у мужчин логики, – поделилась я с Мэри. – Ну кто рискнет напасть на гробницу средь бела дня? Эмерсону заняться бы более насущными проблемами, а он... Возвращайтесь к Артуру, дорогая, а я позабочусь о завтраке.
– Но как... – распахнула глаза девушка.
– Как – это моя забота.
Мистер Вандергельт застрял на кухне. Ахмед восседал на полу среди пожитков, куда входили и его драгоценные кастрюли. Собрав морщины в маску скорби, араб меланхолично изучал потолок, а американец, размахивая веером зеленых банкнот, похоже, отгонял от его носа мух.
Когда я вышла из кухни, Ахмед колдовал у плиты. Справедливости ради не стану приписывать себе всю честь целиком. Эффектная поза Ахмеда выдавала его быстро растущий интерес к зеленым бумажкам, и жалованье, которое он соизволил принять, удовлетворило бы даже личного повара фараона.
Мистер Вандергельт забросал меня комплиментами, я их тактично отклонила, попросив его осчастливить хорошей новостью леди Баскервиль, а сама нырнула в нашу спальню. При всем желании поплескаться вдоволь я не могла: со слугами проблема решилась, но на очереди стояла масса других. Эмерсон возник в окне, когда я застегивала платье. Спрыгнул с подоконника, пересек комнату и жахнул дверью в ванную.
Все ясно. Миссия потерпела неудачу. К сожалению, у меня не было лишней минутки, чтобы утешить мужа, да он и не принял бы соболезнований. В гостиной слуги уже выставляли дымящиеся миски на буфетную стойку; я приказала одному из них приготовить поднос с завтраком и отнести в комнату больного. Мисс Мэри встретила меня изумленно-радостным возгласом:
– Вы уговорили их остаться?!
– Слуги на месте, – уклончиво ответила я. – Доброе утро, сестра.
Улыбчивая сиделка кивнула. На круглом румяном лице не было и следа ночных бдений, как, кстати, и ни капельки пота – несмотря на длинный и плотный черный наряд. Пока она угощалась честно заработанным завтраком, я осмотрела раненого.
Мисс Мэри не преувеличила, состояние ее подопечного и впрямь внушало надежду. Артур был по-прежнему бледен до синевы и по-прежнему в коме, но зато дышал глубже и ровнее, да и пульс стал заметнее.
– Неплохо... Но без еды он долго не протянет, – размышляла я вслух. – Бульону бы... Прикажу Ахмеду сварить цыпленка. Куриный бульон – вот что возвращает силы!
– А доктор посоветовал коньяк, – робко вставила Мэри.
– Исключено. Мэри, дорогая, идите к себе, вздремните часок. Будете продолжать в таком духе – сами свалитесь. И как я тогда без вас?
Этот довод сразу пресек все возражения девушки. Бросив нежный взгляд на возлюбленного, мисс Мэри тихонько закрыла за собой дверь. А я подсела к даме в черном.
– Нужно поговорить, сестра. Начистоту. Сиделка снова заулыбалась, кивнула, но рта не раскрыла. Немая она, что ли?
– Отвечайте! – не выдержала я. – Если, конечно, можете!
Безмятежный лоб дамы в черном перерезала морщинка:
– Quoi?
– Вон оно что! – простонала я. – Вы говорите только на французском? Хорошенькое дело.
Артур очнется, может быть, даже скажет, кто на него напал, а вы... Ну да ладно, что уж теперь... Будем исходить из возможностей.
Словом, я добилась своего – где на словах, где на пальцах, но ситуацию обрисовала. К концу этой оригинальной пантомимы лицо сиделки утратило идеально круглую форму. Оказывается, она думала, что с юношей произошел несчастный случай, о нападении не слышала ни слова и уж тем более не подозревала о возможности второй попытки.
– Alors, -закончила я, – vous comprenez bien, та soeur[6],что раненого нельзя ни на минуту оставлять одного. Не думаю, чтобы вам грозила опасность, но осторожность не помешает. Преступник может пойти на любые ухищрения, чтобы добраться до своей жертвы, например попытается вас усыпить. Не прикасайтесь к еде, если только я ее лично не принесу, договорились?
– Ah, mon Dieu!– воскликнула сиделка, лихорадочно щелкая четками. – Mais quel contretemps![7]
–Вы угадываете мои мысли. Так можно рассчитывать на вашу помощь, сестра?
Не обошлось без душевной борьбы, но уже через минуту-другую сиделка покорно кивнула:
– Все мы в руках Божьих. Я буду уповать на милосердие Господа и молиться.
– И правильно. Но лучше с открытыми глазами. Не тревожьтесь, сестра, я позабочусь об охране. Снаружи будет постоянно дежурить наш человек, ему можно доверять.
За обещанной охраной я отправилась в пристройку, где обитали рабочие. Зеленая лужайка перед домом была усеяна праздными субъектами, которые при виде меня разом испарились, бросив одиноко подпирающего пальму Абдуллу.
– Я недостоин вашего доверия, госпожа, – неловко пробормотал седобородый гигант. – Подвел Эмерсона, подвел...
– Ты не виноват, Абдулла, просто ситуация из ряда вон выходящая. Очень скоро мы с Эмерсоном раскроем эту тайну, как раскрыли и прежние, помнишь? Твои друзья поймут, что и здесь виной всему злой умысел живого человека, а не давно усопшего. А сейчас я пришла просить об одолжении. Как ты думаешь, согласится кто-нибудь работать в большом доме? Нужен надежный человек – охранять больного и благочестивую даму в черном.
– Эти трусы будут рады услужить госпоже и успокоить свою нечистую совесть, – мрачно заверил Абдулла. – Только к пещере не подойдут.
Вскоре передо мной уже выстроилась дюжина добровольцев. Остановив выбор на Дауде, одном из многочисленных племянников Абдуллы, я представила его сиделке и со спокойной душой пошла завтракать.
Эмерсон уже вовсю кромсал яичницу. Карл, сгорбившись, пристроился за столом как можно дальше от профессора, печально опустил в тарелку усы и украдкой отправлял в рот по крошечному кусочку бекона. Бедный юноша. Должно быть, испытал на себе действие ядовитого жала Эмерсона! Вандергельт, джентльмен до мозга костей, поднялся и пододвинул для меня стул.
– Ну и чехарда! – жизнерадостно воскликнул он. – Не представляю, долго ли мы еще продержимся. Как наш больной, миссис Амелия?
– По-прежнему. – Я налила себе чаю, потянулась за тостом. – Боюсь, это начало конца... Где леди Баскервиль?
Верная своей привычке являться как по вызову, мадам вплыла в гостиную... в неглиже! Волны бледного шифона, ленты, рюши, оборочки плюс каскад черных волос по плечам. Встретив мой изумленный взгляд, очаровательное видение сочло уместным сконфузиться:
– Прошу прощения... Моя безмозглая горничная сбежала, а мне не по себе в одиночестве. Что же нам делать? Положение кошмарное!
– С чего вы взяли? – Я проглотила кусок тоста. – Все под контролем. Присаживайтесь, леди Баскервиль, перекусите. После завтрака беспокойство как рукой снимет.
– О чем вы говорите! Какой завтрак! – Заламывая руки, мадам принялась метаться взад-вперед вдоль окна. Ей бы еще охапку сорняков – вылитая была бы Офелия. Слегка перезрелая, правда. Карл с Вандергельтом повскакивали из-за стола и давай наперегонки утешать.
– Мне не до еды! – с надрывом сообщила леди Баскервиль, позволив наконец усадить себя в кресло. – Что с бедным мистером... лордом Баскервилем? Никак не привыкну. Мне не позволили его проведать! Безобразие! Мисс Мэри сослалась на ваш приказ, Рэдклифф!
– Так и есть, я распорядился никого не впускать, – кивнул Эмерсон. – Прошу извинить, это – вынужденная мера. Мы пытаемся защитить лорда Баскервиля, но помочь ему, боюсь, не в силах. Так ведь, Амелия?
– Артур при смерти, – выдала я без лишних церемоний. – Надежды нет.
– Еще одна трагическая судьба! – всплеснула руками леди Баскервиль. Этот жест ей особенно удавался – такой эффектный, трогательный и выгодно подчеркивающий изящество рук. – Я больше не выдержу! Злой рок сильнее меня! Конец экспедиции! Рэдклифф, сегодня же опечатываете гробницу.
