Павел Ганжа - Холодное блюдо
Игорь Юрьевич, и без того забывший о расслабленности, напрягся еще сильнее.
– В каком смысле?
– Во всех. И материально в том числе,- ошарашил откровенным предложением долговязый. – Вам или конторе. Мебелью, аппаратурой, техникой и прочим.
– Не стоит. Техника у нас приличная, компьютеры только полгода назад поменяли, столы и стулья – вещи второстепенные. А лично мне…ничего не нужно. Как говаривал один персонаж из фильма "Старый новый год", у меня все есть. Что нужно, то и есть.
– Не поймите превратно, – пошел на попятную Александр,- мы не только материально… Любая поддержка… Например, можем оказать содействие в розыске подозреваемых. Вы правильно заметили: я в органах работал и прекрасно помню, что опера не всегда шевелятся, да и не хватает их… А мы людьми подсобим…или машинами.
– Спасибо, пока сами управимся. Но буду иметь в виду,- заверил гостя Игорь Юрьевич.
– И еще…большая просьба: если что-нибудь новое появится по делу, пожалуйста, наберите меня. Мы отблагодарим…
– Непременно позвоню.
– До свидания.
– Всех благ.
Когда за долговязым посланцем Туманова закрылась дверь, Данилец перевел дух. И чуточку расслабился. Расслабляться по-крупному теперь чревато. Ситуация не позволяет. Расслабишься больше положенного, и схарчат с потрохами. Впрочем, напрягайся – не напрягайся, попал он добре. Леха Туман и его пацаны знают про нож, после беседы с худосочным "засланцем" сомнения насчет осведомленности банкира относительно изъятого на острове орудия преступления рассеялись как предрассветный… как предрассветная мгла. Долговязый хлыщ чуть ли не прямым текстом…намекал
Вместе с тем есть мнение, что рыло у Туманова все-таки в пушку. Судя по поведению и вопросам этого невнятного Саши. Если Туманов решил не накалять обстановку сейчас, значит, осторожничает, ибо грешен, запачкан, и, вполне вероятно, дальше тоже злобствовать не будет. Есть шансы выпутаться из неприятной ситуации без серьезных потерь. Иначе подмена ножа дорого обойдется. Хорошо еще, что резерв главного командования в виде обещанной подмоги со стороны председателя областного ЗС Калинина наличествует.
Другой резерв – фактор времени. Чем большее количество дней пройдет, тем меньшим будет ажиотаж. Это непреложное правило любой актуальной проблемы, связанной с "высоким" давлением. К тому же выборы градоначальника не за горами. После них Туманову "островное" дело, ножи, трупы, отпечатки, следователи и прочая уголовно-процессуальная фанаберия будут до лампочки. Вне зависимости от результатов выборов.
Отсюда вывод: срочно привести в порядок вещдоки и…катать вату. Тянуть время…
ГЛАВА 5
Звезды падали
Моросили дождем, даже не метеоритным, а обыкновенным грибным. Только вместо капель воды с опрокинутой чаши небосвода сыпались маленькие огненные сполохи. Почему-то тот факт, что звезды – это небольшие, величиной с кулак сгустки пламени, а не громадные гелиево-водородные шары, как учит наука астрономия, удивления не вызывал.
Звезды искрились, шипели, разрезая воздух полосами дымных хвостов, сливались и разделялись друг с другом и впечатляли мощью многотонных авиабомб. Однако, вонзаясь в землю, звезды не причиняли почве вреда. Не взметался песок, не валились деревья, не загорались листья, с которыми соприкоснулись огненные капли, не появлялись воронки от особенно сильных ударов. Достигнув земли звезды тихо гасли и исчезали упавшими в море медными монетками. Словно падали не на твердую почву, а как минимум в жидкую хлябь болота. Лишь слегка шевелилась трава, когда на зеленый ковер падали особенно крупные сгустки звездного вещества.
Зато кожа горела. Струйки звездного дождя кислотой щипали руки и лицо, капли стучали свинцовыми шариками по темечку, били раскаленными бичами по животу. Огонь карябал острыми когтями ребра, тыкал раскаленными иглами в диафрагму, проникал в легкие, сжигая кислород, и душил, душил. Звездные капли, падая в рот, испаряли влагу и, погаснув, превращались в бетонную массу, которая закупоривала горло.
Воздуха не хватало.
С каждым ударом сердца его становилось все меньше. Последний вдох втянул в глотку мизерную дозу – буквально молекулы кислорода, которой не хватило бы и для муравья.
В горло залетела стая железноклювых ворон и принялась раздирать плоть на части.
А звезды все падали…
* * *Артем очнулся не сразу, какими-то медленными рывками, словно всплывая с аквалангом со дна глубокого темного омута на поверхность. Мрак редел, истончался, свет становился ближе, где-то вверху расползалось белое пятно, и наконец глаза открылись.
Картинка слегка подрагивала и расплывалась, будто зрачки были камерой в руках пьяного оператора. Сфокусировать взгляд на любом предмете дольше нескольких мгновений не удавалось. Но Артем попробовал.
Белое пятно оказалось потолком. Стандартного молочного окраса. Кроме потолка в поле зрения имелась сложная металлопластиковая конструкция, опутанная проводами, как Лаокоон с сыновьями змеями. Недоуменно скользнув трясущимся видоискателем "камеры" по композиции, Стрельцов с трудом узнал в ней капельницу или нечто схожее – жидкость в полых "проводах" микроскопическими порциями скатывалась вниз, в район левого локтя. Только почему-то еще один прибор непонятного назначения перед глазами маячит, на… столике что ли?…
Больница?…
И как он здесь оказался?
И где?… И кто?… И когда?…
Вопросы кружились огненными сполохами из сна, а то, что видение с падающими звездами было сном, Артем принял для себя без колебаний. И даже припомнил, что белый потолок вкупе с металлопластиковой конструкцией ему тоже снились. До огненного звездопада.
И снились неоднократно…
Вопросы кружились, но вяло, словно огненные шары растеряли большую часть мощи. Как-то неактуально кружились, ненастойчиво. Кружились и подрагивали вместе с кефирным потолком в треморных пальцах похмельного кинолюбителя.
Хотелось пить. Нет, не так. Катастрофически, ужасно, безумно хотелось пить. Не иначе – добрый десяток столетий во рту и росинки не было. Не маковой, а простой, предрассветной. Сухой шершавый язык безуспешно скреб небо в потугах добиться слюноотделения. Предложи сейчас добрый самаритянин стакан воды в обмен на все нажитое имущество: квартиру, машины, мебель, бизнес, Стрельцов согласился бы. Не раздумывая. И в придачу еще накинул бы последние штаны и пару годиков каторжных работ. Подойдет даже отрава из ближайшей лужи, главное, чтобы воды в ней было больше, чем грязи.
Надо поискать воду…
Артем попробовал привстать, но накатила такая необоримая волна слабости, что он провалился в нее как в колодец.
* * *Повторное (или, возможно, десятое-двадцатое по счету) пробуждение было более комфортным. По крайней мере, умопомрачительная жажда Стрельцова не мучила. Нет, пить он по-прежнему хотел, но не настолько…всепоглощающе. Чудовищная жажда трансформировалась в ненавязчивое желание опрокинуть стаканчик-другой холодного кваса. Да и сил несколько прибавилось; слабость уже не туманила взор.
Артем провел визуальную рекогносцировку.
Белый потолок, допотопная люстра с одной горящей лапочкой, кажется, капельница, непонятного назначения приборы. Помним, видели.
Больничная палата, без вариантов. Стрельцов повертел головой и выяснил, что палата (или бокс) не одноместная. В помещении помимо самого Артема покоились – самое верное слово, иначе не скажешь – еще два товарища. С правой стороны обзор загораживала окрашенная в тот же колер, что и потолок, стена, а слева на кроватях загорали те самые товарищи. Ближний – с перевязанной головой, вылитый герой гражданской войны из песни, тот, который поник головой с пробитым комсомольским сердцем, а дальний, у окна, – без видимых повреждений. Хотя о повреждениях судить очень сложно, когда из-под одеяла торчат только нос, глаза и лоб. Замерз он что ли?
Оба товарища лежали на кондовых кроватях с железными спинками и признаков жизни не подавали. То ли спали, то ли пребывали в бессознательном состоянии. Учитывая то, что в руку "бойца" впилась игла капельницы, тот, безусловно, находился ближе к отключке, чем "мерзляк", рядом с кроватью которого медицинские причиндалы отсутствовали. Одна полуразвалившаяся тумбочка красовалась.
С мебелью вообще в палате было не ахти. Три кровати, три тумбочки и два столика – полный гарнитур. "Мерзлявого" типа столиком почему-то обделили. Может, места не хватило – его кровать стояла у единственного, но по-настоящему фундаментального окна. Три на два метра. Прямо скажем, панорамная вещь. Окно прикрывала ленточная лапша жалюзи, как ни странно, приличная, сквозь которую пробивались тонкие лучи света. Лунного?
На дворе – ночь или раннее утро. Крайний вариант – поздний вечер. Интересно сколько он здесь провалялся?
