Иоанна Хмелевская - Закон постоянного невезения

Я ему заморочил голову…

– Как это? – заинтересовался Бежан.

Гурский тяжело вздохнул.

– Вроде как я запал на ту красотку, что здесь живет. Крыша у меня от нее едет, кто она и есть ли у нее муж или еще кто-то? Он мне поверил. Корреспонденция приходит на две фамилии, поменьше – для Мариуша Ченгалы, побольше – для Барбары Буковской.

Она разводит кактусы, есть у нее что-то вроде цветочного магазина, кактусы эти цветут, он их разок видел, она сама ему показала. А мужик копается в каких-то слесарных железках. Вот и все, что я узнал.

В этот момент, как по заказу, им доставили переписанные с магнитофонной ленты показания Анастасии Рыксы. Ярко-оранжевым маркером Бежан начал подчеркивать все названные ею фамилии и быстро попал на Каю Пруш. Он предположил, что это – Кая Пешт. Анастасия, которую смерть подруги скорее взбесила, чем расстроила, сообщила, что эту Каю Доминик давным-давно вытащил из какого-то преступного болота и даже помогал пристроить куда-нибудь ее сестру, что наполняло Михалину недоверием и опасениями. У них на двоих имелось то ли огородное, то ли цветочное хозяйство, или какой-то садовый участок, или еще что-то в этом роде, однако эта дура, в смысле Кая, снова во что-то вляпалась – вечно создавала проблемы. А вот сестра – та нет.

Как-то иначе ее звали, вроде Бася, «пани Бася» – так к ней обращался Доминик, когда она один раз была у него в Лесной Тишине, чтобы извиниться за сестру и поблагодарить за хлопоты. Михалина разозлилась из-за ее визита – та как раз на нее попала – и потом призналась Анастасии, что у нее аж сердце закололо, потому как блондинка эта – ну прямо как роза, она даже испугалась, что Доминик начнет за ней ухлестывать. Но почему-то нет, не стал. Каи-то она не боялась, та для Доминика была просто барахло и тряпка половая. Случалось даже, что она плакалась Михалине в передник, делясь своими переживаниями.

Всю информацию пришлось собирать в кучу из разных фраз, так как Анастасия не слишком придерживалась темы, отвлекаясь на свои эмоции, которых появлялось все больше по мере убывания жидкости в бутылке. Время от времени она заверяла сержанта, что если бы Михалина была жива, никто бы из нее даже клещами ни одного словечка не вытянул, но раз уж какой-то подлец убил ее подругу, так вот ему!

Она все скажет, и, может, тогда его найдут.

Красноречивые словесные описания страшно разговорчивой Анастасии удивительно совпадали с новейшими открытиями Гурского, отчего поручик начал лелеять все возрастающие надежды. Однако надежды эти быстро увяли, так как оказалось, что информацию о владельце садового участка номер сто сорок девять ни в одном кооперативе ни одного района по телефону не дают. Получалось, что это – наиболее строго охраняемая тайна на свете, которую он вознамерился раздобыть слишком уж легко и просто.

– Оперативника! – в отчаянии взвыл он. – Дадут нам хоть кого-то или одного только Ирека Забуя?

– На один день. Для выяснения деталей, – был лаконичный ответ.

– У нас есть детали!

– И еще у нас есть деликатное напоминание сверху, чтобы мы не слишком-то усердствовали. Думаю, что они скоро передерутся из-за макулатуры Доминика.

– Холерная жизнь!

– А ты еще не привык? Во всяком случае, все, что мы накопаем, – все наше. Разве что вы оба с Забуем посидите малость в зарослях…

Совещание прервал телефонный звонок Изы Брант, которая сообщила тоже довольно туманно о преступных ошибках некоего Бешеного, уточнив, однако, по крайней мере, объект его деятельности. В конце тоннеля появился свет, а Роберт Гурский расцвел румянцем, поскольку все о Карчохе, носящем столь многозначительную кличку, было у них на счастье скопировано.

– Ну вот, есть что проверять и о чем помыслить, – высказался Бежан. – Теперь давай все соберем в кучу и наведем какой-никакой порядок…

30

Лукаш Дарко как джентльмен пропустил меня вперед, дорожная полиция нас не останавливала, и где-то к вечеру я уже разместила всю компанию в гостинице. После чего тут же, единодушно подгоняемая всеми, повезла экскурсию во Владиславов.

И здесь опять во всей своей красе проявилось мое невезение по отношению к семейству.

Море – это море, и в пашей стране оно создает климат с особыми свойствами. В Варшаве погода была прекрасной – солнце и жара, а подъезжая к Владиславову, я была вынуждена включить печку.

Я остановилась перед домом Элеоноры, Лукаш – позади меня, бампер в бампер, пассажиры начали одновременно вылезать, и немедленно дикий порыв ветра сорвал шляпу с головы тетки Ольги.

Она носила эту шляпу с широкими полями от солнца, утверждая, что загар ей вреден. Правда, в данный момент в наличие солнца трудно было бы поверить, черные тучи хлестали холодным дождем, но она на всякий случай от самой Варшавы ехала в шляпе, не сняла ее и в Гданьске, по всей видимости, не обратив внимания на атмосферные перемены.

И, естественно, эта дрянь, словно большая птица, моментально улетела за два участка от Элеоноры.

Тетка страшно закричала, поэтому я бросилась в погоню. За мной – Лукаш, как один из тех нормальных мужиков, который всегда поддержит женщину в беде, а за ним, вот уж действительно неведомо зачем, – дядя Игнатий, дядя Филипп, тетка Иза и держащаяся за разлохмаченную голову тетка Ольга. Именно в таком порядке.

Разумеется, я была первой, однако прежде чем я нашла калитку и начала продираться сквозь кусты, которые остановили эту летучую стерву, успели прибежать и все остальные, а из дома выскочил какой-то тип. Услышав хлопанье двери, я оглянулась. И на мгновенье застыла, а вежливые слова извинения замерли у меня на губах.

– Сссстоять, курва! – рявкнул он страшным голосом с каким-то диким шипением, вполне достойным тетки Изы.

Видимо, память моя в этот момент не была ничем отягощена, так как сработала она прямо-таки взрывным порядком. Эта морда, сжатая поперек выражением собачьего бешенства!.. Ну, конечно, это же Бешеный Доминика…

Однако вежливые извинения, по-видимому, уже набрали необходимую инерцию, так что я не смогла их остановить.

– Извините, пожалуйста, – начала я, – но у меня здесь шляпа…

Он ничего не слушал.

– Вон!!! Катись отсюда!!! Плевать мне на твой шантаж, сучий наследник!!! Беги, доноси на меня!!!

– Не собираюсь! – вырвалось у меня весьма решительно.

Бешеный продолжал орать, категорически отвергая знакомство и какие-либо контакты со мной.

С двух сторон здания появились из зарослей два типа, на первый взгляд гораздо сильней отягощенные мышцами, чем мозгами. Чтоб мне сдохнуть, быки!..

– Приветствую, пан Карчох, – заговорил вдруг за моей спиной Лукаш Дарко голосом, прозвучавшим, словно бронзовый колокол. – Мы ведь с вами вроде бы знакомы?..

– Выходит, что у рассказов Стефана кое-какие основания были, – услышала я на общем фоне голос тетки Изы, а язвительность в ее тоне побила все мировые рекорды.

Бешеный замолчал, словно ножом отрезало, и огляделся по сторонам.

– Чего? – спросил он все еще свирепо, однако уже значительно тише.

– Ничего. Что это вы какой-то нервный стали.

А дело-то всего лишь в предмете гардероба…

В этот момент наш родимый ветер решил немного поиграть в экзотический тайфун и дунул настоящим шквалом, неся горизонтально струи дождя, а одновременно выдрав из кустов и бросив мне прямо в объятия шляпу тетки Ольги. Я заполучила желанную добычу, и больше мне там нечего было делать, я даже сказала: «Большое спасибо, до свидания», однако из-за шума ветра меня все равно не было слышно. С некоторым трудом, двигаясь против ветра, я покинула негостеприимную территорию.

Около дома Элеоноры все затихло, и оказалось, что это был, естественно, последний столь могучий порыв ветра. По всей видимости, специально для меня припасенный.

У Элеоноры с северной стороны была большая застекленная веранда, где она обычна размещала излишнее количество гостей. Ее столовая вмещала восемь человек, а нас было одиннадцать, так как Стасичек уже успел вернуться с работы. Она с невозмутимым спокойствием подала нам многочисленные напитки и множество рыбы.

Смягчению общего настроения в значительной мере способствовали филе камбалы прямо со сковороды и холодный угорь в желе. Уже сидя за столом, я удивилась, с чего это вдруг мои дети не приняли участия в охоте за шляпой тетки Ольги, и посмотрела на них повнимательней.

Выглядели они вполне здоровыми, уже загоревшими и жизнерадостными, однако какими-то невероятно вежливыми, так что меня даже охватило беспокойство: Боже мой, что это с детьми?..

Беседу с ними вела бабушка. Она единственная пренебрегла гимнастическими упражнениями и теткиными потерями, а просто зашла в дом, не дав тем самым ни малейшей возможности принять участие в спектакле ни моим детям, ни Элеоноре. Ну никакого в ней нет милосердия к людям. Завороженные ею, Кася и Томек демонстрировали невероятно ангельскую покорность, ни тени бунта, наперебой отвечали на все вопросы безукоризненно литературным языком и полными предложениями. Господи, спаси и помилуй!..