Лариса Ильина - Беги, Люба, беги!
Скоро я заметила, что голос мой садится. Оно и немудрено, ведь никакой тренировки по части базарных криков я не имела. И только подумала, что следует повесить трубку, как маньяк довел до моего сведения, что я «полоумная идиотка, которая ничего не видит дальше некоторых выпирающих частей тела своего мужа...». В глазах у меня потемнело. Схватив обеими руками телефонный аппарат, я размахнулась и со всей силы запустила в стену.
Олег вернулся ближе к вечеру.
Скинув обувь, он молча прошел в ванную. Встал, опираясь обеими руками о край раковины, и уставился на себя в зеркало так, будто увидел впервые в жизни. Потом, набрав полные пригоршни воды, умылся, потряс головой и снова вперился в свое отражение. Вода капала у него с лица, текла за шиворот, образуя на рубашке мокрые полосы, но Олег не обращал внимания. Это было так не похоже на моего мужа, что я растерянно замерла возле двери, не решаясь его окликнуть. А он вдруг открыл кран на полную и сунул голову под струю... Я только охнула и потихоньку отступила на кухню.
Где был супруг и какие неприятности с ним приключились, выяснить, как всегда, не удалось. Мои осторожные вопросы он проигнорировал и сердечно посоветовал заняться уборкой или вышивкой «крестиком». Не вняв его совету, я занялась ужином.
Когда накрывала на стол, Олег появился на кухне:
— Что у нас с телефоном?
К тому моменту я о нем совершенно забыла и не озаботилась заранее придумать подходящего объяснения. И сейчас тоже в голову не пришло ничего достойного.
— М-м-м... Кхе-кхе! Понимаешь... Кто-то позвонил..., я заторопилась, случайно споткнулась... И сшибла его с тумбочки. Нечаянно... А он разбился...
Чуть склонив голову, Олег слушал рассказ с необычайной внимательностью, и выражение лица у него было столь печально, словно наш телефонный аппарат был единственной радостью в его жизни. Однако во взгляде, вопреки обыкновению, не было раздражения — казалось, печаль его светла, как душа православного инока.
— А после того, как ты его сшибла, — муж кротко вздохнул, — ты на нем что, плясала?
Понимая, что надолго его кротости не хватит, я чистосердечно призналась:
— Нет...
— Так почему в нем ни одной целой детали нет?! — не выдержал-таки супруг и заорал: — Зачем ты это сделала, идиотка?!
Я моргнула и отпрянула. И тихо спросила, глядя Олегу в глаза:
— Тебе телефон нужен?
— Да, нужен! — взвился в праведном гневе любимый, но я его опередила, вспомнив Лидкин совет, который вдруг показался чрезвычайно умным, а главное — своевременным.
— Тогда позвони по своему сотовому. Напомнить, где он лежит?
Олег запнулся, и во взгляде его мелькнуло странное выражение. Знай я мужа чуть хуже, то назвала бы это выражение страхом. Но мужа я знала хорошо.
— О чем ты? — уточнил он, делая вид, что не понимает, о чем идет речь.
— Твой сотовый телефон лежит в нижнем ящике стола под бумагами. Сообщаю, если ты вдруг забыл, где он. Ты ведь не брал его с собой, когда уезжал. Но это не беда, правда? У тебя же есть другой? Ну, тот, по которому до тебя дозваниваются Климин и другие нужные люди. Все, кроме меня.
Теперь муж смотрел так же, как я, когда он спросил, что случилось с нашим телефоном. Он собирался врать. И точно — замямлил:
— Я просто забыл его. У него плохая батарейка, надо ее поменять... Не хотел говорить, чтобы ты не расстраивалась...
Раньше такая забота о моей нервной системе тронула бы меня до слез. Но сегодня...
— Старая батарейка — это все, из-за чего ты не хотел меня расстраивать?
Муж сердито засопел и опомнился. Намеков на темные пятна в своей биографии Олег не выносил и перешел в атаку:
— Ты лучше скажи, почему лазаешь по моим ящикам? Сколько раз я тебя предупреждал! Там бывает конфиденциальная информация... И при чем здесь Климин? Опять у тебя в башке перемкнуло?
Как всегда, в запале супруг кокнул пару тарелок и последнее блюдце из сервиза, когда-то подаренного нам на свадьбу. Звон бьющейся посуды подействовал неожиданно. Я вдруг поняла, как от всего этого устала. Бессильно опустившись на табурет, закрыла глаза и прижалась виском к холодной стене. Голос мужа слышался глухо, будто он был где-то далеко-далеко, а слова сливались в одно длинное слово, которое, казалось, он никак не может выговорить.
— Когда ты наконец оставишь меня в покое? — вдруг вздохнула я, качая головой. — Ты мне так надоел...
Голос мой, к собственному изумлению, звучал ровно, от горьких всхлипов и вздохов не осталось и следа. Чего нельзя было сказать о голосе мужа.
— Что? — опешил он, сбившись с привычного холодно-презрительного слога, проверенного на мне не раз.
— Надоел, — невыразительно повторила я, поднялась и, аккуратно обойдя осколки, положила свою чашку в раковину. — До черта...
Муж следил за мной с настороженностью, словно столкнулся с чем-то неведомым и опасным. Так оно и было. Я отказывалась плакать и раскаиваться в содеянном. Я нагрубила любимому. Глаза Олега достигли критического размера, когда он понял, что я собираюсь покинуть кухню.
— Куда ты? — вопросил он. — Мы еще не договорили.
— Я наговорилась досыта... — обронила я, оглянувшись в дверях. — И мне нужно паковать чемодан. Времени в обрез, я скоро улетаю...
Повидаться до отъезда с подружкой не удалось. Она собиралась проводить меня в аэропорт, но из-за маразма «проклятого старикашки», как Лидка называла непосредственного начальника, планы расстроились. Сидя на рабочем месте, она гневно клеймила царящие в ее трудовом коллективе порядки и намечающиеся рабовладельческие тенденции, бесцеремонно расстраивающие личную жизнь молодых перспективных сотрудников. Поскольку стол «проклятого старикашки» находился в пределах досягаемости Лидкиной руки, думаю, его хозяин сегодня узнал о себе много нового.
— Ладно тебе! — примирительно хихикнула я, представляя мающееся на соседнем стуле Лидкино начальство. — Не бери в голову, сама доберусь... Пара пустяков!
Пошипев еще пару минут, Лидка малость успокоилась и, перейдя на пониженную интонацию, поинтересовалась:
— Благоверный как?
— Два дня разглядывал меня, как картину из Лувра, — улыбнулась я. — Но молчал. А сегодня с утра вздыхал и в окно смотрел. Потом собрался в контору, а перед самым уходом поцеловал и попросил позвонить, когда доберусь до места.
Лидка даже присвистнула:
— Батюшки! С чего вдруг он проявил столь недостойное мужчины малодушие?
— Не знаю... И глаза у него стали такие странные, как больные..,
Вельниченко сердито фыркнула:
— Ну, началось! Сейчас разрыдаешься и побежишь билет сдавать!
— Нет, — сказала я, — не побегу.
На том мы и распрощались.
Я вытащила вещи на лестничную клетку, заперла дверь и позвонила к Маринке.
— Пусть у тебя лежат, — попросила, передавая ей ключи. — А то вдруг в дороге потеряю...
Соседка взяла связку и предложила:
— Подожди полчасика! Валерка вернется, отвезет тебя в аэропорт.
— Спасибо, я сама!
Маринка пожелала мне счастливо добраться, я ей — счастливо оставаться.
Выйдя из подъезда, я окинула двор быстрым взглядом и незаметно усмехнулась ,метрах в десяти от моего подъезда стоял черный «СААБ». Его хозяин крикнул, увидев меня:
— Опаздываете, Любовь Петровна! Самолет ведь ждать не будет!
— Добрый день, Максим Андреевич! — Я чуть пригнулась, разглядывая водителя. — Вы что, снова случайно проезжали мимо?
— Точно, — кивнул Тигрин и вылез, чтобы положить
в багажник мой чемодан. — Когда нужно, я всегда случайно проезжаю мимо.
— Здорово! — позавидовала я, устраиваясь на сиденье. — Мне бы так!
— Этому надо долго учиться, — не оставил мне надежды начальник охраны.
В аэропорту Тигрин подхватил мой чемодан и последовал за мной. Я выглядывала в снующей вокруг толпе коллег. Как выяснилось, мы приехали первыми. Однако никаких недоразумений не случилось, минут через десять собрались все. Последними прибежали Березкина с мужем, нагруженным двумя чемоданами.
— Волнуюсь, ужас! — мимоходом проинформировала она, досадливо качая головой. — Самолетов боюсь!
Я согласно покивала, поскольку в перелетах тоже ничего хорошего не видела. Березкина повертела головой и слегка толкнула меня локтем в бок:
— Интересно, чего главный охранник приперся? Давно он тут?
Сообразив, что речь о Максиме, я неопределенно кивнула:
— Видимо, да...
— А тебя муж привез?
— Нет... Я на попутке...
По большому счету, я не особенно соврала. К тому же ответы Березкину не особенно интересовали. Просто она считала, что если случайно образовалась небольшая пауза, то непременно нужно что-нибудь сказать.
Когда мои попутчики распрощались с провожающими их родственниками, все дружно подхватили свой багаж и двинулись к таможне. Ожидая своей очереди, Света непрерывно говорила. Вполне возможно, это у нее было нервное. Но, как вскоре выяснилось, она была не такая уж пустая болтушка. Наблюдательность у нее не чета моей.
