Татьяна Луганцева - Фуэте на пороховой бочке
Вот чего не ожидали присутствующие за столом, так подобного заявления! Все молча уставились на Галину Петровну.
– Ведьма! Как ты могла узнать? Он же обещал никогда и никому не рассказывать! Тряпка! – заорала, брызгая слюной, Галина.
– Петр мне ничего не говорил, – покачала головой Зоя Федоровна. – Просто я уверена, что он никогда бы не сделал того, что ему приписали. А с учетом того факта, что в операционной присутствовала обманутая любовница… Но самое главное, что никто не обратил внимания на один очень интересный факт. За год до этого Мишу оперировал Петр, а не профессор Алферов. Почему? Ведь травма у Миши была серьезная, а как хирург Наум был более опытным. И ты не могла не обратиться к нему с просьбой спасти сына. Вашего сына. Но оперировал Петр. Значит, Наум отказался?
Насте показалось, что в звенящей тишине все перестали не то чтобы жевать и глотать, а даже дышать. Галина Петровна опустила голову, а потом и плечи.
– Да… Я лежала у него в ногах, когда произошло несчастье, умоляла его спасти нашего сына. Пусть он его не любил и уже не ждал от него гениальности, но он же был его крови! А Наум лишь хладнокровно ответил мне, что сейчас не его смена, что Миша для него рядовой пациент, а его травма не представляет для него как для ученого никакого интереса, так как с подобной травмой он уже спасал человека, а повторные случаи он не любит. И все это время за стеной лежал мой мальчик и истекал кровью. Кем же это надо было быть? Даже зверь заступается за своих детенышей! Петр стал случайным свидетелем нашего разговора и был ошеломлен жестокостью своего учителя. Тогда он и узнал, что Миша – ребенок профессора Алферова. Петр взял Мишу на операцию и, хотя было мало шансов, что без профессора он справится с таким трудным случаем, все же спас его. Спасибо ему за это! Но потому мне еще больнее, что именно ему Наум отдал свои деньги и квартиру.
– Ты недалеко ушла от Наума. Вы стоили друг друга, – презрительно посмотрела на женщину Зоя Федоровна.
– Да, я тоже стала зверем. Всю свою последующую жизнь я посвятила вынашиванию мести. И когда Наум сам попал на операционный стол, сразу поняла, что лучшей возможности поквитаться с ним за все мои унижения и страдания и за Мишу у меня не будет. Сама судьба привела его в мои руки! Наум все равно вряд ли бы выкарабкался, а я еще ввела ему два несовместимых лекарства. Это заметил только Петр и понял мою боль. Он взял вину на себя, хотя был ни при чем, потому что знал, из-за чего я так сделала. Довольны?
Но довольных лиц за столом не было.
– Вот тебе и Рождество… – прошептала Настя.
– Самое счастливое Рождество для твоего Петра, – поправил ее Борис Всеволодович. – Понятые, все слышали?
– Да, – в один голос ответили Дмитрий Дегтярев и соседи Зои Федоровны.
Молчала только одна Галина Петровна. Но она уже все сказала, что хотела и что могла.
Эпилог
– Никогда не была в таких серьезных заведениях. Медицинская академия! С ума сойти! У нас в училище царила творческая атмосфера, хоть и были свои законы, свои правила гласные и негласные, – говорила Настя, прижавшись к любимому мужчине.
Петра вот уже как неделю выпустили из изолятора, полностью оправдав. Он заплатил только штраф за незаконно проведенную операцию, так как пострадавшая, то есть вообще-то выздоровевшая Настя, и не думала жаловаться на него. С того момента они больше и не расставались. Настя и не предполагала, что можно так долго смотреть друг другу в глаза и при этом столь много видеть, несмотря на то, что они часто молчали или начинали говорить одновременно.
– Мне даже больно от счастья, – признался Петр.
– Почему больно? – спросила Настя.
– Потому что ты моя половинка. Когда они разрываются и расстаются, людям больно. И когда соединяются, тоже больно, пока все не приживется. Мне будет больно, пока я не пойму, что больше никогда тебя не потеряю.
– Конечно, никогда! – успокоила его Настя.
Именно она уговорила Петра прийти в академию и восстановить свой статус оперирующего хирурга, раз уж все обвинения с него были сняты. Петр пришел на экзамен, совершенно не волнуясь.
– Удивительно… Ты не нервничаешь? – спросила его Настя, которая уже успела соскучиться по нему даже за то короткое время, пока длился экзамен.
– Я – хирург, и у меня стальные нервы. А чего мне бояться? В своей дисциплине я знал и знаю все, а навыки потерять просто невозможно, – ответил он, не выпуская ее из своих объятий. – Скажи, а если бы меня осудили, ты ждала бы меня?
– Нет, я не смогла бы. Мне пришлось бы поменять пол и попасть к тебе на зону, иначе бы я сошла с ума.
– Сколько времени мы потеряли…
– Целую вечность, – согласилась Настя, прильнув к нему и не сводя с него глаз.
Дверь актового зала открылась.
– Петр Рудольфович, просим вас ознакомиться с решением комиссии, – пригласил пожилой мужчина с абсолютно лысой головой. – И вашу очаровательную спутницу можете взять с собой. Вы прямо расстаться не можете…
– А я и сама собиралась пойти! – гордо ответила Настя и последовала за любимым.
Петр несколько похудел и осунулся, но был все так же чертовски притягателен и красив. Он с честью выдержал все испытания, которые выпали на его долю. Сейчас он был одет в строгий черный костюм, который ему очень шел. Настя уже представляла, насколько хорош будет Петр на их свадьбе.
Войдя в большую аудиторию, где за столом сидела представительная комиссия из десяти небезызвестных врачей, Настя растерялась, но быстро взяла себя в руки.
– Присаживайтесь, молодые люди. Еще раз здравствуйте, Петр, – сказал председатель комиссии, и они перекинулись друг с другом несколькими фразами, из которых Настя поняла, что все тут хорошо друг друга знают.
– Мы очень рады видеть вас, Петр Рудольфович. Вы были одним из самых талантливых хирургов, и лишь нелепая оплошность лишила людей возможности получения помощи от врача такого уровня и такого большого сердца, – произнес председательствующий комиссии, мужчина с седой бородой и в очках. – Я не стану долго тянуть и скажу: вы прекрасно сдали теоретический экзамен и все тесты. Ни одной ошибки! Собственно, мы вовсе и не сомневались. Но буду честен. Нас только смущает, что у вас пять лет не было практики…
– Можно я спрошу? – подала голос Настя, сама от себя не ожидавшая такой прыти.
Ученые и Петр с интересом посмотрели на нее. Настя с прямой спиной широким шагом подошла к комиссии и выложила перед ней на стол большой пакет со снимками, бланками с результатами обследований и заключениями врачей.
– Здесь анализы и диагноз одного знакомого мне человека, и я хочу узнать ваше мнение, сможет он ходить или нет.
– Настенька, люди здесь собрались не по этому поводу! Я сам потом все посмотрю, – занервничал Петр.
– Все нормально! – остановил его председательствующий. – Мы не откажем вашей невесте, раз уж мы все собрались и она обратилась за помощью.
Ученые внимательно просмотрели все снимки и заключения, лица их были серьезны и мрачны.
– Сколько вы нам даете времени для принятия совместного решения, милая леди?
– Столько, сколько вам надо, чтобы ответить на один-единственный вопрос: сможет ли этот человек ходить без палочки? – ответила Настя.
– Что ты задумала? – прошептал ей на ухо Петр, и у нее по телу побежала стая мурашек даже от прикосновения его дыхания.
– Я спасаю тебя.
– Как всегда? – уточнил Петр, но Настя не успела ему ответить.
– После непродолжительного совещания, милая девушка, людей, которые кое-что понимают в медицине, десять ответов из десяти, что нет. К сожалению, медицина тут бессильна. Наверное, этот человек дорог вам, но истина дороже. Дистрофическое изменение костей, хряща, разрывы и разболтанность всех связок, смещения… Да что там говорить! Может быть, больному смогут что-то предложить в Германии или в Израиле, в восстановительной медицине для спортсменов. Похоже, что сустав нагружали много лет.
– Это сустав профессиональной балерины, – сказала Настя и вышла в центр аудитории, все взгляды были прикованы к ней. – Это мой сустав, и такое мнение я слышала много лет. Но, как видите, я хожу сейчас без палочки после того, как побывала в руках у… хорошего хирурга, – посмотрела на Петра Настя.
Совершенно внезапно она села на пол, скрестив ноги и вытаскивая из сумки пуанты. Затем скинула сапоги и начала быстро шнуровать пуанты на своих ногах. В аудитории царило гробовое молчание.
– Одну минуту, сейчас я вам покажу, что теперь могу делать своими ногами. Одну минуту…
Настя встала на ноги, поднялась на носки и, внутренне перекрестившись, с большой амплитудой, четко и очень красиво стала крутить фуэте на больной ноге. Сколько она их прокрутила, никто не считал, включая и ее, – все находились в шоке.
– Не может быть… – прошептал один из эскулапов.
– Достаточно! – сама себя остановила Настя и присела в реверансе.
