Лоуренс Блок - Вор во ржи
Глава 19
— Не понимаю, — проговорил Рэй Киршман и почесал в затылке. — Те самые письма, за которыми гоняются все кому не лень и из-за которых даже убивают? Я что-то ничего в них такого не вижу. Он педик?
— Не думаю.
— Уверен? А какой нормальный человек будет писать письма на лиловой бумаге? Что это, если не бумага для педерастов? — Он взял в руки листок. — И обрати внимание, сколько раз он даже полстраницы не исписывает! И пишет кошмарно. Сплошные опечатки. Если коп подаст такой рапорт, ему живо шею намылят!
— Хорошо, — сказал я. — То есть ты не потрясен.
— Я потрясен тем, что кто-то готов выложить бешеные деньги за это барахло. Вот что меня больше всего потрясает. Но я буду потрясен еще больше, если тебе удастся разобраться с теми двумя убийствами и я смогу закрыть дело. Не представляю, как это у тебя получится.
— Может, и не получится.
— Может, и не получится, — кивнул Рэй, — но тебе не раз удавались такие фокусы. Взять хотя бы последний случай — прямо кролик из шляпы! Ты даешь мне номер телефона, я выясняю адрес, а потом появляешься ты со стопкой лиловых конвертов в руке. Наверное, ты просто позвонил в дверь и попросил, чтобы тебе их дали?
— Я сказал, что собираю пожертвования для общины. Когда люди слышат такую фразу, — они стараются помочь, чем могут.
— Тебе надо заняться распространением подписки на журналы. Но ты продолжаешь выкидывать трюки, поэтому я оправдываю тебя за недостаточностью улик, правильно это или нет. А когда все это закончится, — заявил он, похлопывая по стопке лиловых конвертов, — когда все закончится, мы с тобой поделим пирог — ровнехонько пополам.
— Как в аптеке.
— Как всегда. Так что в остальном я тоже полагаюсь на тебя, Берн. Если ты отыщешь убийцу — это шикарно. Если нет — значит, мы ограничимся деньгами. В общем, тоже неплохо.
— Вот, — сказала Кэролайн. — Готово. Что скажешь?
— По-моему, хорошо, — ответил я. — Даже не знаю, как тебя благодарить.
— Да, — сказала она. — Тебе придется поломать голову. Потому что хотя выглядит это почти забавно, все-таки полная чушь. «Эх, юный песик в чащобе дрожит — лисица из мафии съесть не шутя грозит». В чем смысл этого бреда? Разве что в нем использованы все буквы алфавита.
— По-моему, смысл именно в этом.
— Кроме того, это дискредитация собак, я никогда не слышала ни о чем подобном. Лисы обычно стараются держаться подальше от собак. Они не понимают шуток. Может, лучше наоборот?
— «Эх, юная лисица в чащобе дрожит — пес не шутя съесть грозит»?
— Кажется, один раз я так и напечатала. Там еще одно предложение было со всеми буквами алфавита — что-то насчет убрать в чемодан шесть фляжек виски, но эту тему я не хотела бы затрагивать. Как бы то ни было, Берн, надеюсь, ты счастлив.
— Удовлетворен, — сказал я. — Счастлив я буду, только когда все это закончится.
Разговор происходил на следующий день после моей задушевной беседы с пожилым глиняных дел мастером с серебристой бородкой. Я находился в своем магазинчике, хотя не продавал и не покупал книги. Я продолжал заниматься дрессировкой кота, бросая ему комки из лиловой бумаги. Не уверен, различают ли кошки цвета и имеют ли они для них значение. Бросался он на них с такой же жадностью, как прежде на белые.
Он как раз прыгнул в дальний правый угол, когда зазвонил телефон. Я поднял трубку, произнес: «Барнегат слушает», и знакомый голос в ответ сказал: «Берни».
— Привет, Элис. Как добралась до Шарлоттесвилля?
— Без приключений, — ответила она, и я ей поверил. — Берни, у меня тревожные новости.
— Да ну?
— Папка с письмами. Она оказалась неполной.
— Какое-то письмо пропало?
— Половина писем пропала, если я не ошибаюсь. Мне казалось, что у меня все письма, а на самом деле только половина.
— Та половина, которую ты изрезала и сожгла.
— Совершенно верно. Другая половина… О боже, какой кошмар.
— Представляю.
— Извини?
— Нет, ничего. Кстати, о письмах, — заметил я как ни в чем не бывало. — У меня не было возможности сказать тебе вчера, но…
— Что «но»?
— Ну, так получилось, что я нашел целую пачку писем. Напечатанных на лиловой бумаге.
— Ты их нашел?
— Угу. Знаешь, у меня в квартире вчера ночью случилась неприятность.
— Кажется, я уже читала об этом.
— В шарлоттесвилльской газете? Поразительно, как это могло их заинтересовать.
— Берни…
— Убили женщину, — продолжал я, скатывая шарик из лиловой бумаги. — Когда я об этом услышал, сперва я подумал, что это ты.
— Я?
— Но потом ты позвонила, и даже не представляешь, какое я испытал облегчение, услышав твой голос. Я и сейчас еще чувствую облегчение.
— Берни…
— И главное, так хорошо тебя слышно. Прекрасная связь. Можно подумать, что мы с тобой в одном городе.
— Берни, те письма, что ты нашел…
— Когда я вернулся домой…
— Ты нашел их у себя дома?
— Нет, если б они там были, копы бы их забрали — вместе с трупом женщины, ее сумочкой и всем остальным. Но кое-что они упустили — клочок бумаги с моим адресом, написанным женской рукой.
— Твой адрес.
— Угу. А под ним был еще один адрес квартиры на Восточной Семьдесят седьмой улице.
— Понимаю.
— А я — нет. Но я поехал туда и, короче говоря…
— Ты нашел письма.
— Правильно. Вообще-то я уже перестал их искать. Ты ведь сказала, что нашла их и они уже уничтожены. Поэтому я решил, что это подделки или копии, но чем бы они ни были, их, вероятно, тоже надо уничтожить.
Возникла пауза. Она ждала, что я скажу дальше, и я не мешал ей ждать. Наконец она не выдержала и нервно, с запинкой, произнесла:
— И ты… их уничтожил?
— Пока нет.
— Слава богу!
— Но займусь этим, как только закрою магазин и… Ты сказала «слава богу»?
— Берни, не уничтожай письма.
— Почему?
— Мне лучше взглянуть на них.
— Зачем, Элис?
— Чтобы убедиться, что это они. Я просто обязана это сделать.
— Может, я привезу их в Шарлоттесвилль, — предложил я. — Правда, пока не получится. Может, в начале следующего месяца…
— Не надо приезжать в Шарлоттесвилль.
— Не надо? Можно, конечно, воспользоваться экспресс-почтой, но…
— Я сама буду в Нью-Йорке.
— Ну зачем тебе специально приезжать…
— Берни, я в Нью-Йорке.
Фу-у-у…
— А я-то думал, почему такая хорошая связь. Ну что ж, это прекрасно, Элис. Приходи на вечеринку.
— Что за вечеринка? — спросила она после долгой паузы.
— Я устраиваю прием, — сказал я. — Сегодня вечером, в семь тридцать, в отеле «Паддингтон». Ты знаешь, где находится «Паддингтон»?
— Берни…
— О чем я думаю! Конечно, знаешь. Приходи в шестьсот одиннадцатый номер.
— В шестьсот одиннадцатый?
— Не в шестьсот второй, где жила и умерла Антея Ландау, и не в четыреста пятнадцатый, и не в триста третий. Не думаю, что тебя остановят при входе, но если остановят, просто скажи, что идешь на прием к мистеру Роденбарру.
Еще одна пауза, длиннее предыдущей.
— А кто еще придет, Берни?
— Ну, там видно будет, — ответил я.
— Значит, это и есть Паддингтон, — сказала Кэролайн Кайзер. — Очень симпатичный мишка, Берни.
— Славный старина, — согласился я, покачивая его на колене.
— А это — сам «Паддингтон». Неплохое местечко, но твой номер маловат.
— Всяк сверчок… — ответил я.
— Тот, наверху, гораздо лучше. Он больше, и это хорошо, потому что там уже становится тесновато. Здесь они все просто не поместились бы.
— Что, публика прибывает?
— Уже все прибыли! — воскликнула Кэролайн. — Они стали собираться около семи, но Рэй всех задержал в холле до десяти минут восьмого. Теперь они все в шестьсот одиннадцатом и стараются не пялиться на Короля.
— Элвис на черном бархате. Производит сильное впечатление.
— Его глаза словно следят за тобой. Обратил внимание?
— Это и есть великое искусство.
— Они следят за тобой, — продолжала Кэролайн, — даже когда ты выходишь из комнаты. Я чувствовала их на себе, когда шла по коридору и даже когда спускалась в лифте.
— А сейчас чувствуешь?
— Нет.
— Хорошо, — сказал я. — Тогда поднимемся и проверим, следят ли они и сейчас.
Глава 20
Номер Айзис Готье был гораздо лучше, чем мой. Просторней, конечно, и богаче обставлен, а из окна открывался приятный вид на Мэдисон-сквер. Элвис смотрел со своего места над каминной полкой, а камин, в отличие от моего, не был заложен кирпичами. Это был действующий камин, и в данный момент он действовал. Огня не было видно, его загораживал почти непрозрачный экран, но в воздухе чувствовался запах древесного дыма, а дрова тихонько потрескивали.
Комната нагрелась бы и без камина. Когда я только разводил огонь, было прохладно, но теперь воздух прогрелся, хотя трудно было сказать, огонь ли тому причиной. Едва в комнату набьется побольше народу, как всем становится жарко, особенно если кое-кто и так чувствует себя как на угольях.
