Антон Бакунин - Убийство на дуэли

— Но куда же князь растратил состояние? — не удержался дядюшка.

— На государственные дела, — усмехнулась княгиня. — Казна бездонна для тех, кто ворует из нее. Князь очень часто пытался пополнить ее из своего кармана, но казна бездонна и для тех, кто вместо того, чтобы брать из нее, бросает в нее свои деньги.

Наследства от князя не осталось ни копейки. Только небольшие долги. Вот и все, чем я могу помочь вашему расследованию. Прошу вас по возможности меньше разглашать все, что я рассказала. Прошу вас понять мое положение. До свидания, господа. Мы уходим.

Полковник Федотов бережно взял под руку княгиню, и они вышли из кабинета.

Глава сорок пятая

ПРОПАВШАЯ МЕЛЬНИЦА

Все, сказанное княгиней, произвело на нас сильное впечатление. Бакунин и я сели на свои стулья. Пристав тоже сел за стол. Дядюшка был поражен больше всех.

— Ну что ж, — сказал Бакунин, обращаясь к дядюшке, — ты проделал большую работу. Теперь многое становится яснее.

Сказано это было с целью успокоить Петра Петровича, явно расстроенного оборотом событий и своей ошибкой относительно полковника Федотова. Но раздражение от собственного промаха оказалось сильнее, утешение не помогло. Дядюшка подошел к вешалке, стоявшей у двери, снял пальто и котелок и, не говоря ни слова и даже не попрощавшись с приставом, вышел из кабинета.

— Расстроился старик, — сочувственно сказал Бакунин. — Я не верил в эту версию. Хотя, конечно, и ее нужно было довести до конца…

— Как вы думаете, — спросил я, — то, что княгиня сказала о наследстве, — правда?

— Думаю, правда. Это похоже на князя Голицына. Он многое успел сделать. Ему катастрофически не хватало денег. Россию он воспринимал как свое собственное поместье и тратил деньги там, где они были нужнее. Он, конечно же, путал свой карман с государственным. Но не в свою пользу. Случай редкий. Но бывает и такое. Итак, наследства просто-напросто нет. И оно не могло стать причиной убийства, особенно княжны. Непонятна причина убийства князя. И еще непонятнее причина убийства его дочери, фактически бесприданницы.

— Антон Игнатьевич, нужно какое-то умозаключение, — повторил свою любимую просьбу пристав.

— Остается ночное посещение особняка князя Голицына, — задумчиво сказал Бакунин.

Протоколист, до этого времени усердно исписывавший один лист бумаги за другим, отложил перо и спросил:

— Прикажете закончить?

— Да, братец, можешь идти, — отпустил его пристав.

Выходя из кабинета, протоколист столкнулся в дверях с Акакием Акинфовичем.

— Здравствуйте, Аркадий Павлович, — приветливо поздоровался Акакий Акинфович.

— Здравствуйте, Акакий Акинфович, присаживайтесь, — также приветливо ответил пристав.

Пристав искренне уважал Акакия Акинфовича за то, что тот состоял при таком человеке как Бакунин. Акакий Акинфович в свою очередь так тонко язвил и иронизировал над Полуяровым, что пристав не улавливал ни язвительности, ни иронии, что в его глазах выгодно отличало Акакия Акинфовича от дядюшки, язвительность которого иногда чувствительно задевала пристава.

Акакий Акинфович, не снимая пальто, присел на стул и вопросительно посмотрел на Бакунина.

— Дядюшка и его помощники установили, что у княгини Голицыной есть любовник. Полковник Федотов.

Кстати, чемпион Павловского полка по стрельбе. Князь Голицын не разрешал сестре выходить за него замуж. У Федотова не было алиби — ни на день дуэли князя, ни на вечер и ночь, когда убили княжну. Возникла версия, что Федотов убил князя и княжну, чтобы княгине досталось состояние князя Голицына. Но версия не подтвердилась… Оказалось, что княгиня и Федотов тайно обвенчаны вот уже два года. И надень дуэли, и надень убийства княжны у Федотова есть алиби — он не хотел его приводить, чтобы не раскрывать свой тайный брак с княгиней. И кроме всего оказалось, что состояние князя Голицына растрачено и он жил на доходы от имения сестры. Вот такие, Акакий, дела. Петр Петрович очень расстроился — оттого, что пошел неверным путем. Но зато прояснилась еще одна сторона дела. Ну, а что у вас? Где доктор? Что с мельницей?

— Доктора я отвез, его пациенты ждут. Мельница сгорела. Мы осмотрели пепелище. Сгорела в ночь сразу после дуэли. Съездили в деревню. Староста говорит, мельницу построили недавно. Построил молодой барин. Для своего человека. То ли родственника, то ли арендатора. Он собирался и землю здесь прикупить. А как сгорела мельница, так с тех пор никто и не объявлялся. Староста этот большой мастер изображать в лицах. Ну чисто актер Императорского театра. Барина он описал, а потом изобразил — я его и признал.

— И кто же это?

— Иконников.

Бакунин долгим вопросительным взглядом посмотрел на Акакия Акинфовича.

— Ну что ж, — задумчиво проговорил Бакунин, захватывая правой рукой подбородок и начиная вращать глазами. Но, тут же спохватившись, он встрепенулся и решительно продолжил: — Едем, немедленно едем. Едем к Иконникову.

— Мне с вами? — спросил пристав.

— Не нужно. Мы съездим к Иконникову. Если понадобится, привезем его в отделение. А как дальше — потом и решим.

— До свидания, Аркадий Павлович.

— До свидания, — сказал всем нам пристав. Бакунин и я захватили плащи и вместе с Акакием Акинфовичем вышли из кабинета.

Глава сорок шестая

ЗАЧЕМ Я ЖИЛ НА БЕЛОМ СВЕТЕ?

Селифан с коляской ожидал нас недалеко от входа в сыскную часть.

— Песочная улица на Аптекарском острове, — сказал Акакий Акинфович Селифану, когда мы уселись в коляску, и он хлестнул лошадей. — Место глухое, — добавил Акакий Акинфович.

— У меня револьвер на всякий случай, — ответил Бакунин, — но молодой человек, похоже, мирный.

— Смотря из каких окажется, — рассудительно заметил Акакий Акинфович. — Если он сам по себе, без Григория Васильевича, то скорее всего без террористов здесь не обошлось.

Как ни гнал Селифан, до Песочной улицы мы добирались не меньше часа. Акакий Акинфович, уже посещавший секретаря князя, указал на отдельно стоящий домик, который снимал Иконников. Селифан остановился у покосившегося крылечка. Бакунин, а следом за ним и мы вылезли из коляски и поднялись на крыльцо. Звонка не было. Дом, судя по всему, запирался на висячий замок. Бакунин постучал и, не дождавшись ответа, толкнул дверь — мы вошли в маленькую прихожую. Справа было окно, слева коридорчик, который вел на кухню.

Прямо перед нами находилась дверь в комнату. Бакунин постучал, но опять никто не ответил. Тогда он попытался открыть дверь, но она оказалась заперта. Подергав дверь, мы поняли, что она заперта изнутри, по-видимому на крючок. Бакунин еще раз безуспешно постучал и подергал дверь.

— Нужно осмотреть окна, — сказал Акакий Акинфович.

Мы вышли на крыльцо.

— Останься здесь. На всякий случай, — сказал Бакунин Акакию Акинфовичу.

Я вместе с Бакуниным обошел домик. Комната, в которую мы не смогли попасть, была в три окна. Я приложил к стеклу одного из окон руки козырьком, чтобы лучше рассмотреть, что делается внутри. В левом углу стоял большой черный диван. Вдоль стены шкафы с книгами. В правом углу помещался солидный письменный стол с двумя бронзовыми подсвечниками. За столом на стуле, безжизненно свесив правую руку, сидел молодой человек — Иконников. Рядом на полу лежал револьвер. Бакунин видел все это через другое окно. Он попробовал открыть все три окна. Они были заперты изнутри. Переглянувшись и не говоря друг другу ни слова, мы вернулись к крыльцу. Акакий Акинфович вопросительно взглянул на Бакунина.

— Да. Мертв, — кратко ответил Бакунин.

Мы снова вошли в дом. Акакий Акинфович принес из кухни топор и, подложив его под дверь, снял ее с петель. Дверь в самом деле оказалась закрытой на обычный накидной крючок довольно внушительных размеров. Первым делом Бакунин осмотрел крючок, а потом почему-то обнюхал его.

— Видишь? — показал он мне узенький темный ободок на крючке.

— Что это? — спросил я.

— Понюхай.

Я приблизил нос к крючку и сначала не уловил никакого запаха.

— Не чувствуешь легкий запах гари?

— Да, чуть-чуть, — ответил я, нюхая крючок еще раз.

Только после этого мы подошли к Иконникову. Выстрел был сделан прямо в сердце, в упор. На столе лежал лист писчей бумаги. На нем было написано: «Зачем я жил на белом свете?»