Антон Бакунин - Убийство на дуэли

— Вы не помните, когда княжна вчера ушла от вас?

— Нет.

— А вы не могли бы рассказать, если можно подробнее, как закончился вечер?

— Посол прочел несколько глав своей милой повести. Потом опять стал благодарить Россию за то, что ее воины спасли Париж и культуру. Возник спор. Один из моих завсегдатаев, Милев, высказал мысль, что культуре только на пользу, если ее время от времени уничтожают. Это помогает ей, как обрезка деревьев.

— Мысль интересная, — вдруг включился в разговор дядюшка, — Этот Милев склонен к философичности?

— О да, он философ, — согласилась Югорская и добавила: — Но, к сожалению, не поэт.

— А после спора? — спросил Бакунин.

— Посол не очень удачно спорил. Ему не понравились высказывания Милева. Он иногда бывает резок и груб. В результате все разошлись. Кроме тех, кто был пьян, разумеется.

— Госпожа Югорская, я прошу извинить меня, если мои вопросы показались вам бестактными, — сказал Бакунин.

— Наша беседа или допрос закончен? — спросила Югорская.

— У меня нет больше вопросов. Если только вы сами не вспомните какую-либо деталь, которая могла бы навести расследование на верный путь.

— Ничего не приходит в голову. Единственное, что я могу вам посоветовать… Ищите преступника в другом месте… Я думаю, что знаю, кто убил княжну…

— И вы скажете: кто?

— Разумеется, не скажу. Княжна играла в очень опасную игру. Я только догадывалась об этом. Но помочь вам ничем не могу. Когда вы изловите преступника, я скажу вам, была ли верна моя догадка.

Югорская поднялась со стула.

— Вы очень интересный мужчина, господин Бакунин. Если вдруг вздумаете посетить мой салон, я буду очень рада. Встреча с вами будет для моих завсегдатаев не менее интересна, чем встреча с французским послом. Мне всегда хотелось, чтобы мой салон был самым необычным в Петербурге.

— Польщен, — поклонился Бакунин.

— К тому же, я слышала, вы сочинитель? Вы пишете?

— Да. И иногда бываю близок к поэзии. Я работаю над сочинением о поэзии Фета.

— Фет безнадежно устарел, — Югорская взяла со стола шляпу и надела ее. — Князь, прошу вас, проводите меня. Вам, может быть, покажется странным, но княжна очень много значила в моей жизни… Я хочу вас расспросить о вашем разговоре с ней.

Я взглянул на Бакунина и, не заметив в его глазах возражения, пошел следом за Югорской.

Глава сорок четвертая

ВЕРНИ, Я ВСЕ ПРОЩУ

На улице Югорскую ожидал извозчик. Она села в коляску.

— Едем, князь.

— Я должен остаться.

— Зачем?

— Видите ли… Я не закончил свои показания…

— Хорошо. Тогда садитесь, мы поговорим здесь.

Я сел на сиденье напротив Югорской.

— Князь, каким образом княжна сказала вам, что я ее сводная сестра? Зачем? Ведь это была ее тайна.

— Не знаю… Мне показалось… Княжна собиралась уехать… И ей хотелось выговориться…

— Неужели она влюбилась в вас?

— Не знаю…

— Князь, милый князь… Когда-нибудь вы поймете, какая связь существует между мной и княжной. Поймете, что все это значило и для меня и для нее… Я хотела найти в ее душе пристанище… Но не нашла… О, боже мой, как трудно найти одинокой душе пристанище в этом жестоком, подлом мире… Княжна вела очень опасную игру. Страшную игру. Я была возле нее — как мотылек около горящей свечи. Она могла сжечь меня. Но вдруг свеча опрокинулась и упала в воду. И погасла. Никто не знает своей судьбы. Судьба беспощадна и безразлична.

Слова Югорской звучали так, словно она читала свои стихи.

Краем глаза я заметил, как к входу в сыскную часть подъехал извозчик. В коляске сидели полицейский и полковник Федотов, они вылезли из коляски и скрылись за дверью.

— Княжна Анна обещала принести мне в тот вечер «Евангелие». Небольшую книжицу, на которой князь Голицын когда-то поклялся жениться на моей бедной матери.

— «Евангелие»? — удивился я. — Княжна подарила его мне на память. Она хотела… Впрочем, какая разница… Но она сказала, что это «Евангелие» передал ей французский посол, соболезнуя о смерти ее отца.

Югорская удивленно вскинула полузакрытые веки.

— Она так сказала?

— Да.

— Не представляю, зачем ей понадобилось обманывать вас. Видимо, она в самом деле влюбилась. Мы, женщины, непроизвольно хотим хоть чем-то привязать к себе мужчину, надеясь, что, если у него в медальоне лежит наш локон, он соединяет нас живой нитью. Князь, эта маленькая книга означает для меня все. Она единственный предмет в этом мире, который связывает меня с прошлым и дает возможность жить. Боже мой! Если бы она оставила его дома — оно никогда бы не попало ко мне. Ведь я никогда бы не нашла сил переступить эту черту, тот порог. Князь, вы ниспосланы судьбой, чтобы я получила его из ваших рук… Князь, вы ведь вернете мне «Евангелие»?

Я увидел в ее глазах искреннюю, неподдельную мольбу.

— Конечно, конечно, — смутился я. — Извините, я должен идти, а «Евангелие» я обязательно верну.

Югорская еще что-то хотела сказать, но я уже вылез из коляски, боясь, что разговор продолжится, затянется и я пропущу начало допроса полковника Федотова.

Когда я вошел в кабинет, полковник сидел на стуле возле стола. Пристав и Бакунин тоже сидели на своих местах, а дядюшка расхаживал перед полковником.

— Полковник, — говорил дядюшка, — вы человек военный. А я — человек немолодой. Нам с вами ни к чему играть в Шерлоков Холмсов, ответьте прямо на вопросы, и всем все станет ясно. Где вы были во второй половине дня в день дуэли князя Голицына? Где вы были вчера вечером и ночью, когда была убита княжна?

— Вы не имеете права допрашивать меня. Я не обязан давать ответы на эти вопросы, — едва сдерживая себя, ответил полковник Федотов.

— Но почему, полковник, вы отказываетесь дать ответ? Что вы скрываете? Хорошо. Не отвечайте. Но тогда скажите, в каких отношениях вы находитесь с княгиней Голицыной, сестрой убитого князя, родной тетей убитой княжны? Ведь все эти убийства сделали княгиню единственной наследницей самого, может быть, большого состояния в России.

— То есть вы хотите сказать, что это я убил князя и княжну, чтобы наследство досталось княгине. Да как вы смеете!

— Полковник, я не говорил этого. Но на это указывают факты. Предъявите свое алиби.

— Ничего я вам не предъявлю. Вы не услышите от меня больше ни слова.

Несколько минут тянулось тягостное молчание. Наконец Бакунин извиняющимся тоном попытался продолжить разговор.

— Видите ли, полковник, мы расследуем убийство князя Голицына и его дочери. Дело очень сложное, я не могу установить причину этих двух, несомненно связанных между собой, убийств. Очень важно понять, что в последнее время происходило с князем и его дочерью, очень важно понять, что происходило и происходит вокруг них. Мы должны проанализировать все, даже самые невероятные предположения. А каждый непонятный факт рождает версии, порой нелепые, химерические. И чтобы понять истину, нужно знать все подробности. Любая из них может подтолкнуть к разгадке преступления. И я прошу вас, помогите нам. Расскажите все, что знаете.

Эти слова успокаивающе подействовали на уже готового взорваться от негодования полковника.

— Я наслышан о вас, господин Бакунин, — сказал полковник. Но есть вещи, которые касаются только меня, и я не могу говорить о них. Слово офицера — они никак не связаны с убийством князя и княжны.

— Возможно, они не связаны прямо, но косвенно могут подсказать как раз то, что…

Бакунин не успел договорить. Дверь распахнулась, и в кабинет стремительно вошла княгиня Голицына. Она решительно подошла к столу. Все, кроме протоколиста, встали. Пристав торопливо вышел из-за стола.

— Княгиня, прошу вас… Садитесь…

— Садитесь, господа, — в свою очередь предложила всем княгиня, но сама не села, и все тоже остались стоять. — Господа, — продолжила твердым голосом княгиня. — Я должна вам все разъяснить. В день дуэли, когда был убит мой брат, и вчера я встречалась с полковником Федотовым. Это могут подтвердить в гостинице «Астория». Он мой муж. Мы состоим в браке уже два года.

— Мария, — начал полковник Федотов.

— Подождите, Михаил Иванович. Мы должны все рассказать. Это избавит нас от того кошмара, который происходит. Да, господа, мы женаты. Да, мой брат был против нашего брака. Мы обвенчались тайно. Да, мой брат великий человек. Судьба возложила на него эту миссию — руководить, по воле Государя, Россией. И я, и княжна — мы делали все, чтобы он мог выполнять то, что возложено на него свыше. Мы знали, что его убьют. Убьют, как Петра Аркадьевича Столыпина. Мы были готовы к этому. Но мы с княжной просто женщины. Слабые и беспомощные. Кроме того, случилось так, что мы с ней утратили единство, стали чужды друг другу. И у каждой из нас была своя жизнь. Князя убили террористы. Это понятно. Кто и зачем убил княжну — я не могу даже предположить. Единственное, что я знаю, — это то, что у нее была какая-то тайна. Она скрывала от меня что-то очень важное. Скорее всего это связано с каким-то мужчиной, которому она, по-видимому, решилась доверить себя и свою жизнь. Не знаю. И еще. Я скажу вам, надеясь, что вы не станете широко разглашать это… За последние пять лет князь растратил все свое и, естественно, и княжны состояние. Мы уже давно живем на те небольшие деньги, которые я получаю от своего, выделенного из фамильного состояния, имения.