Людмила Милевская - Пять рассерженных мужей
— Возможно вам оно не понравится, — ощетинился Лоуэлл, все ещё делая вид, что владеет ситуацией.
Майкл пожал плечами.
— К чему амбиции? — воззвал он к разуму собеседника. — Вы двадцать лет в разведке. Пора бы научиться из любой ситуации извлекать пользу.
— Людям без родины подобный прагматизм может быть и к лицу, а мне…
— Мистер Понт, — раздражённо оборвал его Майкл, — довольно строить из себя девицу невинную. Америка никому не родина, у всех здесь короткие корни, самым длинным едва за двести. Согласитесь, слишком молода эта страна, у всех её граждан другая родина, у каждого своя. Вообще не понимаю, как американцам в голову приходит о родине говорить? Но раз уж вам так захотелось поговорить о родине, давайте. Можно подумать, что заводы корпорации «Локхид» стоят не на земле Америки. Я ведь не предлагаю вам продавать информацию Пекину или Москве.
— Стоит начать с малого…
— Бросьте, мистер Понт, — вновь прервал собеседника Майкл. — Вам не начинать нужно, а заканчивать. Вы уже пенсионер. Практически.
Лоуэлл Понт вздрогнул, услышав слово пенсионер. Лицо его помрачнело.
— Вы упоминали о гонораре… — хрипло выдавил он из себя.
— Двадцать миллионов долларов.
— Помнится вы упоминали о сорока, — заметил Лоуэлл.
— Упоминал, — охотно согласился Майкл, — но с тех пор были предприняты шаги, которые обошлись нам ровно в половину этой суммы. Так что не взыщите. Сами отказались.
Лоуэлл Понт в ярости отбросил салфетку.
— Мошенник, — презрительно бросил он. — Я заставлю вас пожалеть…
— Не заставите, — ухмыльнулся Майкл, доставая из нагрудного кармана пиджака миниатюрный цифровой магнитофон. — Частотная идентификация голоса не потребуется, — пояснил он. — У вас очень характерный говор. И не нужно меня убеждать, что после таких переговоров правительство согласиться платить вам пенсию.
Лоуэлл Понт осел на прежнее место.
— Мошенник… — повторил он.
— Отнюдь, мистер Понт, — возразил Майкл. — Всего лишь патриот своей фирмы. Впрочем, я предлагаю вам закончить препирательства и перейти к обсуждению конкретной проблемы. Итак, гонорар двадцать миллионов долларов. Мне кажется, это совсем неплохо, если, конечно, вы по привычке не броситесь налоги платить.
Лоуэлл Понт промолчал.
Майкл Робин достал из кейса несколько листочков, протянул их.
— Мистер Понт, — пояснил он, — здесь наши предложения по сотрудничеству. Вы убедитесь, что мы не потребуем невозможного. Все в рамках вашей обычной деятельности.
Лоуэлл осторожно взял бумаги. Тут же приступил к их изучению.
— Действительно, — бесцветным голосом подтвердил он, — я все это могу сделать.
— Тогда определимся по срокам. Могу я рассчитывать, что к маю будет решён вопрос о моей переброске в Россию?
— Смотря в каком статусе, — пожал плечами Лоуэлл.
— Это не имеет значения, — отмахнулся Майкл.
— Можете считать, что вы уже в России. Бюро разведки Государственного департамента в моем лице имеет возможность создавать оперативные группы.
— Зачем мне группа? — удивился Майкл, — Справлюсь со всеми проблемами один. Я знаю русских, знаю в какую там дверь входят и в какое выходят окно.
— Значит поедете один, — кивнул Лоуэлл. — Но что вы собираетесь там делать?
— Предприму все меры, чтобы вывезти из страны того парня, о котором мы с вами говорили. Заодно посмотрю возможно ли найти и вывезти кого-то из других выживших офицеров. Один из них известен — это Архангельский Иван Фёдорович.
— Не забудьте, Майкл, за ним будет гоняться толпа разведчиков. Как только Архангельского установят, тут же попытаются его выкрасть.
— Я же сказал, у меня есть преимущество, — улыбнулся Майкл, — я родился в России и знаю как думают русские люди, чем живут, чем дышат. Остальным придётся полагаться на исполнителей, которые не обладают специальной подготовкой. Проще говоря, на криминальные структуры. Согласитесь, что это не так уж надёжно. Клин клином вышибают, говорит русская пословица.
— Возможно, — кивнул Лоуэлл, подумав: «Чем черт не шутит, этот парень может и выиграет в лотерее. Мне, во всяком случае, ничего не грозит. Он мой старый агент, и я вправе его использовать оперативником в России. Выделю ему особый канал связи и обеспечу информацией.»
— Вы заплатите за мои услуги вперёд, — решительно сказал Лоуэлл.
— Безусловно, — согласился Майкл Робин.
Настроение Лоуэлла Понта резко улучшилось.
Глава 37
Пока я в глубине души ругалась самыми распоследними словами, мужья активизировались не на шутку. Это они могут, когда дело касается пива и шашлычка. Даже Даня — знатный лентяй — разводил костёр трудолюбиво. Правда, и в этом случае у него мало что получалось. Пришлось «деловому» Архангельскому брать на себя и командование разведением костра.
— Не те дрова, — взревел он на Даню. — Вот шалопут! Что ты суёшь? Как разводишь костёр? Ты бы ещё воды бухнул! И щепы! Щепы побольше клади! И горкой! Домиком! Эх, не те дрова!
Признаться, я струхнула: а ну, как эти балбесы отправятся в лес искать правильные дрова да на нашу машину наткнуться? Да что там машина! Если наткнутся на пулемёт…
Однако, зря переживала. Когда дело касалось святого, наши мужья всегда умели сконцентрироваться. Дрова конечно же давно были запасены и лежали под крышей в предбаннике. Вскоре костёр запылал, и очень вовремя, потому что ночь уже зачернила небо, а луна почему-то запаздывала, не спеша его освещать.
Даня и Пупс суетились вокруг костра. Женька надевал куски мяса на шампуры. Архангельский его подбадривал и наблюдал за тем, как Тася раскладывает продукты на огромном пне, накрытом белой скатертью, в чем я сразу узнала заботливую руку бабы Раи.
«Скоро она и Юльку начнёт принимать у себя,» — мысленно ругалась я.
Мишель, похоже, начал к компании терять интерес. Впрочем, на полянке ничего занимательного и не происходило: у озера под звёздным небом мужички налаживались водки пожрать да шашлычка полопать. Эка невидаль.
— Софи, а зачем мы за всем за этим следим? — спросил Мишель.
— Сама не знаю, — буркнула я.
— Так может вернёмся в лес, сядем в машину и уедем? — предложил он.
Я и сама была не против, но не представляла, как сделать это незаметно: из леса к деревне дорога пролегала лишь мимо баньки, другой не было. Своими безрадостными мыслями я поделилась с Мишелем. Он испугался:
— Мы что же, всю ночь здесь будем сидеть?
— Зачем же? Подождём пока народ наберёт нужный градус и уедем.
— Зачем ждать? Давай уедем теперь.
Ему явно нетерпелось уединиться со мной и заняться чем-нибудь более интересным. Я не возражала, но и с любопытством своим совладать не могла. Должна же я была знать какую они собрались считать «капусту». Тут и ждать-то осталось немного, шашлыки практически готовы.
— Понимаешь, Мишель, — пояснила я, — не знаю как там у вас во Франции, но у нас, в России, жены, разводясь с мужьями, не бросают их на произвол судьбы. Не принято это у нас.
Он испугался:
— А что же жены делают?
— Заботятся о них, иногда для этого привлекают и новых мужей.
Я сочла свой намёк своевременным. Мишель растерялся, он явно не был к такому готов, потому что спросил, кивая на поляну:
— И долго я буду о твоём Евгении заботиться?
— Желательно, до конца его дней.
Он вздохнул с облегчением:
— Тогда недолго.
Сначала я рассмеялась, считая, что он пошутил, но потом встревожилась и хотела поинтересоваться о чем идёт речь, но как раз в этот самый момент Архангельский закричал:
— Ну, все, мужики! Шашлыки готовы! Садимся и считаем «капусту»!
И наши непутёвые мужья с радостным галдежом расселись вокруг пня, в предвкушении удовольствий пофыркивая и потирая руки.
Сердце моё кровью облилось.
«Эти недотёпы, эти уроды, — горестно думала я, — пристроились на берегу озера и сейчас будут на живописной природе ужинать при свете костра: трескать шашлыки, полировать их пивом и считать „капусту“. Вот как беззаботно проводят они время, данное им матушкой природой для ратных дел и трудов до седьмых потов на благо семьи и Родины.»
Да, я так подумала, потому что искренне считаю, что мужчины созданы для славных и трудных дел, а такой безделицей, как тресканье шашлыков и попивание пивка могут и женщины заниматься. Женщины же, их жены, пашут, надрываются, чтобы лбов этих прокормить, лбы же развлекаются у костра, как пионеры.
Конечно сердце кровью облилось! Я сразу вспомнила Тамарку. Бедная баба до отвала лет двадцать уже не спала. Все мечется, из кожи лезет, для семьи старается, а Даня за неё сон добирает.
А Тося? Маленькая, тощая, взвалила на себя бизнеса воз и тянет его как улитка.
А Маруся? Та бедная с утра до вечера ноги в буфете оттаптывает, с немыслимым напряжением по десять часов в день глядит, чтобы покупатель её не облапошил.
