Нина Васина - 37 девственников на заказ
— Что? — очнулась мама от упоения собственным самопожертвованием. — Какую разницу?
— Все понятно, — кротко вздохнула Анна-бель.
Лицо мамы пошло пятнами.
— Не волнуйся. — Я погладила ее по руке. — Мне все и в подробностях объяснил Богдан. И еще, отчего начинаются месячные и как нужно предохраняться.
Получилось жестоко, но сил выслушивать мамины восторги и жалобы о своей нелегкой доле родительницы уже не было.
— Я так и думала, — кивнула Аквиния.
— Вы не смеете! — вскочила мама, опрокинув стул. — Я вам тут не позволю!.. — Она выбежала из комнаты.
— Давайте закончим с делами, — бесстрастно предложила Аквиния.
— Откуда вы знаете, что Богдан пообещал бриллианты мне?
— Знаю, — повторила Аквиния.
— Да откуда же? Насколько я поняла, вы не общались с ним после развода. Вы слышали, как он это говорил?
— Она видела, — с усмешкой подсказала Анна-бель. — Ви-де-ла.
— Видела? Как это?..
— Она видела тебя голой в камушках, — понизила голос Анна-бель, покосившись в сторону коридора. — Она видела, что сказал Богдан. — В меня опять уставился ее веселый глаз сквозь трубочку из ладони.
— Я умею читать по губам, — подтвердила Аквиния. — Я почти десять лет работала в приюте для детей-инвалидов.
— У меня их нет, — развела я руками. — И, как ни странно это звучит, я искала вашу дочь, хотела ее увидеть и поговорить.
— Зачем? — напряглась Анна-бель.
— Я хотела сказать ей, что Богдан скучает, что бриллианты, конечно, принадлежат ей.
— Он и сам мог это сказать, — усмехнулась Анна-бель. — Дочь посещала его вопреки моим запретам.
— Значит, Аквиния желает, чтобы я нашла это ожерелье для дочери Богдана?
— Желаю, — кивнула Аквиния. — Это семейная реликвия; нам с ним Бог детей не дал, но мой младший сын…
— Прекрати, — лениво попросила Анна-бель.
— Мой младший, — повысила голос Аквиния, — обручен с Людочкой.
— Очень смешно. Он совсем не говорит по-русски.
— Они переписываются. В будущем месяце Лю-дочка приедет в Америку. Мой сын наполовину ирландец, он красив и смел, от него трудно отказаться.
Покопавшись в кармане длинной кофты, Аквиния достала что-то похожее на портсигар, раскрыла его, и я имела счастье минут пять рассматривать небольшие фотографии огненно-рыжих и совершенно неотразимых сыновей Аквинии с такими правильными чертами лица, что закрадывалось подозрение, не покрасила ли она парочку бюстов каких-нибудь известных греков.
— Счастливые молодожены средних лет из них вряд ли получатся, — умерила ее восторг Анна-бель. — Моей дочери тридцать восемь — в таком возрасте не бросаются бездумно в замужество, потому что уже не имеют терпения и оптимизма малолеток.
— Анна-бель, а чего вы от меня хотите?
— Не слушай ее, она меркантильная дура, — тут же отреагировала на мой вопрос Аквиния.
— Значит, ты, желающая, чтобы моя дочь через месяц приехала на смотрины к твоему сыну в ожерелье за полмиллиона — не меркантильная, да? И еще хочешь сказать, что, лелея в душе надежду на этот идиотский брак сорокалетних переростков, на их внуков, ты не дура?
— Я родила своего старшего в сорок пять, и все было в порядке! Я хочу, чтобы семейная реликвия…
— А я чуть не сдохла от кровотечения при родах в тридцать шесть и повторить мой подвиг дочери не позволю!
— Тихо! — Я подняла руки. — Пусть Анна-бель ответит, что ей от меня надо.
— Мне нужен нож, который нельзя забрать с пола, пока не найден убийца.
— Какой еще убийца?
— Разве твоя мама не объяснила тебе, что Богдана убили?
— Зачем его нужно было убивать?
— Это может знать только тот, кто убил, — логично заключила Анна-бель.
— Это все ерунда, — отмахнулась Аквиния. — Предрассудки. Иди и забери этот нож с пола, кто тебе мешает? — Она повернулась ко мне и объяснила: — Наследники какого-то Купина, проживающие в Таиланде, обещали ей кучу денег, если она согласится продать три ножа Богдана. Оказывается, это ножи из коллекции, даже футляры сделаны известным мастером. Они написали письмо, прислали приглашение…
— Я сама расскажу!
— А эта дура!..
— Заткнись! Я сама расскажу. — Анна-бель постучала по столу ладонью, привлекая мое внимание. — Я поехала туда. Все было шикарно. Представь: это очень богатая русская семья — отели на побережье, яхты, казино. Один из них, Матвей, мне очень понравился, очень. Он на пять лет моложе, но выглядит шикарно, мы с ним отлично смотримся. И я по глупости рассказала, что одним из ножей был убит мой бывший муж. Матвей сначала только улыбнулся — сказал, это ничего, нож специально приспособлен для убийства, а потом я случайно проговорилась — назвала имя этого ножа — Мудрец. Он даже в лице изменился: “Не может быть! Если его убили, то только ножом Ай!” Нет, его убили Мудрецом, — настаивала я. И доупиралась: оказывается, если эти освященные ножи были использованы не по назначению, любому, нарушившему их местоположение после этого, грозит страшное проклятие!
Кое-что о проклятиях
— Ерунда, — повторила Аквиния.
— А вот и не ерунда! Человек из органов, который держал этот нож у себя как вещественное доказательство почти месяц, — он и потом не хотел его отдавать, я жалобу писала! — превратился в настоящую жабу!
— Ты говорила раньше, что в бегемота, — заметила Аквиния.
— Какая разница? Он за пару лет достиг такой степени ожирения, при которой уже показывают свой живот и задницу за деньги в цирке или идут в борцы сумо!
Я закрыла глаза, стараясь справиться с гулом внутри моей головы.
— Ее мать, — понизила голос Аквиния, — сдвигает этот нож каждые две недели, протирает паркет и кладет обратно.
— Несчастная женщина! — вздохнула Анна-бель, покосившись на меня.
— Значит, — решила я подвести итог, хотя от усталости и нереальности происходящего еле ворочала языком, — Анна хочет, чтобы я всего лишь нашла убийцу Богдана, и тогда она, счастливая, с тремя ножами поедет в Таиланд. А Аквинии нужно, чтобы я нашла пропавшие бриллианты?
— Выйдем на минуточку, — попросила Анна-бель.
— Не слушай эту дуру! — напутствовала меня Ак-виния.
В кухне, тщательно прикрыв за собой дверь, Анна-бель прошептала мне в ухо:
— Не надо искать ожерелье — я знаю, где оно, с ним все в порядке!
После чего, удовлетворенная, заперлась в туалете.
Я вернулась в гостиную, села за стол и положила голову на руки возле невыпитой чашки чая.
— Не надо искать убийцу, — вдруг прошептала Аквиния. — Это не приведет к добру — всем только хуже станет.
— Что? — дернулась я. — Почему — хуже?
— Я знаю, — шепчет Аквиния, не шепчет даже — медленно и тщательно беззвучно выговаривает это губами.
— Вы хотите сказать… — я тоже перешла на почти неслышный шепот, — что вы… Вы видели, да? Вы этого человека видели в трубу? Вы знали сразу, что это убийство, а не самоубийство. Почему же не сказали?
— Зачем? Помочь Богдану было уже нельзя, а объяснять чиновникам, что я с утра до вечера смотрела в подзорную трубу за своим бывшим мужем… Мне тогда стукнуло восемьдесят, представь их реакцию! Но справедливости ради стоит сказать, что, как только я увидела это, я тут же пошла звонить в милицию. Это заняло почти десять минут — так трудно дозвониться, а еще труднее объяснить дураку на коммутаторе, откуда я знаю, что кого-то убили, и почему не хочу называть свое имя.
— А где наша добрая мамочка? — вошла в комнату Анна-бель. — Ее нигде нет, я все осмотрела. Фло, детка, ты как специалист, знакома со всеми проблемами своей мамы?
— Что?.. — Комната поплыла перед глазами, и Анна-бель приподнялась в воздухе, вращаясь.
— Я говорю, что твоя мама исчезла. Мы ее обидели, наверное, бедняжку. Аквиния бывает такой грубой…
— Лучше бы ты следила за своим змеиным языком! — фыркнула Аквиния.
— Что же она и не попрощается с нами? — огляделась Анна-бель.
— Вот тебе ключи и адрес моей квартирки, — протянула мне бумажку Аквиния. — Помоги одеться, правая рука не слушается.
Мы вышли на лестничную клетку, и я почему-то случайно поднялась вверх и посмотрела на дверь квартиры Богдана.
— Что? — взволновалась Анна-бель. — Она там, да? О, господи, идемте же скорее, скорее!
Не знаю, что она ожидала там увидеть, чего боялась? Пока мы с Аквинией под руку кое-как доковыляли, в квартире еще было тихо, но как только мы ступили за порог в сумрак коридора, раздался такой вопль, что теперь Аквинии пришлось подхватить меня и прислонить к стене.
— Постой тут, детка, — сказала она изменившимся голосом, — я посмотрю, что там случилось…
Она ушла. Я кое-как отлепила спину от стены и первым делом бросилась в гостиную. Сначала я посмотрела на кресло и с облегчением перевела дух. Оно было пустое. Потом посмотрела на пол — ножа не было. Из спальни слышались крики и странные звуки. Я подошла к двери и, уже ничему не удивляясь, минуты три просто стояла и наблюдала, как моя мама и Анна-бель дерутся, катаясь по ковру. Потом мама одолела Анну-бель, села сверху и посмотрела на нее таким первобытным взглядом, что я сразу бросилась ее оттаскивать. Аквиния сидела на кровати, болтала ножками и с интересом за всем этим наблюдала.
