Жена Синей Бороды - Ольга Геннадьевна Володарская
С тех пор Федор этих редких ночей ждал. Хотя Нонна могла бы разочаровать кого угодно, для Егорова же ее испуг, покорность, стыд были как бальзам на рану. Почему? Да потому, что он никак не мог отделаться от впечатления, что Нонна копия Алевтины. Та же сухость, неулыбчивость, строгость, набожность, те же черты некрасивого, грубого лица. Иногда Федор даже пугался ее застывшего взгляда, и в его памяти всплывала бабка, и детские страхи оживали вновь. Тогда он, проклиная себя за трусость, мчался из дома и сидел где-нибудь до тех пор, пока наваждение не пройдет. А вот ночью все было по-другому. В кровати он был хозяином, повелителем, победителем, наконец. Все страхи исчезали, когда на ее лице проступала покорность, тело становилось податливым, взгляд потухшим, а уж если ему удавалось каким-нибудь неловким движением причинить ей боль и слезы выступали на ее бесцветных глазах, Егоров испытывал небывалое наслаждение.
…Проснулся на следующее утро Федор рано, впрочем, как всегда. Быстро оделся, выскользнул из комнаты, стараясь не разбудить жену, наскоро перекусил - и в Ольгино. Он понимал, что его каждодневное присутствие на стройке не обязательно, но не мог позволить другим испортить свое детище - Федор не доверял никому, даже именитому московскому архитектору.
Мельницу Егоров решил возвести на насыпном берегу Сейминки, дабы речные воды, на случай неполадок с паровым котлом, смогли питать фабрику силой. Фундамент основного здания покоился на дубовых кряжах, прочных, почти вечных. Само оно, внушительное, кирпичное, четырехэтажное, с высокой остроконечной крышей и длинной трубой, должно было вместить в себя все производственное оборудование, что было внове: на мельницах деда и других промышленников такой компактности не было, а вот Федор решил разместить слесарный, выбойный, зерноочистительный цеха в соседстве с турбинным и машиннокотельным отделениями. Вот так-то. Мельница еще не была достроена, а он ею уже гордился.
В Ольгино он прибыл часам к одиннадцати. К этому времени работа кипела вовсю: подвозились стройматериалы (дерево из близлежащего леса, кирпич с завода по соседству), готовилась известь, распиливались бревна. По площадке бегали взлохмаченный архитектор, злой инженер, крикливый нарядчик, стояли пыль столбом и непрекращающийся шум - буханье, вжиканье, стук и скрежет.
Федора эта суета не обманула, окинув пристальным взором стройку, он понял, что рабочие хоть и делали свое дело, но с ленцой, без азарта, а выглядели при этом смертельно уставшими, словно всю ночь не самогон пили, а собственноручно мололи зерно.
- Чего прохлаждаемся? - рявкнул Егоров на одного из работяг, который прилег на солнышке и курил самокрутку.
- А? - Мужик вскочил, встал по струнке и, смущаясь, произнес: - Дык, Федор Григория, кирпич кончился. Обоз в двух километрах отсюда в грязи застрял, не дождемся.
- Вот паршивцы! - Егоров пихнул мужика и понесся в глубь стройплощадки. Работяги, как увидели хозяина, тут же заработали шустрее, мужики его смертельно боялись, хоть и обзывали за глаза «салагой».
- Где каменщики?! - заорал Федор на прораба.
- Вон сидят под дубами, делать-то им нечего, кирпич не…
- А ну быстро все в лес, обоз из грязи вытаскивать! - скомандовал Егоров, он уже взял себя в руки и выглядел спокойным. Рабочие поднялись безропотно, но лица их были недовольными. - Все телеги давай сюда, народ на них грузи, и этих, - Федор ткнул в пильщиков, - не забудь. Что-то они даже не потные, видать, не перетрудились.
- Сейчас сделаем, - засуетился прораб.
- А ты, леший, что зенки вытаращил? - ехидно обратился он к инженеру. - Без меня работу организовать не можешь, за что деньги плачу тебе? А?
- В мои обязанности…
- Слушать ничего не хочу. Эй вы! - Федор залез на первую телегу и махнул рукой рабочим. - Если до двух кирпич не будет здесь, всем вам не видать денег за сегодняшний день как своих ушей. Но ежели будет, накину вам по чуть-чуть на пиво. А ну давай залазь! - Мужики начали запрыгивать, Егоров зыркнул на прораба, тихо подошедшего и вставшего в стороне. - А тебе, Петруха, особое приглашение надобно?
- Я тоже должен в грязи балакаться?
- А то как же. Чай, не девка красная, ничего с тобой не случится. Залазь, - и он дернул прораба за руку. - Кстати, Петруха, слыхал ты, что грязи многие болезни лечат? В Крыму, моя мачеха сказывала, даже специальный курорт для богатеев есть. Вот мы сейчас и полечимся. И тебе это даже ни копейки не будет стоить.
Мужики загоготали. Хозяин их, что и говорить, строг да жесток, но справедлив и сам от работы не бежит.
К двум часам дня телеги с кирпичом, все в грязи и болотной траве, стояли посреди стройплощадки. Егоров, отряхивая с сюртука комки застывшей глины, прошел к времянке, предназначенной специально для него. Сарайчик был небольшим, но в нем имелось все, что Федору было нужно: стол, стул и узкая кровать.
Прежде чем прилечь отдохнуть, он перепрыгнул через забор, огораживающий стройку, спустился к речке, окунул руки в ледяную прозрачную воду и с наслаждением умылся. Красота! Волнистое песчаное дно, поросший осокой берег, редколесье дубов, орешник, голубое небо, а на его фоне громада завода, при виде которой у Федора захватывало дух. Егоров ополоснул свои грязные до самых голенищ сапоги. Руки заломило от холода - вода в Сейминке даже в самые жаркие дни не прогревалась выше восемнадцати градусов.
Федор огляделся, ему показалось, что он услышал конский топот. Так и есть: с дороги, в сторону стройки, съехал экипаж. Егоров распрямился, приложив руку к глазам, присмотрелся.
Отец?
Господин из экипажа тяжело вылез, осмотрелся и неуверенно пошел к воротам. Федор двинулся туда же.
- Григорий Лексеич, каким ветром?
Отец обернулся. Не виделись Егоровы больше года, и Федор очень удивился переменам, произошедшим с Григорием. Раньше папенька был очень элегантен, идеально причесан, держался прямо, уверенно, и лицо его, гладкое и румяное, выглядело очень располагающим. Теперь от былого Егорова осталось лишь воспоминание. Неряшливая одежда, растрепанные волосы, крошки табака в бороде, под глазами набрякли синюшные мешки.
- Сынок? - удивленно спросил Григорий, он
