Яйца раздора - Галина Балычева
— Да хватит уже ногами дрыгать, — сказала она. — Сорок лет, поди. Пора и на покой.
И хотя спокойной новую Лялькину должность назвать никак нельзя — целый день она крутится, как белка в колесе. Но крутня крутне — рознь. И в новой должности Лялька стала стремительно набирать вес. Сказалось отсутствие ежедневных тренировок. Однако в новой весовой категории Лялька стала еще более привлекательной для особей противоположного пола. Когда она где-нибудь появляется — эта высокая, крупная, с сильным накачанным телом брюнетка (блондинка, рыжая, русая, каштановая, в зависимости от Лялькиного настроения), все мужики вокруг просто шалеют. Однако в душе моей подруги с тех самых пор поселилось смятение, и в ее разговорном русском стали преобладать такие слова, как диеты, калории, сантиметры и килограммы.
Лялька заглянула в мою спальню и помахала рукой. На «вытянутом ногте» (у Ляльки темно-лиловые, как у вампира, гелевые ногти) качался полупрозрачный пакетик с чем-то.
— Ничего калорийного, — пропела она, потрясая пакетиком. — Только безе и орехи.
— А селедки не принесла? — поинтересовалась я, не отрываясь от дела. — Ну если нет, тогда неси свои безе куда-нибудь в другое место. А нам чаи распивать некогда. Уезжаем мы.
— Куда это? — поинтересовалась Лялька. — Опять в Париж, что ли?
— Ага, в Киев.
Лялька удивленно вздернула красиво подведенные брови.
— С чего бы это? Ведь тетя Вика сама скоро должна приехать. Или случилось что? — С Ляльки вмиг слетел весь ее имидж богатой избалованной красотки.
— Фира пропал, — сказал отец. — И мы с Марьяшей отправляемся на его поиски.
Лялька сделала круглые глаза и, плюхнувшись задом на кровать, бросила пакетик со своими безе непосредственно на мои футболки.
— Когда-нибудь этот старик сведет вас с ума, — констатировала она. — Однако не поехать ли и мне с вами?.. Мы, правда, на майские праздники собирались с Борисом в Италию, но разругались вчера в пух и прах. Так что делать мне здесь абсолютно нечего. Решено, я еду с вами.
При этом моим мнением по поводу ее участия в экспедиции Лялька даже не поинтересовалась. Она приняла решение, и этого ей было вполне достаточно.
Лялька подняла пакетик с пирожными с моих футболок и, перебросив его на край кровати, с усердием принялась помогать мне паковать вещи. При этом она запихивала в сумку все, что попадалось ей под руку — нужное и ненужное. Она пихала, я вынимала и откладывала. Она пихала, я вынимала и откладывала...
— Да что ж это такое ?! — не выдержала я наконец. — Уйди, Лялька, с глаз долой, не мешайся. Пойди лучше на кухню, выпей кофе. Папа как раз только что сварил.
— Кофе на кухне гостям не предлагают, — съязвила Лялька.
— Ну тогда катись в столовую.
Вообще-то, как таковой кухни в нашей квартире, по правде говоря, нет. Когда после моего развода со Степкиным отцом и моим бывшим мужем, Лаврушиным Михаилом Александровичем, и размена нашей общей квартиры, мы со Степкой оказались в этих двухкомнатных «апартаментах» в двадцать восемь квадратных метров, я решила не идти традиционным путем, а использовать имеющуюся площадь максимально эффективно. То есть одна комната отводилась Степану, кухня — под мою спальню, а из большой комнаты мы сделали кухню-столовую. Но поскольку, помимо круглого стола и кухонной мебели, здесь стояли еще диван и кресла, то это помещение служило одновременно и гостиной. Все в одном флаконе и чрезвычайно удобно, я уж не говорю, насколько функционально.
Лялька фыркнула и отправилась в кухню-столовую-гостиную, и уже через пять минут оттуда донесся ее русалочий смех и журчание папашкиного баритона.
Мой отец, Самсонов Викентий Павлович, мужчина в расцвете лет. В этом году ему исполняется шестьдесят. Но пока шестьдесят еще не исполнилось, он с гордостью говорит, что ему всего пятьдесят девять, и при этом сильно напирает на слово «пятьдесят». Несмотря на то, что отец — мужчина серьезный, профессор и все такое прочее, но в мирской жизни он, как бы это получше выразиться... ну в общем большой ценитель женской красоты. Он сделал счастливыми море женщин, если не сказать — океан. Правда, потом они, эти же самые женщины, из-за него же становились до чрезвычайности несчастными. Мама несчастной быть не захотела и пять лет назад развелась с этим «отпетым донжуаном», как она тогда выразилась. Теперь она счастливо живет со своим новым французским мужем, тоже переводчиком, как и она. А отец не перестает надеяться, что мамочка когда-нибудь все же бросит этого «французишку» и вернется к семье, к мужу, к нему то есть, и к детям, к нам, то есть — ко мне и моему брату, который, к слову сказать, временно живет в другой стране и вернуться к нему довольно сложно.
— Марьяша, — Лялька высунулась из столовой, — у тебя лишние джинсы есть?
— Лишнего не держим, — отрезала я. — Только самое необходимое. К тому же в мои джинсы ты все равно не влезешь.
Это был сознательный удар ниже пояса. Я злилась на Ляльку за то, что она всегда беспардонно лезла в мою жизнь и при этом все вопросы решала единогласно, то есть одним своим голосом. Что скажет, то и будет. А может быть, я не согласна?
Но сегодня Лялька почему-то не обиделась.
— Да ладно, не жмоться, — заныла она, — дай какие-нибудь джинсы-стрейч, как-нибудь натяну. Не поеду же я в своем эксклюзиве. — Лялька указала на свой нежно-персиковый костюмчик от «Живанши».
— А в «эксклюзиве» надо дома сидеть. — Я надавила коленом на сумку и застегнула молнию. — Все готово, — сказала я. — Можно ехать. Пап, ты термос зарядил?
Отец
