Яйца раздора - Галина Балычева
— Ладно, Марьяшка, — сказал он, — успокойся. — Будем надеяться, что ничего страшного с твоим Фирой не случилось, и скорее всего он объявится еще до твоего приезда. Но все же будет лучше, если ты поедешь с Володей.
Я отрицательно помотала головой.
В это время машины снова тронулись и хоть и очень медленно, но все же стали продвигаться вперед и вперед. Макс глянул в окно и поискал глазами свой «Лэнд Ровер».
— А на людей бросаться не нужно, — он кивнул в сторону несправедливо обиженной мною «Тойоты», — даже если у тебя плохое настроение. И, кстати, если ты не хочешь жить со мной под одной крышей за городом, — сказал он трагическим тоном, — то я ничего не имею против нашего совместного проживания в моей московской квартире... — Макс вопросительно заглянул мне в глаза, а я расхохоталась.
Нет, на него положительно невозможно было сердиться. Да и как можно сердиться на этого шумного, хитрого, непредсказуемого, подчас вредного, но такого чертовски обаятельного Макса.
На прощание мы расцеловались, и Макс, выбравшись из машины, стал короткими перебежками пробираться к своему «Лэнд Роверу». А я с чувством абсолютного счастья и глупой улыбкой на лице включила первую передачу и неспешно тронулась с места.
Пробка наконец рассосалась, и я вырулила на относительно свободную полосу. Но ощущение счастья быстро меня покинуло, когда я вспомнила о телефонном звонке из Киева. Все дела, намеченные на сегодняшний день, естественно, полетели к черту, как, впрочем, и те, которые были намечены на завтра и на послезавтра. Теперь я вообще не знала, когда смогу вернуться в Москву.
Впрочем, это не главное. Главное — куда подевался Фира. Если это очередной его фортель, то бог с ним. Поругаем для порядка и все. Был бы живой и здоровый. Но если...
Об этом не хотелось даже думать. От жутких мыслей у меня по всему телу побежали противные мурашки.
Остаток дня я провела в сборах. Накупила продуктов для дома и для Киева, наварила сыну, Степке, борща, нажарила котлет на три дня, которые они с другом, Серегой, наверняка слопают в один присест, и обзвонила всех, кого нужно было предупредить о своем отъезде. Отец тут же выразил готовность ехать вместе со мной и, договорившись на кафедре о подмене (он преподает биохимию в мединституте), уже через два часа варил на моей кухне кофе.
— Как же ты успел за два часа и домой сгонять (отец живет на Ленинградском проспекте, а институт находится на юго-западе Москвы), и ко мне приехать?
— Ну ты же, слава богу, не в Бибиреве живешь, — усмехнулся отец и разлил кофе по чашкам.
Мы со Степкой действительно живем не в Бибиреве, а совсем наоборот — на Полянке. По этой самой причине наша квартира вот уже который год напоминает проходной двор. Здесь вперемешку со Степкиными друзьями вечно мельтешат и мои подруги. А как же? Если в мире все дороги ведут в Рим, то в Москве они ведут, если не в центр, то обязательно через центр. И все, кто проходит или проезжает поблизости, обязательно заходят к нам на чай-кофе. По этой причине в холодильнике единовременно покоятся три-четыре торта, а все вазочки и коробочки забиты конфетами. Все визитеры считают своим долгом притаскивать с собой кучу сладостей, которые я, к слову сказать, терпеть не могу. Самое мое любимое лакомство — это копченый угорь, но, если нет угря, я и на скумбрию согласна. Однако все считают, что идти в гости со скумбрией — это моветон. И посему тащат омерзительные конфеты.
Вот и теперь кто-то опять звонит в дверь. И что удивительно, ни у кого не возникает даже мысли предварительно позвонить по телефону и осведомиться, свободна ли я, расположена ли к приему гостей и вообще живали я и, ко всему прочему, здорова. Так нет же, все прутся без предупреждения.
Я в ускоренном темпе паковала у себя в спальне сумки, заталкивая туда предметы, а точнее, одежду первой необходимости: запасные джинсы на случай, если те, в которых я поеду, по какой-нибудь причине выйдут из строя, футболки, свитер, шорты и на всякий случай купальник (вдруг понадобится...).
— Валерия пришла! — крикнул из прихожей отец. — Пирожные принесла!
— Очень кстати, — буркнула я себе под нос, продолжая запихивать в сумку вещи.
Валерия — это моя старая-престарая подруга Лялька. Ей, как и мне, тоже недавно стукнуло сорок, но Лялька этот факт переживает до чрезвычайности болезненно.
«Никогда, — твердит она, — никогда я не допущу, чтобы кто-нибудь даже помыслить осмелился, что мне уже не двадцать восемь».
Кстати, выглядит она отлично, и если не на двадцать восемь, то не больше, чем на двадцать девять. Для достижения поставленной цели (в смысле остаться вечно молодой) у Ляльки очень удачная профессия. Она работает в фитнес-центре «Europa-Class» заместителем директора по общим вопросам. На этом поприще она трудится второй год, а до этого работала тренером по аэробике, шейпингу, дайвингу и еще хрен знает чему... Впрочем, дайвинг — это, кажется, из другой оперы. Но не в этом суть. Просто благодаря своей профессии она волей-неволей несколько часов силовой нагрузки в день имела, что, естественно, благотворно сказывалось на ее сногсшибательной фигуре. Лялька в прошлом — несостоявшаяся звезда отечественного спорта. Художественной гимнастикой она занималась с пяти лет и к двенадцати уже вышла на международный уровень. Но, как говорится, не судьба. Или, наоборот, такая вот хреновая судьба. Ехали они с соревнований на автобусе, а навстречу пьяный отморозок на джипе. Машины столкнулись лоб в лоб. Отморозок — насмерть, водителя автобуса в тяжелом состоянии отвезли в больницу, но, слава богу, он остался жив. А Лялька всего-то лишь с сиденья упала, колено ушибла. Но на этом ее спортивная карьера и закончилась. Как говорится, травма, не совместимая с большим спортом. После того случая Лялька чуть «ума не рехнулась». Не могла ни слышать про гимнастику, ни видеть выступления гимнасток по телевидению. Даже поступила в геологоразведочный институт и, что самое смешное, его закончила. Но пятнадцать лет назад волею судеб попала она на мастер-класс к прародительнице мировой аэробики Джейн Фонде. И
