Ли Голдберг - Мистер Монк и две помощницы
— Думаю, мужики рождаются с эротической напряженностью, — засмеялась она. — Потому-то и совершают глупости.
— Так это же хорошо, — вновь очнулась проститутка, — иначе я осталась бы без работы.
* * *Я снова проснулась утром понедельника, хотя во времени не уверена. Шарона и проститутки уже бодрствовали.
— Не хочу тебя обидеть, — начала Шарона, — но ты задумывалась, почему Эдриан нанял тебя?
— Да постоянно. Он сейчас тоже, наверное, задается этим вопросом, меня ведь выставили убийцей-социопатом.
— Меня тоже, помнишь?
— У мистера Монка отвратительные инстинкты, когда дело касается найма помощников.
— Он не нанимал меня помощницей, — напомнила она. — Меня приставили к нему в качестве медсестры. Эдриан называл меня помощницей, чтобы чувствовать себя увереннее.
— Понимаю.
— У тебя нет опыта медицинского ухода.
— Никакого.
— Чем же ты занималась раньше?
— Была барменом. Причем, паршивым.
Шарона кивнула.
— Думаю, Эдриан интервьюировал кучу квалифицированных медсестер до встречи с тобой. Но не нанял. Он нанял барменшу, которая убила человека в своей гостиной.
— Счел смешивание напитков и прокалывание людей ножницами хорошей квалификацией для работы на него.
— Думаю, я знаю, почему он нанял тебя.
— По-твоему, не из-за живой личности и неудержимого обаяния?
— Ты — это я, — бухнула Шарона.
— Ты только недавно доказывала, что я — не ты.
— Но у нас много общего. Ты — мать-одиночка с двенадцатилетним ребенком, как и я. Он не искал новую помощницу с навыками ухода или секретаря. Он искал новую актрису на ту же роль.
— Мои отношения с Монком сильно отличаются.
— Ну, конечно же, — согласилась она, — как бы Эдриан не пытался держать все по-старому, ты играешь роль по-своему. Ты можешь и напоминать меня внешне, но ты — не я. Мы разные абсолютно во всем.
— Кроме нашей любви к нему. Несмотря на его многочисленные недостатки.
— Да, — кивнула она, — точно.
— Думаешь, он нас любит? — задумалась я.
— По-своему.
— Он подарил мне бутылку дезинфицирующего средства и щетку на день рождения.
— Это по-Монковски, — расхохоталась она.
Глава 28. Мистер Монк и третье подведение итогов
Ранним утром в понедельник охранники надели на меня и Шарону наручники и повели нас на свидание с посетителями. Я надеялась, что приехали родители с самым лучшим адвокатом по уголовным делам, по сравнению с которым Перри Мейсон просто дилетант.
Нас провели в зал свиданий, где сидели Стоттлмайер, Дишер, Ладлоу и Монк. Я бы предпочла родителей с адвокатом.
— Можете снять наручники, — указал Стоттлмайер охранникам.
— Это против правил, — возразил старый охранник.
— Под мою ответственность, — настаивал капитан.
— Вы сильно рискуете, — предупредил охранник.
— Не думаю, — отмахнулся Стоттлмайер.
Охранники сняли наручники.
— Мы будем прямо за дверью, — уведомил охранник.
— Я уже чувствую себя в безопасности, — усмехнулся капитан.
— Что Вам нужно, Лиланд? — тон Шароны не звучал благодушно. — Если это не извинение, не хочу ничего слышать.
— Монк пригласил нас всех сюда, — оправдывался капитан. — Говорит, у него новые наработки.
Я взглянула на Монка, переминающегося у края стола с продуктовым пакетом в руке с блуждающей улыбкой на лице. Нет, даже не так. Он словно собирался запеть от радости.
Знаю я это выражение. Либо он нашел две идентичные картофельные чипсы (жуткое явление, очень редко встречающееся в природе, по его словам), либо раскрыл убийства.
Я посмотрела на Стоттлмайера, Дишера и Шарону и увидела, что они тоже догадались. Только Ладлоу оставался в неведении. Ненадолго.
— Так что за новость Вас взволновала? — закинул ногу на ногу писатель. — Вы нашли рычаги, чтобы столкнуть дамочек между собой?
— Этого не случится, — даже не повернулся к нему Монк.
— Вас бы удивило, на что люди могут пойти, лишь бы избежать тюремного срока.
— Они невиновны, — отрезал Монк.
— Думаю, я убедительно доказал, что все же виновны.
— Вы доказали обратное, — Монк поставил пакет на стол. — Но вчера я не мог опровергнуть, потому что было воскресенье.
— Ты решил взять выходной? — съязвила Шарона.
— Я не мог раздобыть окончательную улику до сегодняшнего дня. Нашел бы ее и раньше, если бы заметил, что она была прямо передо мной все время. Не погрузись я глубоко в себя, понял бы, что происходит и остановил. Я должен извиниться перед вами обеими.
— О чем он говорит? — обратился Ладлоу к Стоттлмайеру.
— Полагаю, он готовится сообщить, кто убил Эллен Коул и Рональда Вебстера, — улыбнулся капитан.
— Мы уже знаем, — Ладлоу мотнул головой в сторону меня и Шароны. — Они и убили!
— Нет, Вы, — покачал головой Монк.
Ладлоу рассмеялся, а Стоттлмайер застонал.
— А не расширите ли вы оба список подозреваемых, помимо присутствующих в комнате? — протянул капитан. — За стеной целый город возможных убийц. Выберите одного из них!
— По крайней мере, Монк не утверждает, что это Вы или я, сэр, — подал голос Рэнди. — Разве теперь не наша очередь?
— День только начинается, — дернулась щека Стоттлмайера. — Еще не вечер.
Мне очень хотелось бы, чтобы Ладлоу оказался убийцей. Но, должна признать, мое сердце слегка приуныло. Что если Монк впервые ошибся? Шарона стояла вовсе без эмоций, и я решила, что она испытывает ту же амбивалентность, что и я.
— Монк шутит, капитан, — ухмыльнулся Ладлоу. — Разве у Вас нет чувства юмора?
— У меня-то есть, — признал Стоттлмайер, — а вот у Монка нет.
— Просто мое чувство юмора совершенно, — нахохлился Монк. — Как антисептик.
— Не уверен, что понимаю, о чем речь, — покачивал ногой Ладлоу.
— У Вас в тюрьме будет достаточно времени, чтобы подумать над этим, — отвернулся Монк.
Писака рассмеялся. — Ладно, теперь я понял. Очень сухое остроумие.
— Я действительно имел в виду то, что сказал. Вы убили Эллен Коул и Рональда Вебстера. Вы не успевали со сроками, и Вам пришлось убить кого-то после раздачи автографов, наблюдать, как разворачиваются события, а затем уже выбрать наименее вероятного подозреваемого, чтобы подставить его.
Монк снова подробно изложил доказательства, как и у себя дома в воскресенье. Могу ошибаться, но мне показалось, что он говорил теми же словами.
Ладлоу слушал с усмешкой.
— Я могу использовать Вашу речь в своем романе. Вернее, я обязательно использую. Но не волнуйтесь, Ваше имя я упомяну в благодарностях.
— Монк, ты пока не поведал ничего нового, только повторил сказанное вчера, — заметил капитан. — И прозвучало все не более убедительно.
Неприятно признавать, но он прав. Надежда моя быстро испарялась, как и надежда Шароны, судя по выражению ее лица.
— Я вчера оказался не прав, допустив мысль, что Ладлоу придумал свои схемы только из-за меня. Это не так. Не уверен, знал ли он, что меня вовлекут в расследование, до тех пор, пока мы не посетили раздачу его автографов в Лос-Анджелесе. Именно тогда он задумал подставить Натали и добавить новый поворот в сюжет книги.
— Как Вы можете такое предполагать? — возмутился Рэнди.
— Потому что события, повлекшие смерть Рональда Вебстера, начались в тот момент, — пояснил Монк. — Когда Натали воспользовалась своей кредиткой, покупая книжку Ладлоу про убийство, обставленное как нападение аллигатора.
— «Последнее слово — смерть», — закивал Дишер, — которому суждено войти в пантеон классических детективных романов.
— Спасибо, — поблагодарил Ладлоу.
— Хватит подлизываться, Рэнди, — набросилась Шарона, — это отвратительно!
— Вот что произошло, — потер руки Монк. — Ладлоу заглянул через ее плечо и подсмотрел номер кредитной карты, а потом, для закрепления успеха, выкрал квитанцию об оплате, когда подписывал книгу. Он использовал номер кредитки для заказа челюстей аллигатора с доставкой в Сан-Франциско на следующий день.
— Допустим, ты прав, — оживился Стоттлмайер. — Но как он узнал о связи Натали с пожарным?
— Он и не знал, — развел руками Монк.
— Он и не знал, — повторил капитан. — Не много ли неувязок в твоей теории?
— Ладлоу преподавал в Беркли, когда я раскрывал дело Золотоворотского Душителя, — пояснил Монк. — Он говорил, что собирался написать об этом книгу.
— Слишком поздно, — задергался Дишер. — Я уже работаю над ней! Только я внес некоторые изменения.
— Дай, угадаю. — Не выдержала я. — Теперь повернутого на обуви маньяка единолично поймал лихой лейтенант полиции Сан-Франциско.
— И убийцу называют Обувной Оборотень, — не понял сарказма Рэнди, — как и следовало называть изначально.