Дуглас Нельсон - Крадущийся кот

Нет, меня влечет не запах смерти, а воспоминание, трепещущее на краю моего сознания. Это началось, когда я обнюхивал первую жертву того, что, похоже, становится уже привычным эпизодом, а не единичной трагедией. Я тогда в первый раз учуял нечто такое неуловимое, однако знакомое, и это пробудило во мне любопытство, которое требовало удовлетворения. Несет ли эта вторая мертвая куколка на себе тот же запах? Не то чтобы я не нюхал двуногих раньше, живых или мертвых. Мне, например, сроду не удастся забыть противный запах того дохлого чувака на книжной ярмарке, который я сначала принял за плесень. В то же время, запах от этих убитых куколок соответствовал их положению: он был слабым, сладковатым и очень женственным — и я где-то встречал его раньше!

Нет, не духи. Более слабый и легкий запах. Это просто выводит из себя — иметь первоклассный нюх и не иметь возможности определить именно этот букет, который щекочет ноздри и дразнит память!..

Вот поэтому, невзирая на присутствие полудюжины официальных личностей, рыщущих вокруг тела, я натурально прошмыгнул между их деловитых, суетливых ног и притаился, ожидая удобного случая. Некоторые упрекают мою породу в пронырливости и прохиндействе, но действовать скрытно меня заставляет исключительно инстинкт самосохранения. Подходящий момент наступит, когда служители морга отвернутся или кто-нибудь отвлечет их внимание вопросом. И вот тогда я брошусь в объятия смерти — ну, фигурально выражаясь, конечно.

Их было много, и они ни на шаг не отходили от тела. Уже появился проклятый мешок, и я задрожал от злости. Мой нос — первоклассный, тончайший аппарат, но полихлорвинил — одна из субстанций, мешающих верно распознавать оттенки запахов.

И в этот момент я услышал тяжелую поступь больших ножищ. Раздавшийся голос привлек внимание ко-ронерской службы к тому месту, где тело лежало прежде, и неземному сиянию над пестрым ковролином, очерчивающему эту область.

На несколько долгожданных секунд маленькая мисс Китти была оставлена без внимания, как полевой цветочек на школьном балу.

Я воспользовался случаем и устремился к ней, в смысле, к ее неподвижному телу. Усы мои задрожали. Вкрадчивый запах пробрался в мои трепещущие ноздри. Вот оно! Мисс Китти была облечена в тот же странный аромат, что и ее мертвая предшественница.

Я на цыпочках удалился и спрятался под банкетным столом, покрытым свисающей до полу белой льняной скатертью. Неподалеку от меня похоронная команда деловито упаковывала бедную леди в мешок и укладывала на холодную металлическую каталку. Конечно, та ничего не чувствовала, но мои усы дернулись от негодования.

Нет, я не успокоюсь, пока не прослежу этот запах до его носителя. До убийцы.

Где-то там, далеко, за океанами, морями и лососями, мой старик поднимет свое благородное лицо к небу, подставит ветру грудь и будет гордиться мной.

Глава 21 Прогулки по темной стороне

Охранник не желал впускать Темпл обратно в зал, пока она не использовала в качестве пароля имя Молины. Вряд ли охрана отеля так уж боялась городских копов, но явно хотела, чтобы они убрались с их территории как можно скорее.

Вопреки мрачному обещанию Молины, сцена убийства была уже очищена. Ничего не напоминало о найденном здесь трупе, кроме легкого люминисцентного сияния пудры для тела на ковровом покрытии в том месте, где он лежал, — порошка фей, сияющей пыльцы, осыпавшейся с крылышек Динь-Динь, которой никто не удосужился похлопать.

Молина пошла навстречу Темпл. Она выглядела озабоченной.

— Расскажите мне о своем знакомстве с жертвой.

— Ее звали Катарина, — начала Темпл с самого начала. — Именно Катарина: с «а» после «т». Она произносила это очень… отчетливо, как ребенок, который потерялся и старается убедиться, что вы его хорошо поняли и отведете домой.

— Катарина? Вы уверены?

Темпл подпрыгнула от ее резкого тона:

— Разумеется, уверена! Мне пока еще не совсем отшибли мозги!

— Я не имела в виду… — Молина нахмурилась, то ли не в силах собраться с мыслями, то ли решая, что именно можно сказать Темпл, и сверилась с записями в своем блокноте. Свет от софита был одновременно слишком ярким и чересчур рассеянным, чтобы можно было читать.

_ Странно, — она поджала губы. — Все, с кем я разговаривала, уверяли, что ее зовут Китти. Китти Кардозо. Ее в городе хорошо знали. Она много лет работала здесь. У нее ребенок учится в колледже.

— Ребеноквколледже?.. — теперь растерялась Темпл. — Она выглядела года на двадцать четыре, не больше.

Глаза Молины не отрывались от блокнота.

— Тридцать пять. Рано начала.

— Работать в стрипизе или рожать? Молина вздохнула:

— Как правило, одно другому не мешает. Расскажите мне, что вы о ней знаете.

— Маска… кто-нибудь снимал с нее маску?

— Когда приехал коронер, для судебных фотографий.

— То есть, вы видели?..

— Синяки и ушибы на ее лице уже были, когда вы с ней встретились? В котором часу это было?

— Без десяти пять. Я уже собиралась уходить.

— Но задержались в гримерке. Зачем?

— Вбирала местную атмосферу.

— Похоже, ваша любимая атмосфера — запах убийства.

— Это удар ниже пояса, лейтенант! Ну, хорошо, вы правы, я хотела осмотреть место первого преступления. У меня было ощущение…

— Ну-ну?

— Что-то не так с убийством… убийствами. Как будто это… послание.

— Это послание о том, что какой-то псих бегает по городу и убивает женщин. Особенно тех, чья работа имеет сексуальный аспект.

— Вы точно уверены, что это мужчина?

— А вы нет?

— Обе жертвы были серьезными претендентками на победу в конкурсе. Дороти уже побеждала в нем однажды, а ее лицо могло затмить тысячесвечевую люстру. Катарина — Клтти — обладала фигурой, от которой «Плейбой» отдыхает, плюс грация, пластика и умение себя подать.

— То есть, вы полагаете, что их убил кто-то из соперниц. Что ж, физически сильная женщина теоретически могла это сделать. Но меня не интересуют теории, мисс Барр.

— Только факты, мэм?

— Именно.

— Хорошо. Я нашла Катарину — Китти — в гримерке. То есть, сначала я услышала всхлипы. Она пряталась за вешалкой с костюмами, забившись в угол, точно плачущий ребенок. Вы знаете, как испуганные животные прячутся — уши и хвосты торчат наружу, как будто, если они вас не видят, то и вы их не можете видеть. Вот так и она пряталась. Я сначала заметила ее туфли…

— Кто бы сомневался, — вставила Молина.

— Что, кстати, будет с туфлями и вообще с ее костюмом? Они такие классные. Китти их сама придумала.

— В полицейском участке в хранилище. До суда. Если, конечно, суд состоится. Продолжайте.

— Короче, я уговорила ее выйти, и вот тогда увидела ее лицо. Я тогда и не предполагала, что мое собственное лицо будет выглядеть так же буквально через несколько минут. Китти боялась какого-то мужчину. Она все время спрашивала, не стоит ли «он» в коридоре.

— Так что ваша теория о соперничестве рушится на глазах.

— Возможно. А возможно, у Китти был не один враг, а двое. Она говорила, что скоро будет в полном порядке, что собирается порвать с этим парнем… поэтому он ее и избил. Он хотел разрушить ее шансы на победу в конкурсе, потому что призовые деньги могли помочь ей начать новую жизнь. Но она все равно собиралась уйти, я точно знаю.

— Откуда?

— Она рассказывала про свои планы, про свой бизнес. Называла себя антрепренером с гордостью ребенка, торгующего лимонадом.

Глаза Молины опять скользнули по записям в блокноте:

— «Смех и грех». Темпл печально кивнула.

— Комический стрип-сервис. «Чистая радость», как она выразилась. Она была в отчаянии от того, что ее лицо пострадало перед конкурсом. Говорила, что даже тональный крем не скроет… Я теперь и сама убедилась, что это правда.

— Да уж. Темные очки в помещении — любимый аксессуар гопников, — заметила Молина, впрочем, не без сочувствия. — Кто-нибудь еще к вам сегодня привязывался?

— Только полиция и охранник на входе в зал, — ответила Темпл честно.

— Ладно, продолжайте.

— А это все. Я предложила ей сделать кошачью маску — и к костюму подходит, и лицо спрячет. Она засияла, как ребенок, который получил «Нинтендо» на Рождество. Когда я уходила, она была счастлива и готова действовать, только…

— Да?

— Она сказала мне, что плакала не от того, что ее избили, а из-за разрушенных планов на победу в конкурсе. Я тогда гадала, почему это так важно — не плакать, когда тебя бьют.

— А сейчас?

— А сейчас я знаю.

— Итак, вы оставили ее окрыленной, она помчалась делать маску, потом вернулась вечером, когда никого не было, чтобы порепетировать в ней… Почему?

— Она не хотела, чтобы кто-то знал, что с ней случилось. Скорее всего, она собиралась проверить, не будет ли маска мешать ей видеть, сужать угол зрения, не сделает ли ее неуклюжей… Ведь как она двигалась — это же была песня!.. Если бы испытания маски прошли гладко, она могла бы надевать ее на все последующие репетиции, и никто бы даже не догадался, что под ней скрывается.