Антонова Саша - Особенности брачной ночи или Миллион в швейцарском банке
— Я знаю, и ты все еще любишь меня. Такое не забывается! Вспомни, как ты ласкал мое тело! Вспомни, как ты меня целовал! Вспомни, что ты мне говорил! Ну посмотри же на меня! Ну ты же помнишь мое тело! Разве у твоей жены такое тело?!
Раздался треск разрываемой ткани, и я представила себе тот огонек похоти, который разгорается в глазах Хендрика, как он притягивает Марианну и впивается в ее губы тем сладким, жгучим поцелуем…
Не было сил слышать их жаркие стоны, и я бросилась бежать туда, где смыкалась бездна черного лабиринта.
Да, смыкалась бездна…
Я споткнулась и упала, больно ударившись локтем о камни. Огарок свечи покатился по полу и погас. Ну, вот и все… Я закрыла глаза и попыталась умереть.
— Господи, спаси и помилуй! — простонал кто-то во тьме. Мольба, казалось, доносилась сверху. Господи, грешен я, грешен… Жалкий червь, раб своих страстей… Да, прелюбодействовал, да, совращал! Но ты, Господи, сам искушал меня, посылая для хора хорошеньких мальчиков с ангельскими голосами…
— Не сваливай вину на Господа! — донесся еще один голос, но был он тих и бесплотен, будто говорил дух.
— Ай! — вскрикнул отец Бонифаций. — Кто здесь?
— Это я.
— Ох, как ты меня напугал… Эти твои вечные шуточки…
— А что, совсем неплохо получилось, а? — смех прошуршал сухими листьями. Мне послышалось в нем эхо бездонных ущелий.
— Рано смеешься, он догадался, — ехидно заметил отец Бонифаций. — Он читал книгу… эту… как ее… «Умозрительные рассуждения…», тьфу, ересь какая.
— Эх, отче, до седых волос дожил, а не понял, что в книгах все — ложь.
— Какая же ложь? Он ногтем пометил: «Яблоко, змий и стрела»!
— Хм-м, да? Догадался, выходит… Он, конечно, умен. Но и я — не дурак! — голос лукаво хмыкнул.
— Что же теперь делать? Все пропало?
Дух тяжело вздохнул и уже жестким голосом приказал:
— Магнусу скажи, чтобы загонщики упустили оленя возле развалин мельницы… И помни, ты со мной не разговаривал… Я умер, я — дух…
— Ага, — послушно согласился отец Бонифаций. Он кряхтя, поднялся на ноги, и его башмаки торопливо застучали по каменным плитам. Потом нерешительно остановились. — А как же?..
— Ступай… — сердито проговорил дух. — Не утомляй меня… Мне надо подумать о Вечном… — и он опять рассмеялся зловещим смехом.
Меня же подбросило, будто пружиной катапульты: дух, он сказал — дух! Вот он — Бледный Всадник на бледном коне, который явился в часовню и разговаривал с отцом Бонифацием! Бежать! Бежать!
Я слепо шарила руками по монолитной каменной стене, не понимая, откуда она взялась, ведь был же коридор. Зубы стучали от страха. Мне казалось, что бледный конь бесшумно летит на спиной. И сейчас он настигнет меня. Бледный Всадник склонится в седле, подхватит за талию, усадит на холку коня и умчит в ад.
Бледный Всадник настиг меня через мгновение. Его железный палец зацепился за рукав исподней сорочки. Я дернула руку изо всех сил. Палец скользнул вниз, рукав разорвался. Каменная глыба повернулась, увлекая меня за собой.
— А-а-а!!! — заорала я, вваливаясь в преисподнюю.
Дно у преисподней оказалось не так уж и далеко, и было оно мягким. Я шлепнулась в пушистый мех, в целый ворох хорошо выделанного меха. Полежала немного, наслаждаясь покоем и запахом дорогих шкурок, и решила остаться здесь навсегда. Любая женщина согласилась бы остаться здесь навсегда. Потому что я очутилась в сокровищнице Грюнштайна.
Призрачный свет просачивался через разноцветные стеклышки витража с изображением Пресвятой Девы Марии. Желтые, красные и зеленые блики скользили по крышкам сундуков, плетеным корзинам, набитым золотой и серебряной посудой, доспехам и оружию, украшенным драгоценными камнями.
Я бродила от одного сундука к другому, от одной корзины в другой. Поднимала крышки, пересыпала из одной ладони в другую горсти монет, накручивала на руки золотые цепи, упивалась богатством. Пока не наткнулась на дверку. Дверка! В стене была дверка. Я бросилась молотить руками и ногами, но никто не откликнулся, никто не пришел на помощь, и не было пути из волшебной пещеры, набитой сокровищами. Привалившись спиной к дверке, я сползла на пол и приготовилась умереть.
Смерть медлила. Мне надоело дожидаться ее, сидя на холодных камнях. Я побродила еще немного среди сундуков с бесполезными желтыми кругляшками, безвкусными золотыми украшениями и пустой посудой. Видно, судьба мне: умереть от голода и жажды. Но как же умереть без покаяния? Я подошла к стене, на которой сиял витраж с изображением Пресвятой Девы Марии, опустилась на колени и сказала:
— О, Господи, Иисус Христос и Мать Его Пресвятая Дева Мария! Примите в свое лоно несчастную женщину… Примите трофей, позабытую невесту, не венчанную жену… Господи, прости меня, я росла послушной дочерью и добропорядочной девушкой, я готовилась выйти замуж и нарожать детей… Но Ты, Господи, послал мне испытание, испытание горем и утратой… И послал мне силы, чтобы выжить и отомстить… «Око за око, зуб за зуб», как сказано в Писании. Но, Господи, я всего лишь слабая женщина, и я не смогла выполнить Твою волю… Да и как бы я смогла «око за око», если у него такие глаза? И он так смотрит! Прямо в душу… Прости меня, Господи… Господи?
Я подползла ближе к стене и дотронулась до ниши. Под витражом имелось небольшое углубление, а в нем стоял ларец. Ларец из черепаховых пластин, весь резной, украшенный жемчугом. И я сразу поняла, что в нем.
— Господи, ты не станешь возражать, если я примерю ее перед смертью? — спросила я и, не дожидаясь разрешения, откинула крышку.
Венец сиял синими всполохами необычайно больших алмазов. Даже в матушкиной шкатулке не было драгоценностей с камнями такой величины. А уж как красив был желтый алмаз в центре короны!.. Я благоговейно надела его на голову и огляделась по сторонам в поисках зеркала. В одной из корзин лежало отполированное серебряное блюдо.
Я вертела блюдо и так, и эдак, приноравливаясь к зыбкому свету и пытаясь рассмотреть свое отражение в неверных отблесках витражного окна. И услышала шаги…
Да, я услышала шаги за дверкой! Ну, вот и спасение! Спасибо Тебе, Господи!
— Ну, что там? — спросил грубый голос за дверкой.
— Да вроде ищут кого-то… — ответил ему другой.
— Кого ищут-то?
— Да вроде бабу какую-то…
— Какую бабу?
— Да вроде жену маркграфа…
— Да она ж, говорят, померла…
— Так тело и упер кто-то из могилы… Ироды…
— Сами вы ироды, — вклинился третий голос. — Живую ищут, живую… Не померла она… Машкерад то был, забава придворная…
— Тьфу!
— Да не-е-ет! — возразил четвертый. — Ищут шута!
— А что с ним?
— Помер!
— А чего ж ищут?
— Так помер, а тело из часовни пропало! Оборотень…
— Разговорчики! — рыкнул еще один голос. — Солдаты… мать твою… А ну! Выполнять приказ! Осмотреть все помещения! Каждый закоулок! Ищите женщину с длинными косами! Кто найдет — тому награда, пять золотых!
И загремели засовы.
Я заметалась среди сундуков и корзин: что будет, если солдаты найдут меня в сокровищнице? Вон, и награду уже назначили за мою голову!
Я шарила ладонями по стене возле кучи меховых шкур, моля Господа, чтобы потайная дверка открылась, чтобы спасение продолжалось…
И Господь услышал меня: под пальцами сдвинулся каменный выступ, разверзлась земля, и я по наклонному желобу соскользнула вниз, шлепнулась на пол, больно стукнувшись коленками, вскочила и ринулась по коридору. Коридор тут же кончился, я налетела грудью на стену. Стена распахнулась, как дверцы шкафа, и я кубарем вывалилась на шкуру медведя. Нос у медведя был черный и немного потертый. Медведю срочно требовался новый нос.
Да, требовался нос…
— Аньес! — закричал Хендрик и подхватил меня на руки.
— Ведьма! — проворчала Гунда, удаляясь в соседнюю комнату и плотно прикрывая за собой дверь.
Никогда в жизни я не была так счастлива. И я понадеялась, что все невзгоды позади.
Глава 22
Год 2005, после рассвета
Несчастья только начинались. Мы шли и шли, а потайной ход все не кончался. В голове шевелились неприятные мысли, что на роду мне, видно, написано погибнуть в Грюнштайне, если не от руки шута, то заблудившись в подземелье замка.
— Еще далеко? Может быть, лучше вернуться? Почему мы так долго идем? Ты знаешь, куда мы идем?
— Никто толком не знает всех ходов. Замок все время достраивали и перестраивали. Но мы уже где-то у реки. Слышишь, шумит вода.
Где-то действительно шумела вода. Под ногами хлюпало, пахло сыростью и плесенью. Я шла и злилась. Мне надоело это дурацкое приключение в раннеготическом стиле. Мне надоел страх, мне надоели Оливии, змеи, стрелы, шуты и сыщики.
Мне осточертел этот молчаливый сыщик. Ну и пусть считает меня бандитским наймитом и пособником. Ну и пусть молчит. На все мои вопросы он только хмыкал или ворчал, что сам ничего не понимает. Что это за сыщик, который ничего не понимает и не может найти выход из потайного хода? Черт дернул меня приехать в Грюнштайн! Как мне все надоело! Как я устала…
