Ольга Степнова - Леди не по зубам
Да ничего! Потому что третий снаряд в одну воронку ни один дурак не запустит. Слишком велик риск быть пойманным. Нужно будет сказать об этом Бизону, хотя… какая теперь разница. Мы всё равно не сможем ничего переиграть, ведь у нас только восемь часов, чтобы добрать до Ташанты, и это не так уж и много, учитывая трудный Семинский перевал в Алтайских горах, который не всем машинам удаётся преодолеть…
И ещё один вопрос, который тревожил меня, но который в связи с последними обстоятельствами ушёл на второй план.
Кто заказал Бизона?
И связан ли как-то этот заказ с целями нашего путешествия?.. Да и цели – какие они? Вслепую доставить контрабанду до монгольской границы? Стать громоотводом для бельгийских парней в случае разоблачения?
Может быть, не стоило идти на поводу у неведомого нам Жака Бреля и гнать «скул бас» на границу к определённому времени? Может, никаких заложников вовсе не существует, и нами опять пытаются манипулировать?
Я покосилась на Бизю и решила, что это соображение лучше для него не озвучивать. Роль спасителя – его любимая роль. Он ринется рисковать своей жизнью, даже если существует сотая доля вероятности того, что этим можно кого-то спасти.
И ещё один момент мне не нравился. Мартышка! В её таинственном исчезновении, в небрежно брошенной неподалёку от домика повязке с эфиром, мне чудился акт устрашения. Кажется, у мафии всегда так: хочешь напугать противника и предупредить его о смертельной опасности, – вспори брюхо его любимому хомячку. Или лошади. Или мартышке.
Бедная Яна…
Оставалось только надеяться, что раз не найдено её трупа, то скорее всего, это проделки деревенской шпаны.
Нужно будет покрепче привязать Рокки к металлическому поручню в салоне.
Ветер, бьющий в лицо, не давал думать. Тетрадные листы то и дело переворачивались. Лёгкая тряска мешала писать. Я отложила тетрадь, сунула карандаш в сумку и поняла, что умру, если не закурю. Приладить пламя зажигалки к сигарете мне так и не удалось – оно то и дело гасло, сшибаемое потоком встречного воздуха.
– Я в туалет, покурить, – сказала я Глебу. Он кивнул, не отрывая глаз от дороги.
Придерживаясь за полки, служившие кроватями, я прошла в конец салона, в грузовой отсек. Все пассажиры спали, навёрстывая упущенное из-за раннего подъёма. Только Ильич сидел на сиденье возле откидного стола и отрешённо смотрел на проносящийся за окном пейзаж. В его позе было отчаяние и горестное смирение с происходящим. Он походил зайца, случайно попавшего в капкан для медведя.
– Не дрейфь, прорвёмся! – подмигнула я Ильичу.
Туалет оказался занят. Чертыхнувшись, я закурила, привалившись к груде мешков с гуманитарной помощью, и тут услышала, из-за двери приглушённый голос, как будто кто-то говорил, прикрыв рот рукой. Прислушавшись, я поняла, что шёпот принадлежит Викторине. Без зазрения совести я припала ухом к замочной скважине.
– Да, дорогой, да! – горячо нашёптывала Лаптева неизвестному абоненту. – Говорю же тебе, что всё скоро закончится! Да, но это будет зависеть и от тебя! Прошу, не совершай необдуманных действий, не принимай скоропалительных решений! Будь осторожнее. За свои слова я ручаюсь. Да. Люблю. Целую. Жду с нетерпением встречи.
Замок щёлкнул, ручка повернулась, я еле успела отпрянуть к мешкам и сделать вид, что беззаботно курю.
Увидев меня, Лаптева заметно смутилась. Выглядела она неважно, и хоть фингал под глазом немного поблек, на лице у неё появилась нездоровая отёчность и выражение, словно она готова вот-вот разрыдаться. Это было так непохоже на железную, невозмутимую Лаптеву, что от удивления я приподняла брови.
– Здрассьте, – пробормотала она, сжимая в руке мобильник.
– С утра виделись, – напомнила я ей.
Викторина протиснулась через узкую дверь в салон с явным чувством неловкости.
Вот ведь загадка – если Лаптева так любит своего Марика, если желает его скорее увидеть и улететь с ним на Мальдивы, почему она не вернётся в Сибирск, предпочитая тащиться с нами в дальний, опасный путь? Неужели причина во внезапно вспыхнувшей страсти к юному Гаспаряну?! Эта мысль мне очень понравилась, и я обдумала её обстоятельно, со всех сторон, – так, что даже одной сигареты мне не хватило и я закурила вторую.
С тех пор, как парочку застукали в автобусе, Викторина и Ганс держались друг от друга подальше. Делали вид, что не замечают друг друга. Но я-то знаю, что за таким показным равнодушием могут кипеть неуправляемые, животные страсти!
Бедный Марик. Накрылись Мальдивы! Здравствуй, бабушка в Ереване…
Кто бы мог подумать, что такой сухарь как Викторина воспылает огнём к зелёному пацану! Что там она бормотала Марику про необдуманные действия и скоропалительные решения? И ещё что-то про осторожность. Может, её Марик пожарник? Или милиционер? В любом случае – идиот, потому что только идиоты думают, что серые мыши и синие чулки преданнее в любви, чем яркие красавицы. Ни за что бы зрелая красивая женщина не польстилась на Гаспаряна, потому что его южная, жгучая красота лишь фантик от конфетки, упаковка, обёртка несозревшей сущности и незрелой души.
Мои размышления прервал Дэн. Он ввалился в узкую дверь, заполнив собой грузовой отсек полностью, до отказа, словно и не было никакого пустого пространства.
– Куришь? – насмешливо спросил он.
– Нет, подслушиваю. Лаптева только что болтала в туалете по телефону со своим любовником. – Я выпустила дым и получилось так, что прямо ему в лицо. Впрочем, в этом тамбуре куда бы я его не выпустила, всё равно получилось бы, что в лицо.
– Я тоже люблю шокировать откровенностью.
– Да?!
– А ты не заметила?
– Нет.
Нужно было побыстрей свернуть этот пустой разговор, и идти в кабину, но…
Но сигареты оставалось на четыре затяжки. С чего ради мне было лишать себя удовольствия?..
– Услышала что-нибудь интересное?
– Тебя это не касается. Разве ты не торопишься вернуться в Сибирск, чтобы получить оставшуюся часть своих денег? Кстати, сколько всего тебе обещали заплатить за шкуру Бизона?
– Полтора миллиона.
Я присвистнула.
– Рублей, – уточнил он.
– Негусто, – поморщилась я. – Я бы сказала – по-детски. Приличную квартиру и то не купишь.
– Для начала мне бы хватило.
– Так беги за своими деньгами! Доказательства у тебя есть. Убийства нет, а доказательства есть! Кому ещё так повезёт?
– Не могу. Не могу я бежать за своими деньгами.
– Почему?
Первая затяжка. Длинная, крепкая, вкусная.
– Да потому, что ты ведь уже позвонила и сообщила своим знакомым ментам, чтобы они сцапали меня и того, кто придёт на встречу, в момент передачи денег?!
– Нет, ещё не успела. Но обязательно позвоню. Должна же я знать, кто заказал моего мужа!
– Я не хочу объясняться в ментовке и под протокол рассказывать свою историю. – Он вытащил сигареты и закурил. Теперь мы оказались на равных – оба дымили друг другу в лицо. В этом было соперничество, препирательство, вызов и ещё масса других, не очень понятных мне, но волнующих взаимофлюидов. Нужно было тушить сигарету и драпать в кабину от греха подальше, но… Оставалось ещё целых три затяжки.
– Без объяснений под протокол не обойтись, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал как можно насмешливее и твёрже. – Мы приедем и дадим показания в твою пользу. Так что, вперёд!
– Боюсь, что на данный момент я заработал не вторую часть денег, а пулю в лоб, – вздохнул Дэн. – Не думаю, что заказчик такой дурак, что поверит снимкам в то время, когда автобус упорно несётся к цели.
Пожалуй, он был в этом прав. Я затянулась. Вторая затяжка оказалась безвкусная и бесполезная для мозгов. Чтобы исправить это впечатление, я затянулась в третий раз и закрыла глаза, абстрагируясь от Никитина.
Я ледышка. А он белый медведь. Нам нет друг до друга никакого дела, потому что мы часть холодного континента и потому что мы привыкли друг к другу за время вечного ледяного соседства.
– Ладно, – сказала я, открывая глаза. – Поедешь с нами. Назначаю тебя телохранителем Бизи. Отвечаешь за его здоровье и жизнь. Идёт?
– Идёт. Хотя я бы с большим удовольствием…
– «Был бы твоим телохранителем», – договорила я за него.
Дэн насмешливо посмотрел на меня. Он умел говорить и делать пошлости так, что от них захватывало дух.
– Я хотел сказать, что с большим бы удовольствием вернулся домой, – улыбнулся он и неожиданно предложил: – Хочешь, я погадаю тебе по руке?
Оставалась последняя, четвёртая затяжка. Если бы не она, Никитину не удалось бы взять мою левую руку и развернуть её ладонью вверх.
– Ничего себе! – удивлённо воскликнул он. – Да тебя ждёт очень большой профессиональный успех! Вот смотри… – Он провёл пальцем по каким-то линиям. – А в личной жизни наметятся перемены. Вот видишь, линия любви и линия успеха будто бы борятся друг с другом и вступают в противоречие. Да тебе крышу снесёт от славы, признания и денег! Ты порвёшь старые связи и с головой окунёшься в новую, блестящую жизнь!
