Иоанна Хмелевская - Кот в мешке
Ни слова не проронила я на эту тему до тех пор, пока часть гостей не уехала, а часть занялась друг другом. Причем на этот раз в сад пошли Павел и Беата. Мы с Алицией остались в доме. Коты поняли, что территория свободна, осторожно, но с достоинством вступили в дом и разлеглись на своих любимых местах.
И тут я сказала Алиции свое мнение о ее комнате. Она, погруженная в свои размышления, в ответ лишь грустно покачала головой.
– Да, был такой момент, давно, лет семнадцать назад, когда я сама об этом думала. Но отказалась от идеи спрятать бумаги у себя, не знаю, может, это что‑то ненормальное, но я никому не могла доверять. Не потому, что меня окружали сплошные свиньи, но у людей может быть своя точка зрения, могут меня не послушать, могут что‑то изменить из лучших побуждений, считая, что я не права… А твое представление о святилище… знаешь, просто смешно. Думаешь, скажу – не входите без разрешения, и что, никто не войдет? К тому же люди любопытны… Честный человек знает о себе, что ничего не украдет, ничего не возьмет без спросу, просто войдет и посмотрит. И раз он человек честный, считает, что имеет право войти даже без моего разрешения, ведь вреда мне не нанесет. А если я держу грязное белье на видном месте? Это я привожу вопиющий пример, ты не думай.
– Я не думаю. Можешь продолжить: а если мне доставляет удовольствие любоваться украдкой на мужскую порнографию? Или я экспериментирую с отравляющими веществами? Или стихи сочиняю? Или пишу картины, от которых волосы дыбом становятся?
– И так далее. Вот именно. Единственная, в ком я была уверена – ни за что не заглянет, это ты. Очень прошу меня извинить.
– За что? Ты вроде бы комплимент мне сделала.
– Ничего подобного. Слушай. Ты тогда была молодой…
– Ты тоже.
– Но старше тебя. А ты была молодая и глупая, ничего не скажу, но честная, порядочная, иначе я бы с тобой не дружила, правда с приветом. И я решила тебя проверить. Я уезжала в Лунду, в Мальму, в город за покупками, а ты оставалась здесь. И ты ни разу не прикоснулась к дверям моей комнаты. Трех лет на проверку мне хватило.
Я глядела на подругу, не веря своим ушам. Сомневаться в моей честности – это же верх идиотизма! Уж так меня воспитали в семье, уж такой у меня характер. Да мне и в голову бы не пришло любопытствовать, что там у Алиции в комнате! С другой стороны… Я понимала подругу. И не стала расстраиваться и отчитывать ее. Хотя и обидно, конечно. Я лишь сказала:
– Слава богу, что в те времена я никогда не пила спиртного, могли ведь ноги подкоситься и я оперлась бы о твою дверь, чтобы не упасть. Нет, я не обижаюсь, а с годами все больше убеждаюсь, насколько ты меня… мудрее.
– Ладно, я покаялась, и хватит. А теперь вернемся к нашим баранам. Так вот, никому я не могла верить, может, бзик у меня такой, но отлично помню, семнадцать лет назад я перепрятала секретные документы, боясь, что моя комната в первую очередь привлечет возможного похитителя. И забыла где. Запомнила лишь, что рассуждала так: в лесу не видно деревьев, темнее всего под фонарем. Все равно где документы будут спрятаны, лишь бы не у меня в комнате.
Я простонала:
– Из этого следует, что они могут лежать где угодно. Если ты их сунула в кошачий мешок, значит, надо просмотреть все, даже тот, с драными колготками.
– Нет, только не в этот. Колготки предполагалось отправить в Польшу. А сейчас я пошла бы спать, может, хоть одна ночь пройдет спокойно…
Недобрый час только этого и ждал…
***
Проснулась я от шума. Разбудили меня то ли какие‑то крики, то ли стуки. Еще мало соображая со сна, я напялила халат и выскочила из комнаты. Это, конечно, очень громко сказано, какое уж тут «выскочила». С трудом сползла с кровати, схватила халат и, теряя по пути тапки, потащилась к двери, наталкиваясь на все, что попадалось по дороге.
До гостиной все же добралось. Жутко взволнованный Павел, почему‑то в полном одеянии, метался по комнате, не в силах сдержать беспорядочный поток слов.
– Я спал, но проснулся, услышал шум, вернее, грохот, что‑то повалилось. А что с дверью? Дверь в ателье была заперта или нет? И показалось мне – на террасе кто‑то есть. Вроде бы одна из вас на корточки присела… А шум доносился из ателье, я туда, а он на меня как кинется! Ну я его в морду, не поручусь, что осторожно, изо всех сил врезал! Клянусь вам, в ателье кто‑то был… и на меня набросился! А что мне оставалось? Вежливенько поинтересоваться, какого черта он тут по ночам шляется? Да не успел я подумать и того…
– Заткнись! – приказала Алиция. – Дайте ему чего‑нибудь. Говори по порядку и членораздельно.
Членораздельно не получится, ты хочешь слишком многого, а я только заснул и от шума проснулся, и не в себе, а он как набросится! Нетто я такое ожидал? Сроду в этом доме на меня не набрасывались. Даже убийцы. И он с лестницы покатился. И за ним много барахла, с грохотом…
– Давай с самого начала.
Получив воду и коньяк, Павел немного успокоился, но в нем все по‑прежнему бурлило, и сидеть он не мог, так и бегал по комнате, выкрикивая отдельные фразы.
– В саду мы были. И показалось – на террасе кто‑то есть. И вроде как один человек присел. На корточки.
– Почему на корточки?
– Ну, такое у меня создалось впечатление. Нет, не кошка, больше кошки. Человек, ясно! Я на Алицию подумал… нет, не о том, она… того… могла своими цветочками заниматься…
– Ночью? В темноте? Окстись, – сурово одернула парня Алиция.
– Я еще подумал – сейчас лампу зажжет… и мы подальше в кусты забились, а через ветки хорошо не разберешь. Ну, побыли мы немного в саду… Алиция, газончик у тебя – высший класс…
Мы с Алицией переглянулись.
– Слушай, помоги ему свернуть на прежние рельсы, – попросила я подругу. – Сам он не вспомнит тему…
– Павел, – попросила Алиция, – давай дальше. Потом вы вернулись домой. И что?
– Беата первая пошла в ванную. А я вроде как задремал маленько…
– И я ничего не слышала? – удивилась я.
– А я не спускала воду, не играла на трубе, – пояснила Беата. – Прихватила из кухни кувшинчик, очень удобный, и им сливала воду в унитаз, чтобы вас не будить.
– Холера! – не выдержала Алиция. – В нем я приготовила воду для поливки цветов, с особой подкормкой…
На Беату было жалко смотреть.
– Ох, я не знала… Прости меня, Алиция, хочешь, я куплю…
Пришлось вмешаться, а то бедняга в раскаянии начнет слишком убиваться и, пожалуй, кинется в магазин за подкормкой. А то и за новым бачком.
– Успокойся, нужнику подкормка не повредит. Павел, продолжай.
– На чем это я?.. – остановился Павел на полпути между двумя креслами и наконец рухнул в одно из них. – Ну, вот, Беата пошла умыться, а я на секундочку прилег на постель, нет, даже присел, и вроде как заснул… Да нет, чего там, мертвецки вырубился.
Теперь мне стало понятно, почему Павел в полном одеянии и даже обуви, хотя ночь уже встречалась с рассветом.
– Понятно, – одобрила хозяйка рассказчика. – И что было потом?
Что‑то меня разбудило, вероятно шум из ателье. Заспанный, в чем был, я бросился в ателье поглядеть, что там. А пока открывал пропасть дверей по дороге…
– Всего две.
– Зато раздвижные, плохо открываются. Пока я с ними воевал, в ателье все стихло. Я вбежал, не успел зажечь свет, а он на меня как набросится! Ну, что уставились? Я должен был его вежливо спросить, что он тут у нас делает среди ночи, так, по‑вашему? А не сразу в морду? А я сразу. А он оказался какой‑то слабосильный, даже мягкий какой‑то, тут же и полетел с лестницы, пересчитывая ступеньки.
Алиция сорвалась со стула.
– Что?!
– Что слышишь! Десятый раз тебе повторять?
– Господи Иисусе! И где он теперь?
– Должно быть, там и лежит. А вы как думали? Да чего вы так вздрючились?
– Езус‑Мария, покрошил человека, сбросил его с лестницы, там и убиться недолго. В этом балагане, где полно ящиков, досок, стекла, лежит раненый, может, с переломом позвоночника, а мы тут беседуем, вместо того чтобы вызывать скорую помощь!
Бросились в мастерскую. По лестнице спуститься не смогли. Она оказалась заваленной не только обычным барахлом и коробками, но и деревянными обломками ненужных встроенных полок и прочих деревяшек. Все это давным‑давно хозяйка аккуратно установила по стеночке, подперев другим барахлом. Однако учитывая, что книжные и другие стенки обычно устанавливаются у ровных стен, а лестница в ателье, как ей и положено, спускалась вниз, сооружение оказалось довольно хлипким и рухнуло, как оно и должно было случиться, по дороге круша все, что можно было сбросить и сломать.
В жуткой спешке, разбирая и раскидывая в стороны со ступенек и доски и коробки, мы пробивались вниз. Вот до конца лестницы осталось метров пять, а мы еще не добрались до лежащего внизу человека. Посмотреть вниз я боялась, да и под ноги надо было глядеть, чтобы самой не свалиться. И все же глянула я вниз через оставшиеся пять метров баррикады, и мне стало плохо. До такой степени плохо, что закружилась голова и я вынуждена была ухватиться за перила.
