Карл Хайасен - О, счастливица!
Фингал был настолько взвинчен, что патриотически пинал машину, шипы туфель для гольфа оставляли на ней безупречные дырочки. Бод Геззер, однако, не выказывал никакого негодования.
Пухл отложил винтовку и сграбастал Роберто Лопеса за воротничок.
– Ну ладно, хитрожопый. – Пухл вспомнил суровый допрос на обочине, устроенный Бодом работникам-иммигрантам. – Назови-ка мне четырнадцатого Президента США!
– Франклин Пирс, – напряженно ответил молодой человек.
– Ха! Франки кто?
– Пирс. – В голосе Бода сквозила горечь. – Президент Франклин Пирс, верно. Чувак прав.
Уязвленный Пухл отступил:
– Твою бога душу мать!
– Я сваливаю, – заявил Бодеан Геззер и направился к пикапу. Пухл дал выход своему разочарованию, ударив несчастного брокера по носу, а Фингал сосредоточил усилия на кузове «мустанга».
Чтобы отделаться от судебных исполнителей, нанятых отдельно проживающим мужем, Мэри Андреа Финли Кроум начала называть себя Джули Ченнинг [30] – слабо завуалированная дань уважения двум самым любимым бродвейским актрисам. Мэри Андреа была настолько твердо настроена сопротивляться бракоразводному процессу, что зашла еще дальше: в придорожном мотеле за Джексон-Хоул, штат Вайоминг, она обрезала густые рыжие волосы и карандашом нарисовала новые широкие брови. В тот же день она приехала в город, где неудачно прослушивалась для скандальной, но интригующей постановки «Оливера Твиста».
Вернувшись в Бруклин, Дик Тёрнквист извлек из Интернета список театральных промоутеров в западных сельских штатах. Он отправил каждому факс с последним публичным снимком Мэри Андрея Финли Кроум в сопровождении краткого запроса, намекающего на семейные неприятности на Востоке, – не видел ли ее кто-нибудь? Режиссер из Джексон-Хоул озаботился ответить по телефону. Он сказал, что женщина на фотографии весьма похожа на актрису, которая только вчера пробовалась сразу на роли Фэджина и Артфула Доджера. И хотя, по словам режиссера, певческий голос мисс Джулии Ченнинг подходил превосходно, над ее акцентом кокни стоило поработать. «Она бы справилась с Ричардом Вторым, – объяснил режиссер, – но мне-то нужен воришка-карманник».
К тому моменту, как Дик Тёрнквист нанял местного частного сыщика и дал ему задание, Мэри Андреа Финли Кроум уже покинула горный городок.
Тёрнквиста впечатляла ее непоколебимая тяга к сцене. Зная, что за ней гонятся, Мэри Андреа продолжала выдавать себя. Смена профессионального имени, хоть и могла уязвить самолюбие, была не самой удачной уловкой. Мэри Андреа могла раствориться в любом городе и устроиться на любую анонимную работу – официантки, служащей в приемной, барменши – с ненамного меньшим жалованьем. И тем не менее она предпочитала играть, несмотря на риск обнаружения и вызова в суд. Быть может, она была неудержимо предана своему ремеслу, но Тёрнквист полагал, что объяснение другое: Мэри Андреа требовалось внимание. Она жаждала света рампы, не важно сколь далекого и скоротечного.
Что ж, раздумывал Тёрнквист, кто не без греха.
Она могла назваться как угодно – Джули Ченнинг, Лайза Бэколл, не важно. Юрист знал, что в итоге достанет будущую экс-миссис Кроум и вынудит ее присутствовать в зале суда.
Поэтому он вовсе не был потрясен, когда позвонили из «Реджистера» и сообщили, что Том Кроум погиб во время подозрительного пожара у себя дома. Всего лишь час назад переговорив со своим клиентом, живым, необугленным и находящимся в отеле Корал-Гейблз, Тёрнквист понял, что газета вот-вот совершит огромную ошибку. Посвятит первую полосу покойнику, которого не было.
И все же адвокат решил не просвещать молодого журналиста на другом конце линии. Тёрнквист осторожно постарался не врать в открытую – этого не требовалось. К тому же репортер не спросил Тёрнквиста, говорил ли он в тот день с Томом Кроумом или, может, имел какие-то основания предполагать, что Том Кроум не погиб.
Вместо этого журналист спрашивал:
– Сколько лет вы уже были знакомы? Какие у вас самые любимые воспоминания? Каким, по-вашему, ему хотелось бы остаться в людской памяти?
Все вопросы, на которые Дику Тёрнквисту не составило труда ответить. Он не стал этого говорить, но на самом деле был благодарен «Реджистеру» за избавление от дальнейших затруднений в слежке за Мэри Андреа Финли Кроум. Едва услышав новости, она, естественно, решит, что может прекратить убегать, смерть Тома снимет ее с крючка – с точки зрения судебного процесса; ей уже нет нужды продолжать свои увертки. Мэри Андреа всегда больше заботилась не о том, чтобы сохранить брак, а о том, чтобы избежать клейма развода. Последняя настоящая католичка, по словам ее отдельно живущего мужа.
К тому же она переигрывала. Дик Тёрнквист предполагал, что Мэри Андреа сядет на первый же самолет во Флориду, чтобы сыграть неотразимую роль убитой горем вдовы – позировать во время мучительных телеинтервью, посещать плаксивые вечера памяти при свечах, стоически объявлять о журналистских стипендиях, названных в честь супруга-мученика.
А мы ее подождем, подумал Дик Тёрнквист.
В телефонной трубке репортер из «Реджистера» заканчивал свое интервью:
– Спасибо, что поговорили со мной в такой трудный момент. Последний вопрос: что вы, как близкий друг Тома, думаете о случившемся?
Адвокат ответил вполне правдиво:
– Знаете, не верится, что это правда.
Утром 2 декабря Бернард Сквайрз позвонил Кларе Маркхэм в Грейндж, чтобы узнать, сообщили ли продавцам Симмонсова леса о его щедром предложении.
– Но прошло всего три дня, – возразила она.
– Вы с ними даже не говорили?
– Я звонила, – соврала Клара. – Сказали, что мистер Симмонс в Лас-Вегасе. Его сестра в отпуске на островах.
Бернард Сквайрз заметил:
– В Лас-Вегасе есть телефоны, это я точно знаю.
Обычно Бернард не был столь нетерпелив, но Ричарду
«Ледорубу» Тарбоуну срочно требовалось произвести тайное изъятие с пенсионных счетов профсоюза. Причину этой семейной необходимости Бернарду Сквайрзу не сообщили, а он подчеркнуто выказал отсутствие любопытства. Но поскольку покупка недвижимости во Флориде была решающей в отмывании денег, Ледоруб проявил личную заинтересованность в продвижении дела. Ничего этого Бернард Сквайрз Кларе Маркхэм откровенно поведать не мог. Она сказала:
– Я постараюсь снова связаться с ними сегодня утром. Обещаю.
– А других предложений нет? – поинтересовался Бернард.
– На обсуждении – ничего, – сказала Клара, что было чистейшей правдой.
Как только человек из Чикаго повесил трубку, она набрала номер в Корал-Гейблз, который оставила Джолейн. Регистратор мотеля сообщил, что мисс Фортунс с другом выехали.
Тогда Клара Маркхэм с крайней неохотой позвонила поверенному, который занимался имуществом покойного Лайтхорса Симмонса. Она выложила предложение пенсионного фонда на сорок четыре акра в предместьях Грейнджа. Поверенный сказал, что три миллиона кажутся вполне справедливой ценой. Он, похоже, был уверен, что наследники с радостью на нее согласятся.
Клара тоже была в этом уверена. Ей было неудобно перед подругой, но бизнес есть бизнес. Симмонсов лес будет потерян, если только Джолейн не поможет чудо.
Когда часом позже телефон Бернарда Сквайрза зазвонил, тот подумал, что это, наверное, Клара Маркхэм с хорошими новостями. Но это была не она. Это был Ричард Тарбоун.
– Меня достало это дерьмо, – заявил он Сквайрзу. – Живо поднял жопу и поехал во Флориду.
И Сквайрз поехал.
Они покинули «Комфорт-Инн» вскоре после визита Моффита. Агент прибыл прямо из квартиры подонка. По его сжатым губам сразу стало ясно – билета нет.
– Черт! – сказала Джолейн.
– Кажется, я знаю, где он.
– Где?
– Он спрятал его в резинку. Этот, в камуфляже.
– В резинку? – Джолейн прижала стиснутые кулаки ко лбу, стараясь сдержать тошноту.
– В «Троянце», – добавил Моффит.
– Спасибо. Я все поняла.
– Он наверняка носит его где-то на себе.
– В бумажнике, – предположил Том Кроум.
– Да, вероятно.
Моффит сухо рассказал им про обыск у Бодеана Джеймса Геззера – антиправительственные плакаты и наклейки на бампер, оружейные журналы, грызун, презервативы в мусорной корзине.
– И что теперь? Как нам найти билет? – спросил Кроум.
– Дайте мне неделю.
– Нет, – покачала головой Джолейн. – Я не могу. Время уходит.
Моффит пообещал заняться всем, как только вернется из Сан-Хуана. Ему нужно было давать свидетельские показания по наложению ареста на имущество – нелегальные китайские автоматы, провезенные с Гаити.
– Я разберусь с этими типами, когда вернусь. Остановлю на дороге, обыщу со всем пристрастием. Пикап тоже проверю как следует.
– Но если…
– Если его там не окажется, то… черт, я не знаю. – Моффит, стиснув челюсти, уставился в окно.
