Ли Голдберг - Мистер Монк и «синий грипп»
— Попались, — обрадовалась я, мысленно рассуждая, достаточно ли таблеток я приняла. — Как вы можете считать и говорить со мной одновременно?
— Я считаю в уме.
— В то же время, что и говорите? — уточнила я.
— Конечно, — подтвердил он. — А разве ты так не умеешь?
— Нет, — На самом деле, я вообще едва могла думать. Мне казалось, что мой мозг пытался вырваться из черепа.
— Это объясняет, почему ты не смогла понять простого объяснения убийства офицера Милнера.
— Простого?! — Вскрикнула я. Да, вскрикнула. И не горжусь этим.
— Простого, — кивнул он.
— Как офицер Милнер выяснил, что Чарльз Геррин был Золотоворотским Душителем?
— Я не знаю.
— Какие доказательства у Вас в пользу того, что офицер Милнер и Бертрам Грубер виделись в течение последних восьми месяцев?
— Иначе у Грубера не было бы этой информации, — пробормотал Монк.
— Это не доказательство, — я стиснула виски. — Это предположение. Как собираетесь доказать, что офицер Милнер раскрыл убийства, а затем рассказал об этом Груберу?
— Это незначительная деталь.
— Не обижайтесь, мистер Монк, но, как по мне, это похоже на значительную деталь. Разве без этого Вы сможете установить мотив Грубера убивать Милнера?
— А почему, ты думаешь, я хожу?
— Есть только два человека, которые могут подтвердить Вашу версию. Офицер Милнер и Бертрам Грубер, — еле выговорила я. — Милнер мертв, а Грубер не скажет. Итак, где возьмете доказательства?
Монк прошелся взад и вперед. И снова туда и обратно.
— Мне нужно фото из офиса Милнера. Можете мне его дать?
— Возможно, — сказала я. — Зачем?
Монк прошелся взад и вперед еще раз и затем остановился. — Двадцать восемь.
— Вы закончили думать?
— Да, — засиял Монк. — Теперь пришло время для определенных действий.
22. Мистер Монк навещает Душителя
В наши дни посещение тюрьмы похоже на пересечение аэропорта, только с собой не разрешается брать личные вещи. Нужно пройти через раму металлоискателя, и даже если не сработает сирена, все равно охранник может осмотреть вас при помощи ручного прибора, а может и физически прощупать.
За исключения случаев, если вы — Эдриан Монк.
Охранники окружной тюрьмы знали его сильное отвращение к прикосновениям. Поэтому они сделали удивительную вещь: позволили ему самому обыскать себя!
Да-да, это правда. Он сам себя обыскал на контрольно-пропускном пункте. И, поверьте мне, зрелище еще то!
Он прохлопывал свое тело и так и сяк, словно по нему ползали муравьи, пока охранники с каменными лицами наблюдали за его телодвижениями.
Но прохлопывал очень тщательно.
— Ой-ой, — он хлопнул себя по карману. Полез в него так осторожно, словно там могла оказаться мышеловка, и вытащил блестящий четвертак. — О чем я думал, беря его в тюрьму?!
— Какой вред можно причинить четвертаком? — спросила я.
Монк покачал головой и посмотрел на охранников. — Она новенькая, — потом взглянул на меня. — Из этой монеты можно выточить крошечный, но смертельно опасный наконечник стрелы.
— Я, конечно, слышала, что заключенные делают заточки, но наконечники стрел — новость для меня.
— Потому что неутомимое трудолюбие этих прекрасных охранников помешало арестантам их делать, — босс бросил четвертак в корзинку, в которой лежали его бумажник и другие личные вещи.
Один из дюжих охранников шагнул ко мне, чтобы ощупать.
— А можно я тоже сама обыщу себя? — пропищала я.
Охранник покачал головой.
— Но вы позволили это мистеру Монку, — запротестовала я.
— Он — исключение, — пробасил страж.
И не поспоришь. Меня обыскали.
Нас провели в глухой зал для свиданий, где были лишь серые стены, металлический стол и четыре стула, прикрученные к полу.
— Мне нравится, как здесь все устроено! — похвалил Монк.
Это не сарказм. Ему действительно понравилось. Стол стоял в центре помещения, а стулья располагались на равном расстоянии друг от друга, создавая ансамбль идеальной симметрии.
Монк несколько раз обошел вокруг стола, касаясь углов кончиками пальцев.
— Какая красота! — восхищался он. — Как скульптура. Интересно, можно ли у меня дома устроить так же?
— Вы хотите, чтобы Ваша квартира выглядела как тюрьма?!
— Напомни мне узнать имя дизайнера перед уходом, — попросил он. Дверь открылась, и охранники ввели Чарли Геррина, закованного в цепи и одетого в оранжевый комбинезон. Его посадили на стул и приковали ногу к болту с проушиной на полу.
— Это необходимо? — поинтересовался босс.
— Он убил трех женщин голыми руками, — напомнила я.
— Стукните в дверь, если мы понадобимся, — сказал один из охранников. — Мы будем снаружи.
Они вышли и закрыли дверь. Мы сели напротив Геррина. Он таращился на меня как на эскимо в жаркий денек.
— Здравствуйте, — поприветствовал Монк. — Позавчера я был Вашим заложником. Вы можете не узнать меня, поскольку я находился к Вам спиной и с пистолетом у головы.
— Я Вас помню, — прохрипел Геррин, бегая глазками вверх и вниз по моему телу. — А кто она?
— Не называйте ему моего имени, — быстро отреагировала я. — Не хочу, чтобы этот монстр знал обо мне хоть что-нибудь.
Последнее, чего мне хотелось, — получать письма, сообщения электронной почты или звонки от Чарли Геррина и его тюремных дружков.
— Она — та, кого я знаю, и постоянно сопровождает меня. Я бы хотел задать Вам несколько вопросов.
— Можете спрашивать что угодно, — осклабился маньяк, — но я не отвечу на ваши вопросы без стимула.
— Вроде какого? — заинтересовался Монк.
Геррин улыбнулся мне. — Я хочу твой левый ботинок.
— Помечтай! — огрызнулась я.
— В том-то и проблема, — щерился Геррин. — У меня есть только мечты. Они отобрали у меня коллекцию сувениров. А здесь мои потребности нелегко удовлетворить.
— Так тебе и надо, — процедила я.
Геррин пожал плечами. — Нет ботинка — нет ответов.
Монк умоляюще посмотрел на меня. — Дай ему свой ботинок.
— Нет, — отрезала я.
— Это же старый ботинок, — упрашивал он.
— Ну и что?
— Он весь потертый и грязный, — не унимался Монк.
— Это не аргумент, — разозлилась я. — Вы знаете, зачем ему моя обувь! Знаете, что она значит для него. И, в самом деле, хотите осуществить его больные, извращенные желания?
— А ты хочешь оставить убийцу на свободе? — укорил босс.
Вот обязательно ему нужно поставить вопрос таким образом? Я нагнулась, сняла ботинок и бросила на стол.
— Теперь довольны?
Геррин очень деликатно поднял его, как будто это хрустальная туфелька, и поднес к своему носу. Глубоко вдохнул и закрыл глаза от восторга.
Монк поморщился от отвращения, как и я.
— Боже, — передернулся босс, — Вы так, так, так отвратительны!
— Следующий раз, когда у меня окажется женская обувь, случится нескоро, — пожирал меня глазами Геррин, — поэтому хочу насладиться сполна.
— Быстрее задавайте свои вопросы, — поторопила я, — хочу поскорее убраться отсюда!
— Я тоже, — признался Монк. — Дай ему второй ботинок.
— Что? — не поняла я.
— Дай ему второй ботинок, — повторил он.
— Я не хочу ее второй ботинок, — отказался Геррин.
— Все равно дай ему, — приказал Монк.
— Больше я ему ничего не дам!
— Она может оставить его у себя, — милостиво разрешил убийца.
— На тебе сейчас только один ботинок, — напирал босс. — Будь благоразумна, ты не сможешь уйти отсюда с одним ботинком.
— Нет, смогу.
— Нет, не сможешь, — возразил он.
— Я не дам ему свой второй ботинок, — я упрямо сжала губы.
— Что ты собираешься делать с одним ботинком?
— Собираюсь носить, а не отдавать ему.
— Мне он и не нужен, — влез Геррин.
— Этот ботинок будет постоянно напоминать, что второй ты отдала ему, — не унимался Монк. — Неужели ты не хочешь этого забыть?
Я посмотрела на Геррина, любовно поглаживающего и нюхающего мою обувку. Нет, помнить это мне совсем не хочется.
— Хорошо, — я сняла ботинок и швырнула его на стол. — Наслаждайся, извращенец!
— Зачем мне правый ботинок? — Геррин толкнул его назад. — Он не идет ни в какое сравнение с левым!
— Возьмите его, — Монк кончиком указательного пальца подтолкнул ботинок к Душителю.
— Нет, — Геррин отбросил его.
— Либо берете правый, либо я отбираю левый, — пригрозил Монк.
— Нет, не отберете, — насупился Геррин.
— Нет, отберу!
— Тогда я не стану отвечать на вопросы, — злобно зыркнул Геррин.
— Обувь всегда должна быть в паре, — Монк ударил кулаком по столу, вскочил и уставился на Геррина с таким праведным гневом, которого я прежде в нем никогда не замечала. — Таков естественный порядок Вселенной. Уже достаточно плохо, что Вы убили трех женщин, а если нарушите еще и вселенский порядок, будет совсем скверно! Я ясно выражаюсь?!
