Михаил Серегин - Шесть извилин под фуражкой
– Т-ты кто? – не вынимая изжеванного окурка изо рта и с трудом выговаривая слова, спросил объект.
Ребята не поняли, к кому именно относился этот вопрос, но, так как Дирол первым позвонил в дверь, то и ответил он же:
– Милиция. Предъявите ваши документы.
– Ми… милиция, – едва выговорило «оно». – А я ничего не сделал.
– В том-то и беда, что ты вообще ничего не делаешь, только пьешь, – проговорил Дирол, отодвигая объект в сторону и заходя в квартиру.
И тут же в нос Зубоскалину ударил такой смрад, что Санек даже покачнулся.
– Ребята, зажмите носы, – предупредил он своих товарищей, которые все еще находились на лестничной площадке. – Итак, это вы – Федор Рюхин?
– С утра был Рюхин, а теперь уже Хрюхин, – пьяненько захихикал хозяин квартиры.
– Так, понятно, – деловито кивнул Дирол, продвигаясь все дальше по коридору между рядов пустых бутылок и всевозможного мусора. – Кроме вас, в квартире еще кто-нибудь есть? – задал он вопрос.
– Есть, – кивнул Рюхин-Хрюхин. – Моя совесть.
– Ее мы уже успели заметить, – усмехнулся Леха Пешкодралов, затыкая нос и переступая порог.
За ним показался Федя, который нос закрывать не стал, а отодвинул ворот собственной рубашки и уткнулся лицом в ткань, пахнущую душистым мылом, потому что Ганга был человеком очень аккуратным и вещи свои стирал регулярно и именно душистым мылом, как научила его бабушка.
Правда, чтобы проделать столь сложный трюк, Феде пришлось присесть и нагнуться, от чего он стал намного ниже ростом.
На Рюхина, как и предполагал Дирол, Ганга произвел ошеломляющее впечатление.
– А это кто? – будто бы протрезвев, совершенно четко спросил Федор, но так как ему никто не ответил, он сам решил: – Наверное, собака. – Повернувшись, он крикнул в глубь квартиры: – А какой породы ваша псина? Она меня не съест?
– Если будешь плохо себя вести, то съест, – откликнулся Дирол и тут же спохватился: – Какая еще собака? Совсем сдурел, пьяный дурак.
– Это он меня собакой назвал, – громко пояснил Федя, так и не убирая лица от своей рубашки.
Рюхин совсем обалдел, когда собака неизвестной породы заговорила.
– Так она еще и говорящая? – вытаращил он глаза на Федю, которому совершенно уже разонравилось сравнение его с собакой. Он, распрямившись, оскалился в улыбке и сказал:
– А вот собака превращается в элегантного негра.
– Ни фига себе, вот это круто, – присвистнул алкоголик. – А ну-ка еще раз.
– Еще раз, и получишь в глаз, – помрачнел Ганга. – Пройдемте, гражданин Рюхин, в вашу комнату.
– У-у, – замычал алкоголик, скорчив уморительную физиономию, – я так не играю. Теперь уже совсем не смешно, – но все же последовал за Гангой.
В комнате царил не менее страшный беспорядок, чем в прихожей. Из всего убранства можно было заприметить только стол с ободранной и прожженной местами столешницей да старую раскладушку без каких-либо признаков постельного белья на ней. Квартира была однокомнатной. Курсанты пока успели осмотреть только прихожую и кухню, но Лимонникова обнаружить им не удалось.
Дирол прошел по комнате, заглянул под стол, затем под раскладушку и констатировал:
– Никого нет.
– Я на кухне поищу, – откликнулся Пешкодралов.
– А я в ванной, – вызвался Ганга.
Через несколько минут они вернулись с разочарованными лицами, из чего Дирол понял, что обыск квартиры Рюхина положительных результатов не дал, а значит, следовало приступать к непосредственному допросу хозяина квартиры, который, устав наблюдать за мельтешащими взад и вперед курсантами, присел на краешек раскладушки, подпер голову ладонями и решил вздремнуть. Мол, пока милиция выполняет свою работу, простому человеку можно и поспать.
– Эй, гражданин Рюхин, проснитесь, – потряс его за плечо Санек.
– Чего? – открыл мутные глаза Рюхин, пытаясь поднять голову, чтобы взглянуть на Дирола. Но сил у него хватило только на то, чтобы снова плюхнуть голову на подставленные ладони.
– Вы знаете Валерия Лимонникова? – продолжал тем временем допрос Дирол.
– Нет, не знаю, – немного подумав, отрицательно замотал головой Рюхин.
– Врете, – вставил Леха.
– Может, и вру, – не стал спорить алкаш.
– Будете врать, заберем вас в отделение, – пригрозил Дирол. – Отвечайте, когда вы в последний раз видели гражданина Лимонникова?
Рюхин всхлипнул, затем неожиданно засмеялся, а потом и вовсе дико захохотал. Дирол переглянулся с Федей и спросил:
– Чего это он?
– Похмельный синдром, – пояснил Ганга. – А может, и еще что похуже.
– Какой синдром? Горячка у него белая, – поставил свой диагноз Пешкодралов. – Разве нормальный человек станет смеяться над вопросом о том, где гражданин Лимонников?
При фамилии «Лимонников» Рюхин, который уже было начал успокаиваться, вновь схватился за живот.
– Может, неотложку вызвать? – почесал затылок Дирол.
– Неотложка ему уже не поможет, – вздохнул Федя, наклонился к Рюхину и спросил: – Эй, дядя, ты чего ржешь-то?
Рюхин посмеялся еще немного, а потом сказал:
– Да я лимонов уже лет пять не ел. Хотя нет, заходил недавно ко мне Лерик, так он притаскивал на закуску, сказал, что у жены из холодильника стащил.
– Лерик? – вопросительно поднял брови Дирол. – Какой еще Лерик?
– Лерик… Лерик… – бормотал Ганга и вдруг воскликнул: – Ну точно, Лерик – это Валерий!
– Правильно, – неожиданно подтвердил Рюхин. – У него и в паспорте так написано.
– А фамилия у него какая в паспорте? – спросил Санек.
– Длинная, – многозначительно поднял указательный палец вверх хозяин квартиры и, подумав, добавил: – Я потому ее и не смог прочитать.
– Все понятно, – изрек Пешкодралов. – Этот Лерик-Валерик и есть Лимонников. Ты, дядя, давно этого Лерика видел?
– Вчера, а может, и позавчера, – неопределенно пожал плечами Рюхин. – Не помню я.
– Да, по-моему, здесь нам делать больше нечего, – разочарованно протянул Дирол. – Пошли отсюда.
Курсанты развернулись и, перепрыгивая через кучи всевозможного хлама на полу, двинулись в прихожую.
– Подождите, – шатаясь, выскочил за ними Рюхин.
– Чего еще? – недовольно обернулся шествующий позади всех Пешкодралов.
– И все же скажите мне, какой породы ваша собачка? Я бы себе тоже такую завел, – мечтательно протянул алкоголик.
Леха хмыкнул, подумал и бросил напоследок:
– Ганга.
– Надо будет запомнить, – честно пообещал Рюхин и поплелся в комнату, на ходу все время повторяя: – Ганга, Ганга…
Что за порода такая? Не забыть бы.
* * *В отличие от мирного и кроткого пьяницы Рюхина, с Катькой Ворихой дела обстояли намного сложнее. Во-первых, еще не доходя до подъезда, Веня и близнецы уже услышали песни и крики.
– Интересно, кто это во вторник решил вечеринку закатить? – удивился Кулапудов, а Андрей поднял голову, осмотрел окна дома и, указав пальцем на одно из них, сказал:
– Кажется, это вон там.
– И, кажется, это именно в квартире Катьки Ворихи, – сделал еще более точное предположение Антон, сверив написанный на бумажке адрес с расположением окна.
– Значит, их там много, – подвел итог Веня. – Хорошо, если силы окажутся равными.
Песни доносились действительно из квартиры Катьки Ворихи. Мало того, курсантам даже не пришлось стучать или звонить, потому что входная дверь квартиры оказалась открытой.
– Входим одновременно, сразу рассредоточиваемся, ориентируясь на возможные очаги опасности, – выдвинул стратегию Веня.
– А может, кому-нибудь одному все-таки здесь остаться для прикрытия? – не согласился с ним Андрей. – Вдруг они из квартиры убегать начнут?
Веня призадумался и наконец решил, что в словах старшего Утконесова есть определенная доля здравого смысла.
– Тогда здесь останусь я, а вы идите, – сказал Веня. – Если они убегать станут, тут-то я их и встречу.
Близнецы переглянулись, Андрей дернул себя за ухо и прикрыл ладонями лицо, что означало: «Прикрой меня». Антон согласно кивнул, и братья скрылись в квартире.
Оказавшись в прихожей, братья первым делом осмотрелись, но, не обнаружив ничего подозрительного, кроме двух двадцатилитровых стеклянных фляг в углу под вешалкой, двинулись дальше. Андрей шел впереди. Антон, постоянно оглядываясь и прислушиваясь, двигался следом.
Если бы братья не знали, кому на самом деле принадлежит квартира, то наверняка бы подумали, что хозяйка ее – очень правильная и чистоплотная женщина. Ни ободранных углов, ни грязи, ни пустых бутылок здесь не было. Наоборот, в прихожей стояла огромная напольная ваза, вероятно, очень дорогая. На стенах висели кашпо и несколько картин, правда, кисти далеко не талантливого художника, но близнецы в живописи разбирались мало.
Андрей дошел до искомой комнаты, обернулся, щелкнул указательным и большим пальцами и широко открыл рот. «Вторгаемся внезапно и сразу начинаем орать», – понял его действия Антон и кивнул.
