Нина Васина - Приданое для Царевны-лягушки
Конечно, Платон Матвеевич не предполагал, что Федор и Аврора в силу разных обстоятельств останутся в этот день одни. Он уехал улаживать свои дела, а Квака уговорила Вениамина поехать с нею в свой офис и привезти оттуда аквариум взамен разбитого накануне – шесть лягушек все это время топтались друг на дружке в трехлитровой банке.
Когда Платон Матвеевич подъехал к знакомой подворотне, он заплатил таксисту и, обнаружив на часах семь с минутами, гулял в старом дворике больше часа, сильно озадачив своим представительным видом и дорогой одеждой собачников, таскавших своих питомцев по двору с нервозностью опаздывающих на работу людей.
В первый раз Платон Матвеевич насторожился, когда увидел Колю Птаха, входящего в неприметную дверь. Ссутулившийся, неряшливо одетый, он казался еще меньше ростом, а раздраженные движения и чертыхания наводили на мысль о плохом настроении не успевшего опохмелиться труженика. Платону сразу же показался неуместным и свой костюм, и золотая заколка на галстуке, не говоря уже о французском одеколоне. С другой стороны... На Птаха не обратила внимания ни одна личность, а у Платона, похоже, скоро жители дома решат на всякий случай взять автограф.
Он шагнул в подъезд за Птахом, ослепнув там в темноте в первую минуту. Дернул дверь с табличкой «Отдел кадров». Заперто. Гремя ведром, откуда-то из-за металлической сетки лифта появилась женщина, за полторы минуты столько наговорившая Платону, что он совершенно потерял чувство реальности. Запомнились только некоторые особенно яркие метафоры – «квашеный петух», «туполобый обезьян», «взяточник с кипяченой мочой вместо мозгов» и «поганый террорист, косящий под блондина». К концу ее тирады Платон поднял ногу, рассмотрел подошву своей правой туфли и с некоторым облегчением обнаружил на каблуке свежее собачье дерьмо. По поводу которого, собственно, уборщица и блеснула красноречием. Ее нападки, как оказалось, не были приступом сбежавшей из психушки агрессивной шизофренички, а вполне естественной реакцией уборщицы, только что добросовестно убравшей лестничную клетку и вдруг обнаружившей до неприличия порядочно одетого представительного господина, пачкающего пол собачьим дерьмом. Этот эпизод навел его на мысль, что мир вокруг не всегда такой бессмысленный, каким кажется в первые секунды. Более того, Платон Матвеевич вдруг понял, что поступает неправильно, придя к Птаху согласным на сделку. Он тотчас же решил уйти. Подчинись тогда Платон этому порыву, уйди он из подъезда, его бы не мучило потом чувство вины – потратил столько времени на никчемные разговоры!.. Ведь уже решил, что не пойдет на сделку!
Но дверь с табличкой резко распахнулась, из нее выбежал взъерошенный Птах, на ходу сдергивая нарукавники – черные, с резинками с двух сторон. Не узнанный им Платон отступил к лифту, пропуская его, Птах бросился на улицу. Стараясь наступать правой туфлей на носок, чтобы не доводить уборщицу до полного транса – она, следя за его передвижениями, в этот момент закатывала глаза, сверкая белками, и потрясала шваброй, Платон тоже двинулся на улицу, причем основным порывом к этому была необходимость срочно очистить каблук. В дверях он столкнулся с возвращающимся Птахом. Тот сразу же узнал Платона, вцепился в него мертвой хваткой и потащил за собой в подъезд. Платон слабо сопротивлялся, уговаривал проявить понимание к тяжелой доле уборщиц. Птах ничего не понял из его слов, стал кричать, требуя немедленно пройти с ним в кабинет. Платон пожал плечами и прошел.
– Мне, понимаете, позвонили, что вы, значит, проехали к нашему ведомству, – объяснял в кабинете сразу же повеселевший Птах. – А я, как чувствовал, пришел раньше, а вы... Чем это пахнет? Чувствуете? Неважно, усаживайтесь вот тут. Вот, мониторчик, помните? А вы приехали, а потом передумали заходить, так? – хитро прищурился Птах и погрозил Платону пальцем. – Вы у нас такой нерешительный, Платон Матвеевич! Определенно чем-то воняет, – задергал он носом.
Платон взял из принтера лист бумаги, закинул правую ногу на левую и постарался вытереть свой каблук с максимально серьезным выражением усердия на лице.
Одного листа не хватило. Птах, слегка растерявшись, следил глазами, как Платон осторожно помещает использованные листы в плетеную проволочную урну, взял ее и на вытянутой руке вынес за дверь. Вернувшись, он уселся на стол боком и помахал ножкой в растоптанной туфле.
– Нуте-с?
Платон молчал.
Птах ждал, болтая ногой. Он первый не выдержал.
– Платон Матвеевич, а какая у вас пенсия, я что-то запамятовал?
Несколько опешив от такой прямолинейности, Платон совсем успокоился и даже посочувствовал Птаху, явно еще не успевшему опохмелиться и оттого делающему подобные промахи – сразу направляет беседу в денежное русло. Что там дальше будет? На какие деньги пенсионер Омолов вызывает к себе на дачу дорогих гейш из эротического салона?
– Смешной вы, Коля... Не дожил я еще до пенсии. Бодр, так сказать, телом и душой. Недавно с парашютом прыгал. Заметьте – в бессознательном состоянии. Про твист на крыше вы уже знаете. К чему такие вопросы?
– На что вы живете, Платон Матвеевич? – уточнил свой интерес Птах.
– На трубки, – не задумываясь, ответил Платон. – Трубки у меня в кабинете видели? На них и живу.
– То есть из которых курят? – искренне удивился Птах.
– Курят или просто сосут для солидности. Трубка в наше время – аксессуар уверенных в себе дельцов из богемы, опустившихся поэтов и страдающих комплексом неполноценности частных сыщиков и адвокатов. Иметь дорогую трубку престижно. Вот, взгляните, – Платон осторожно достал из кармана пиджака завернутую в льняную салфетку большую трубку. – Я так и думал, что вы в этом деле – профан.
– Профан, Платон Матвеевич, полный профан! – весело согласился Птах, развернув салфетку. – И сколько такая может стоить?
– Договаривались за две тысячи, но я думаю теперь запросить больше. Из-за вот этих трех глазков на дереве, видите? – Платон издалека указал движением мизинца с массивным платиновым перстнем на светлые спирали-разводы в темном дереве. – Вересковая трубка одна из самых дорогих. Эта делалась на заказ, она может показаться вам крупнее тех, которые вы видели...
– Ну что вы, я на такие вещи внимания не обращаю, – отмахнулся Птах, жадно следя за лицом Платона.
– Но это потому, что трубку заказывал большой и тяжелый человек, – продолжал Платон, нарочито не замечая, что его собеседник не обращает никакого внимания на трубку. – Соразмерность пальцев и трубки для некоторых ценителей очень важна. Заказчик сам привез мне дерево, на котором было два глазка. А я потом случайно обнаружил заготовку с тремя. Эта удача позволит мне безбедно прожить пару месяцев, учитывая запросы многочисленного на данный момент семейства.
– Пару месяцев? – удивился Птах. – Вы назвали цену не в рублях? – Он забыл о лице Платона и уставился на трубку.
– Конечно, в долларах.
– Тяжелая... – заметил Птах, взяв трубку в салфетке в руку. – Это что же получается? – озабоченно спросил он. – Вы нигде официально не работаете на данный момент?
– Я работаю дома.
– Дома – это хорошо... Налоги опять же... – задумчиво пробормотал Птах.
– Коля, я по специальности бухгалтер. Неужели вы думаете, что подловите меня на неправильно заполненной декларации? Учитывая мой богатый опыт по консультированию предпринимателей среднего бизнеса на тему законного уклонения от большинства налогов?
– Платон Матвеевич, а вы зачем ко мне пришли? – проникновенно спросил Птах.
Платон задумался. Он мог сказать Птаху о тяжелых последствиях микроинсульта, явно что-то повредивших в его мозгах, раз уж он решился пойти на сделку – и с кем, спрашивается?.. Или о кромешной усталости, заполнившей его тело и исподволь подтачивающей волю и способность к выживанию. Или об одиночестве, которое как бледная моль летних бессонных ночей запорошила его сердце пеплом потерь – пыльцой со своих крылышек. Вместо этого он строгим голосом объявил:
– Я не справляюсь с заданием.
– Даже так?
– Да. Именно так. Я, конечно, испытываю теплые родственные чувства к моим племянникам, но ситуация вышла из-под контроля. Я могу сорваться.
– Это вы о голой красавице в вашей квартире? – небрежно заметил Птах. – Бросьте. Я знаю, что вы удрали на дачу, развратничали там, ну и на здоровье. Если боитесь нервного срыва – зачем вернулись?
– Мой старший племянник ударил брата по голове. У Федора тяжелая рука. – Платон показал, какая приблизительно рука у Федора, сжав кулак и поднеся его к розовому личику Птаха.
– Делов-то! – отмахнулся тот.
– Потом Аврора разбила о голову Федора аквариум с лягушками.
– Ну?! – оживился Птах. – И что с нею теперь?
– Жива пока что, – лаконично ответил Платон.
– Это все? – слегка разочарованно спросил Птах.
– Вениамин нервничает из-за жены Федора. У меня начались галлюцинации. Вроде все.
