Наталья Александрова - Сентиментальный душегуб
– Думаешь, стоит попробовать? – с сомнением спросил Володя.
– А что мы теряем? Если ни один из этих троих не виноват, мы им ничего плохого не сделаем. А чтобы подстегнуть их, надо сказать, что после бабули осталась квартира в центре, бесхозная, ЖЭК сразу лапу наложил и велел барахло быстро забирать, а квартира уже обещана кое-кому. Про это все поверят, сам знаешь, какая мафия сейчас в ЖЭКах творится!
Он глядел на меня с улыбкой:
– Отчаянная ты!
Я не поняла, нравится это ему или нет.
Через три дня, похоронив Веру Сергеевну, Володя сказал, что художественная жизнь идет своим чередом, он поинтриговал немного и получил приглашение на очередную выставку в галерею «Зефир».
– Что за странное название – «Зефир»? Это что – выставочный зал кондитерской фабрики?
Володя фыркнул:
– Зефир – это вообще-то теплый южный ветер по-древнегречески. Ну, знаешь, Борей – северный, а остальные как называются, я позабыл.
– Потому и кондитерский зефир так называется, что он такой мягкий, нежный, как южный ветер?
– Конечно, и эту галерею так назвали, потому что здесь выставляется все такое… Ласкающее взгляд чувствительных дам.
– А что же все сюда ходят?
– Здесь много жен богачей, которым все пытаются что-нибудь продать, а для этого хорошо бы сначала с ними познакомиться. Кроме того, здесь всегда хорошо кормят и поят.
– Но мы идем сюда с совершенно конкретной целью, – строго сказала я, – не увлекайся шампанским.
Кажется, он обиделся, потому что отошел от меня и сделал независимый вид.
Народу в галерее было полно. Шанхайский уже успел где-то запастись тарелкой с бутербродами и допивал третий стаканчик шампанского, поэтому чувствовал себя необыкновенно хорошо, можно сказать, на творческом подъеме. Куда-то задвинув свою жену, он подхватил под локоток светскую львицу, жену банкира, с бриллиантами наголо от макушки до пят, и бархатным голосом вещал:
– Вы видите, дорогая, как тонко художник передает глубину своего миропонимания нежной серо-жемчужной шерстью этой кошки? Вы видите, какой глубокий подтекст скрыт в завязанном у нее на шее голубом банте? Этот бант символизирует, с одной стороны, трагедию сексуальных меньшинств и, с другой стороны, то, как душит нас окружающая бездуховность…
Наталья в восхищении переводила глаза с бриллиантов дамы на кошку, потом опять на бриллианты, потом на Шанхайского.
Чуть дальше Бультерьерский мертвой хваткой вцепился в коренастого коротко стриженного уголовника, увешанного золотыми цепями похлеще, чем дуб у лукоморья.
– Учти, Толян, год назад картины Росомахина шли по пять штук зелени, в этот – уже по пятнадцать, в будущем – они, в натуре, пойдут не меньше тридцати. Где ты еще так клево вложишься?
Уголовник явно не проявлял должного энтузиазма. Владимир Иванович подхватил свою спутницу под руку, потому что она слегка растерялась в этом бедламе. Наконец, сквозь бурлящую толпу удалось пробиться к скалистому утесу, надежному причалу, которым представлялся издали большой и устойчивый Петя Мертваго.
– Смотри, как удачно! – прошептал Пятаков. – Опять они оба вместе. Этот, из мэрии, снова при нем! Так что мы убьем одним выстрелом сразу двух зайцев!
– Для зайца твой Петя крупноват будет, – с уважением сказала Наталья, Петя произвел на нее сильное впечатление своими габаритами.
– Да, хороший заяц, крупный, упитанный.
Петя издали замахал им рукой с бутербродом:
– Володя, привет! Что это за интересная дама с вами? Познакомьте!
Владимир Иванович оглянулся на свою даму и увидел, что она и правда интересная. Не красавица, но в своем подчеркнуто скромном черном брючном костюме она выгодно отличалась от присутствующих светских львиц. Она была здесь чужая. Поэтому держалась напряженно, в глазах была тревога, ведь они собирались общаться с предполагаемым убийцей. Он почти физически чувствовал идущую от нее волну беспокойства. Он подумал, что Петя Мертваго, вероятно, все же обладает некоторым художественным вкусом, если сумел разглядеть что-то в Наталье.
«Как я ее напишу!» – подумал он, но отогнал от себя виденье портрета – сейчас не время об этом думать.
Он сделал над собой усилие и представил Наталью Пете и типу из мэрии.
– Володечка, вы-то что здесь делаете? – Петя говорил с набитым ртом, поэтому к его словам приходилось прислушиваться. – Богатые дамы плохо покупают ваши пейзажики и натюрмортики…
Наталья немедленно обиделась на «пейзажики» и «натюрмортики» и недовольно буркнула:
– Дамы бывают разные.
– Не обижайтесь, Натали! – воскликнул Петя, дожевав бутерброд. – Я ведь говорил только о богатых дамах!
Наталья нахмурилась и решила приступить к делу, пока Петя окончательно не вывел ее из себя. Громко и театрально, как актриса на сцене, она обратилась к Володе:
– А что, милый, нет никаких новостей о поисках убийцы?
Владимир внутренне передернулся от ее фальшивого тона, но Петя ничего не заметил и заинтересованно на них посмотрел:
– Какого убийцы, Натали? Который прирезал Аделаиду?
– Не только Аделаиду, он уже троих укокошил.
– Про Глеба я знаю, а кто же третий?
– Женщина пожилая, Вера Сергеевна, она в галерее уборщицей работала.
– Господи! – Петя даже присвистнул. – А ее-то за что? Бедных ведь не убивают!
– Маньяк, наверное, – включился в разговор мрачный тип из мэрии.
– И ничего не маньяк, там все гораздо серьезнее, – начал свою партию Пятаков, – она что-то видела, мне даже рассказать хотела, но потом передумала, потом, говорит, дело серьезное. Она мне доверяла, но, говорит, Володя, меньше знаешь – крепче спишь. Но я, говорит, все записала для памяти и спрятала.
– Что же она такое видела? Что за дела в галерее творились, из-за которых людей убивают? – Петя выглядел заинтересованным.
– Не знаю, – Владимир Иванович пожал плечами, – тогда мне ни к чему было, а сейчас уж поздно – бабуля на том свете, а вещи ее завтра из квартиры вывозят.
– С чего так быстро?
– Новый жилец въезжает, видимо, кому-то взятку сунул, – Пятаков инстинктивно покосился на субъекта из мэрии, – и теперь очень торопится с переездом.
– Прямо детектив! – резюмировал Петя.
Он выглядел достаточно спокойно, по крайней мере внешне своей заинтересованности никак не проявлял. Его знакомый из мэрии слушал тоже очень внимательно, не пропустил ни слова, но помалкивал, хотя интерес у него на лице был написан живейший. Пятаков посчитал, что наживка заглочена, и потащил Наталью дальше сквозь толпу в поисках следующего подозреваемого. На прощанье Пятаков ответил на вопрос Пети, что в галерее теперь новый хозяин – какой-то богатый китаец.
– Знаю, знаю, – оживился Олег из мэрии, – господин Фан, очень богатый человек! Однако, он теперь стал вкладывать деньги в искусство, это интересно!
– Какой китаец? Не тот ли, чья жена… – Петя наклонился ближе к собеседнику и зашептал что-то, хихикая, но Пятаков с Натальей уже ушли.
Джорджа Верри они тоже нашли на выставке. Он стоял в дальнем конце зала и увлеченно беседовал по-английски с каким-то мелким дипломатом.
– Наверное, зря мы это делаем, – прошептала Наталья. – Неужели человек, который убил троих, может спокойно ходить на выставки и презентации?
– Напротив, ведь это его привычный образ жизни, – возразил Пятаков, – если он перестанет это делать, все сразу удивятся и спросят: а почему вы, Петя, не были на выставке такого-то? Все были, а вас не было? Не случилось ли чего? Может, вы заболели? Нет, он не заболел, просто вдруг стал каким-то странным, никуда не ходит. Пойдут сплетни да разговоры. Нормальному человеку бояться нечего – подумаешь, стал по-другому себя вести! А убийца не может себе позволить сейчас изменить образ жизни, вот и шляется всюду, хоть ему и не хочется. Впрочем, возможно, я и не прав. И вообще, я боюсь, поэтому и болтаю много лишнего.
– Ладно, делаем последнее усилие и сматываемся, а дальше будь что будет!
Задача осложнялась тем, что Пятаков был едва знаком с Джорджем Верри и вовсе не знал его собеседника, поэтому ни с того ни с сего пристать к ним с разговорами об убитой старухе было по меньшей мере странно. Наталью осенило, она наклонилась к уху Пятакова и шепотом произнесла несколько слов. Тот удивился женской изворотливости, но принял ее план. Они увидели неподалеку неизбежного Шанхайского и приступили к выполнению задачи. Подойдя к Шанхайскому, Володя схватил его за руку и потащил ближе к Джорджу Верри, якобы смотреть картину, висевшую рядом. Крепко держа удивленного и недовольного Шанхайского, чтобы не удрал, Володя понес какую-то ахинею о слабенькой картине с вялым намеком на ранний импрессионизм. Шанхайский дернулся было, но Наталья вцепилась в другую его руку и спросила громким шепотом:
