Елена Логунова - Ванна с шампанским
– Иди сюда, – злодей поманил меня пальцем.
– Я?!
– Напросилась, Дюха! – всплеснул руками Зяма, успевший послушно лечь на живот.
Это лишило его жест драматизма, но братец все же попытался и лежа встать на мою защиту, заявив:
– Я не позволю какому-то бандиту и гангстеру обидеть мою любимую сестричку!
– Где-то я уже это слышала, – проворчала я и храбро сделала шаг вперед.
– Майку подними, – скомандовал дед Жан Пихто.
– Да он не бандит, он маньяк! – ахнула Настя.
– Живо!
Я сцепила зубы и задрала футболку, показав свой гладкий загорелый живот.
«Как хорошо, что ты не ползла на брюхе по брусчатке!» – порадовался за меня внутренний голос. – Хотя жаль, что не сделала пирсинг в пупке, сейчас блеснула бы!
– Это же не те джинсы! – возмутился мсье Пихто.
– Ох, уж мне эти итальянцы! – закатил глаза Зяма. – Тут даже бандиты считают себя модельерами!
– Какой же он итальянец? Типичный русский медведь! – возразила я.
– Цыц! Где другие джинсы?! – взревел медведь.
– А эти чем плохи? – обиделась я.
– Может, он хочет увидеть модный показ? – предположила Вика. – Я готова поучаствовать, я купила три пары джинсов и еще не успела их примерить!
– Лежать! – гаркнул модный медведь таким жутким голосом, что я тоже рухнула на пол. – Тихо! Всем молчать, дайте подумать!
Он приложил к синему трикотажному лбу кулак с пистолетом и замер, сделавшись похожим не на медведя, а на носорога. Это было величественное зрелище («Носорог в задумчивости»), и мы почтительно замолчали – все, кроме Зямы.
– Дюха! Дюююююхааааа! – шепотом «дунул» он в мою сторону.
Я посмотрела и увидела, что братец делает мне какие-то знаки.
Способностей к «пантомимическому» у него явно не было. Чего он хочет – понять было невозможно.
– Брось кошку! – прошелестел Зяма, подмигивая двумя глазами сразу. – Кошку брось!
«Что значит «брось кошку», это шифровка? – забубнил мой внутренний голос. – Положим, «брось», наоборот, это «схвати», а «кошка»? Может, «собака»?»
Я зажмурилась, мучительно соображая, чего от меня хочет Зяма. Чтобы я схватила собаку? Какую собаку? Вот этого мсье, про которого вполне можно было бы сказать: «Ах он, каналья!», что по-русски как раз и означает: «Ах, собака!»? Так у него, канальи, мушкет в лапе, как это я его схвачу?!
Я открыла глаза и показала Зяме, что я думаю об этой его идее, покрутив у виска разнообразно полезным «красноармейским» пальцем.
Братец помотал головой, шепнул:
– Коооошка… – и глазами показал на сумочку, лежавшую у меня под боком.
На миленькую девчачью сумочку, которая легким движением руки превращается в клатч – достаточно снять длинный ремешок, а резким движением – в эффективное оружие рукопашного боя.
На сумочку из нежно-розовой кожи с оттиснутым на клапане логотипом популярной фирмы – подмигивающей киской с бантом на ухе…
– А! Эту кошку! – я кивнула, показывая, что поняла, но у меня еще остались вопросы: – Ее бросить? Куда, как?
– Как Денис рассказывал!
– Слушайте все сюда! – закончив свою думку, потребовал русский носорог.
– Быстрее, – шевельнул губами Зяма.
А я уже поняла! Вспомнила!
Совсем недавно на нашем семейном празднике Денис Кулебякин, заполняя затянувшуюся паузу между переменой блюд, развлекал присутствующих забавными байками из милицейской жизни. Он рассказывал, как мелкие жулики в «совковые» времена воровали сохшие на балконах джинсы, забрасывая на них живую кошку, обвязанную прочным шнуром. Бедная киса намертво вцеплялась в дефицитные джинсы, жулики тянули за веревку, прищепки не выдерживали, и штаны вместе с меховой «аппликацией» падали вниз.
Я протянула руку к сумке и незаметно расстегнула один из карабинов съемного ремешка.
Оценила его длину – примерно метр, и увеличила ее вдвое, защелкнув карабин на пряжке нового вьюиттоновского ремня номер три. Теперь уже два метра!
Взвесила на руке сумку – около двух кило, должно хватить.
Прикинула траекторию.
Переглянулась с Зямой – и с самого низкого старта, на животе (пришлось-таки действовать из позиции «по-пластунски»!) рванула в направлении «на четырнадцать часов».
Думаю, если бы рывок получился по прямой – к ногам вторженца, – он бы в меня пальнул. Но я кинулась не к нему, а правее, а Зяма – левее, и враг растерялся, а вот я – нисколько. Со своей новой позиции я запустила в стену – снизу – позади деда Пихто увесистую сумку.
Спасибо производителям и укладчикам ламината! Он оказался безупречно гладким: туго набитая сумочка в один момент долетела до плинтуса, отскочила от него и свистнула «на десять часов» – а там уже ждал Зяма!
Я увидела, что он дотянулся до сумки, услышала торжествующее: «Взял!» – и резко потянула оставшийся у меня в руках конец ремня.
Зяма тоже дернул, прочный кожаный ремешок подсек вражьи щиколотки, и Жан Морис Эжен Кокто де Пихто, бандит от сюрреализма и воплощение носорожьей задумчивости, вполне художественно обрушился навзничь.
А в полуметре за ним была каменная стена.
Спасибо производителям и укладчикам кирпичей! Они оказались крепче, чем голова в негритянско-омоновской шапочке.
Бум! Ш-ш-ш-ш-мяк… Враг ударился в стену затылком и с отчетливым шорохом «осыпался» на пол.
К бархатным носкам моих балеток по традиции подкатился пистолет. Я уже привычным движением пнула его ногой и забила красивый гол под кровать.
– НИФИГАСЕ… – одним словом высказалась Настя, переводя взгляд с меня на Зяму и обратно по маршруту, проложенному боевой сумочкой.
– Ну, вот! – поднимаясь с пола, сказал мой братец таким досадливым тоном, как будто его совсем не радовала наша победа. – Теперь нам опять нужна веревка!
– Вика, ты же тоже купила ремни? – я обернулась к Виктории, но она меня как будто не услышала.
Пристально глядя на павшего врага, она медленно-медленно приближалась к нему с протянутой рукой.
– Вик, ты чего? – забеспокоилась Настя. – Вик, не трогай его, он еще живой!
– Не кадавр, – подтвердила я, потому что видела: враг наш дышит.
– Кажется, я знаю, кто это…
– Кто? – рассудительную Настю явно не удовлетворили варианты «Жан Кокто» и «дед Пихто».
Вика дотянулась до синей шапочки и сдернула ее:
– Ну-ка! Ч-ч-черт… Какой же мерзавец…
– Ты с ним знакома? – сухо поинтересовался Зяма, всем своим видом выражая неодобрение такой неразборчивости в связях.
– Хуже, – сказала Вика и с размаху хлестнула по вражьей морде шапочкой. – Я с ним живу! Это мой муж!
– Му! Му! – эхом донеслось из-под кровати.
Ох, мы совсем забыли про пленника!
– Тянем-потянем! – скомандовала я и с помощью Насти выволокла бледнолицего из-под кровати.
Он был весь в пыли, в паутине и в шоке. Еще бы! В бок ему уткнулся закатившийся под ложе пистолет.
– Да это же игрушка! – рассмотрев оружие, пока мы с Настей изучали пленника, возмутился Зяма. – Какая наглость – врываться к нам с игрушечным пистолетом!
– Сваво бову! – пробубнил сквозь пластырь пленник.
– Что он сказал? «Слава богу»?! – Настя не поверила своим ушам.
А я поверила и разозлилась, хлопнула себя по бедрам и сцапала пленника за грудки:
– Так это что значит, мы все здесь русские?!
– О мамма миа! – в виде конкретного возражения донеслось из прихожей.
Я обернулась.
У двери, которую мы не удосужились запереть, стоял, изумленно тараща оленьи глаза, смуглолицый юноша.
В один короткий миг мое воображение нарисовало картинку «Вид с порога», и получилось весьма эффектное полотно.
Судите сами.
На переднем плане справа: прекрасная разгневанная дева трясет, как грушу, связанного ремнями мужчину. На деве – задранная до подмышек футболка, на мужике по всему телу – обрывки паутины и мальтийский крест из пластыря на бледной морде лица.
На переднем плане слева: вторая разгневанная дева трясет второго мужчину, тоже связанного ремнем. У девы в свободной руке разбойничья шапочка с прорезями, у мужика – сотрясение мозга, что, впрочем, неочевидно, зато он слабо стонет, обеспечивая садистской картинке маслом подобающую озвучку.
На заднем плане третья дева, простоволосая и в неглиже. Она никого не трясет и поэтому почти сливается с пестрым фоном, образованным великим множеством барахла, разбросанного по комнате в свободном экспрессивном стиле. Фоновый хаос виртуозно сочетает в себе работу добросовестных погромщиков и «соло» пьяного бульдозериста, эффектно нарастая в углах по высоте.
И, наконец, в самом центре картины – лохматый небритый верзила с пистолетом в руке!
Бах! Смуглолицый исчез, дверь захлопнулась, дважды истерично провизжал замок.
– АЭТОКТОБЫЛ?! – в своей новой однословной манере вопросила Настя.
– АФИГЪЕГОЗНАЕТ! – в том же стиле ответил Зяма, показав, что и ему не чужда филологическая чуткость.
– А вот это, по-моему, и был квартирный хозяин или его полномочный представитель, – я отпустила растянутую майку пленника и схватилась за голову. – Вы слышали звук?! Он запер нас на два замка!
